Гросс - Иван Валерьевич Оченков

– Спасибо, уже доложили, – набулькал себе полный стакан минералки капитан, после чего жадно выпил.

– Что с тобой? – удивленно уставился на него Ким. – Праздник же!

Откровенно говоря, ни в той, ни в этой жизни Март не был особо религиозен. В церковь не ходил, посты по большей части соблюдал, сам того не замечая, благодаря искусству повара и общепринятым правилам, когда все вокруг делают, и ты волей-неволей соответствуешь общему настрою, да и молиться, в общем-то, не умел. В покинутой им реальности бывшие пионеры и комсомольцы частенько ударялись в веру, в том смысле, что начинали носить крестики, раз в год посещали храмы и непременно выпивали на каждый церковный праздник, подчеркивая, мол, сегодня сам Бог велел. Протрезвев, неофиты полагали свой религиозный долг исполненным и как ни в чем не бывало продолжали нарушать заповеди.

В сущности, в этом мире такого тоже хватало, но большинство все-таки в своих религиозных чувствах были более искренни. По крайней мере, Витька точно. А про дядьку Игната и говорить нечего. Тот за веру мог любому, невзирая на чины и звания, и башку оторвать.

– Простите, – извинился он. – Совсем заработался и потерял счет времени.

– Ничего страшного, – немного вымученно улыбнулась Калашникова. – А я к всенощной ходила. Освятила куличи и яйца. Так что садитесь за стол, будем разговляться!

Все время, пока шел завтрак, Виктор упорно и даже несколько назойливо ухаживал за Татьяной. Сначала подвинул стул, потом помог очистить яйцо, затем старался подложить что-нибудь вкусненькое на тарелку.

Со стороны это смотрелось немного странно, тем более что раньше подобных нежностей на людях они себе не позволяли.

Новые члены экипажа уже успели привыкнуть, что принимают пищу за одним столом с офицерами, командиром и самим наследником престола, но все еще немного конфузились. Отчего иногда между ними происходили забавные диалоги.

– Михаил Ефимович, будьте так разлюбезны, передайте немножечко соли, – попросил сидевший на самом краю стола Пригожин.

Шишкин, которого по имени-отчеству в последний раз называли в полиции, естественно, не прореагировал. Тогда Белов, недолго думая, пихнул приятеля в бок.

– Чего застыл, пентюх?!

– Ты чего, больно же! – охнул тот, ощутив довольно крепкий удар по ребрам.

– Сказано тебе, передай солонку!

– Так бы сразу и сказали, – пробасил отставной абордажник в ответ и протянул требуемое, но так неловко, что отсыпал половину содержимого в чай товарища.

– Вот спасибо, – выразительно посмотрел на него сослуживец, но сквернословить в святой день не посмел.

В общем, когда прием пищи наконец был окончен, вольнонаемные матросы с удовольствием покинули общий стол и удалились, после чего за ними последовал и комсостав.

– Танечка, задержись, пожалуйста, – остановил своего второго пилота Март.

– Что-то случилось? – встревоженно посмотрел на него Ким.

– Нет, просто нам нужно поговорить.

– О чем?!

– Вить, тебе заняться нечем? Не бойся, не съем я твою нареченную. Нам действительно нужно кое-что обсудить.

– Ладно, – нехотя пробурчал он и вышел.

– Как успехи у нашего стажера?

Калашникова разом подобралась и без намека на улыбку отчиталась перед командиром:

– Всю теорию курсант сдал. Не с первого захода, правда и не на «отлично», но доверить машину ему можно. Полеты по коробочке, взлет-посадка, полет по приборам. Ночные пока не проводили.

– Понятно. А у вас с Виктором что творится?

– Не понимаю, о чем вы! – нахмурилась девушка.

– Таня, я не слепой и не идиот. Скажи мне, что происходит?

– Мартемьян Андреевич, у нас все в порядке! – отчеканила Калашникова, и по ее отчаянному взгляду Март понял, что ничего от нее больше не добьется.

– Хорошо, ступай, – не стал спорить Март и, выйдя вслед за ней, тут же наткнулся на встревоженного Кима.

– Пошли в оружейку, – велел он ему.

– Одну секунду, – попытался задержаться приятель, но не тут-то было.

– Успеешь полюбезничать, – не допускающим возражений тоном приказал командир, и скоро они оказались наедине.

– Не хочешь мне ни о чем рассказать? – пытливо посмотрел на друга Колычев.

– О чем?

– Ну, хотя бы о беременности Тани!

– Как ты узнал?

– Витя, блин! Я ведь одаренный!

– Ну да, конечно, – обреченно махнул рукой Ким. – От тебя ничего не скроешь…

– И давно?

– Не знаю, – пожал тот плечами, – мне она вчера сказала.

– И что думаешь делать?

– Ума не приложу, Марик, – честно признался тот.

– Ты хоть любишь ее?

– Конечно, люблю! Но все так непросто… У нас с ней ни кола, ни двора. Это, кстати, ее слова. Учиться, опять же, надо…

– Это единственная причина?

– Не только. Она сказала, что без родительского благословения замуж не выйдет!

– Серьезно?

– Ага.

– А родить вне брака она, значит, не боится?

– Я ей то же самое сказал.

– И что?

– Обиделась.

– Ну, это нормально. Слушай, а где ее родные живут?

– В какой-то деревеньке под Хабаровском. А что?

– Да так. Стажеру нашему для полноценной практики только часов налета не хватает. В принципе, можно и на Дальний Восток сгонять.

– Ты серьезно?

– А что? Бешеной собаке семь верст не крюк!

– Ну, наверное…

– Тебя что-то смущает?

– Понимаешь, судя по Танькиным рассказам, родители у нее уж больно суровы. А брат вообще людоед…

– Это тот, что на «Нерюнгри» механиком служит? Как его там по имени-отчеству? Михаил Дмитриевич?

– Ну да.

– Не бойся. Если сватами выступят наследник престола и сенатор, думаю, даже они не откажут. Заодно и в Сеул заскочим, а то мне эта вся лифляндская холодрыга, слякоть и прочие атмосферные явления уже немного поднадоели. Хочется тепла и солнышка. Развеяться немного… Ну, и приют навестим, помнишь, сам предлагал? Можем и твоего папеньку сыскать, раньше он тебя и знать не желал, а теперь ты вон каков! Глядишь, и признает, благословит. Чай, не чужой человек. Учебу твою ведь он оплачивал…

– Да…

– Одним словом, решено. Устроим нечто вроде прогулки. И команду в рейсе сколотим поплотнее. А то пока ровно чужие… Непорядок…

– Это верно! Мужики они все мировые, но пока сложно им. А в тесноте корабельной всем не до чинов будет…

– Вот и я о чем…

Всем известно, что рабочий кабинет самодержца всероссийского – это святая святых, и вход туда посторонним заказан, в особенности если его величество занят важными государственными делами. Но, как из всякого иного правила, имелись и исключения. Например, императрица Евгения, свято уверенная, что уж во дворце-то имеет право на всё!

Не обратив ни малейшего внимания на жалкие попытки сопротивления камер-лакеев, государыня грудью проложила себе дорогу и неотвратимо как судьба возникла на пороге кабинета.

– Сашка, нам нужно серьезно поговорить! – громко заявила она, как только слуги прикрыли за ней двери.

– Прямо сейчас? – оторвался от изрядно наскучивших ему бумаг Александр III.

– А когда?! Скажи мне. Нет, я жду! – подпустила патетики императрица. – Ночью ты хочешь спать, за завтраком неудобно, на малом выходе неприлично, обедать ты будешь в Адмиралтействе, а я снова останусь наедине со всеми проблемами!

– Хорошо, – вынужден был согласиться царь. – Я тебя слушаю. О каких проблемах идет речь?

– То есть ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?!

– Абсолютно.

– Нет, это даже как-то…

– Дорогая, может быть, ты все-таки скажешь, в чем дело?

– Ах вот значит как? Впрочем, ничего иного я от тебя и не ждала.