Том 3. Собачье сердце - Михаил Булгаков

— До чего наука доходит!

— Только неудобно чрезвычайно при работе. Да я уж приловчился. Бинтом его привязал под мышку, он и сидит там, сукин сын.

— Дай мне поносить.

— Ишь ты хитрый!

МИХАИЛ

«Гудок», 16 июля 1925 г.

По поводу битья жен

Лежит передо мной замечательное письмо. Вот выдержки из него: «Я — семьянин, а потому знаю, что большая часть семейных сцен разыгрывается на почве материальной необеспеченности. Жена пищит: «Вот-де, посмотри на таких-то знакомых, как они живут!..» Подобного рода аргументация доводит до белого каления. Беда, если глава семьи слаб на руку и заедет в затылок!..

Вот в этом случае, по моему мнению, до некоторой степени полезно обратиться в местком, но не с жалобой, а за советом, и не с тем, чтобы проучить драчуна, а с тем, чтобы устранить причину, вызывающую семейную ссору… Местком — не судья, но, как союзный орган, на обязанности которого лежит, между прочим, забота о благосостоянии членов, может изыскать средства, помочь угнетаемой возбуждением, например, ходатайства о предоставлении угнетателю службы, более обеспечивающей его существование…»

*

Дорогой товарищ семьянин! Позвольте вам нарисовать картину в месткоме после проведения в жизнь вашего проекта:

Является некий семьянин в местком:

— Вам что?

— Жену сегодня изувечил.

— Тэк-с, чем же вы ее?

— Тарелкой фабрики бывшего Попова.

— Э, чудак! Кто ж тарелками дерется? Посуда денег стоит. Взяли бы кочергу. Ведь, чай, расхлопали тарелку?

— Понятное дело. Голову тоже.

— Ну, голова дело десятое. Голова и заживет, в крайнем случае. Ведь вы, надеюсь, не насмерть уходили вашу супругу?

— Ништо ей!

— Ну, вот, а тарелочка не заживет. Бесхозяйственная вы личность. По какому же поводу у вас с супругой дискуссия вышла? На какую тему вы ее били?

— Да… кха… Жалованье нам вчера выдали. Ну, понятное дело, зашли мы с кумом…

— В пивную?

— Конечно. Ну, попросили парочку… Затем еще парочку. Потом еще парочку…

— Вы дюжинами считайте, скорее будет.

— М-да… выпили мы, стало быть… Пошли опять…

— Домой?

— То-то, что к Сидорову… Мадеру у него пили…

— Тэк-с… Дальше…

— Дальше я где-то был, только, хоть убейте, не помню где. Утром сегодня являюсь, а эта змея пристает…

— Виноват, это кто же змея?

— Жена моя, понятно. Где, говорит, жалованье, пьяница? Слово за слово… Ну не стерпел я…

— Да… Что ж с вами делать? По какому вы разряду?

— По 9-му.

— Ну, ладно, получайте 10-й!

— Покорнейше благодарю!..

*

Из десятого, после того как он своей змее руку сломал, — в 12-й. Тогда он ей ухо откусил — в 16-й. Тогда он ей глаз выбил сапогом — в 24-й разряд тарифной сетки. Но в сетке выше разряда нету. Спрашивается, ежели он ей кишки выпустит, куда ж его дальше?

— Персональную ставку давать?

— Ну нет, это слишком жирно будет!

*

Был человек начальником станции, сломал три ребра жене, его сделали ревизором движения! Тогда он ее и вовсе насмерть ухлопал. Ан все высшие должности заняты. Спрашивается, как его наградить? Придется деньгами выдать.

*

Нет, семьянин! Ваш проект плохой. Бьют жен вовсе не от необеспеченности. Бьют от темноты, от дикости и от алкоголизма, и никакие другие разряды тут не помогут. Хоть начальником тяги сделай драчуна, все равно он будет работать кулаками.

Иные средства нужны для лечения семейных неурядиц!

МИХАИЛ

«Гудок» 18 июля 1925 г.

Негритянское происшествие

ПИСЬМО РАБКОРА ЛАГА

Когда читаешь в разных газетах про избиение негров в Америке, то не особенно бываешь поражен, потому что в цивилизованных странах это — явление жизни.

Но когда происходит происшествие в нашей стране, то бываешь поражен до мозга костей! В социалистическом государстве по морде лупить никого нельзя, хотя бы это было лицо Кириллыча.

Итак, 19 июля с.г. был день величайшего торжества, а равно величайшей горести всех жен и детей. Именно: произошла получка, и буфет на станции Ряжск-1 наполнился нашими ответственными работниками до отказу. В числе их удостоил буфет своим визитом ответственный наш кооперативный работник некто В. Раз!

Засим член месткома, он же член упрофбюро, он же известный скандалист, он же алкоголик, чрезвычайно знаменитая личность, фамилия которого на букву Ха. Два!

Три — бывший член союза Корелин. Ничего особенного, довольно симпатичная личность, не прославившая себя выдающимися подвигами в республике, преимущественно монтер.

И, в-четвертых, разные другие личности.

В общем, сели они за столики и напились до предельной нагрузки, по 420 пудов на ось, а засим и выше, отчего у них началось горение шеек и букс.

Первым сошел с рельсов именно наш кооперативный деятель и громогласно заявил:

— Братцы! Мне начинает казаться, что мы не на станции Ряжск, а в Америке, в городе Чикаго!

Почему ему померещилось Чикаго, кто его знает.

Остальные заревели, как дети, брошенные матерью:

— Пропали мы теперь! Не достать нам, видно, больше русской горькой!

— Вы ошибаетесь, как рыба об лед! — объявил им наш кооператор и рявкнул:

— Псст! Эй, негр!

И появился официант Кириллыч. Никакой он не негр, а обыкновенный белый человек.

— Что угодно?

— Дай нам бутылочку русской горькой.

— Сию минуту!

И через некоторое время подает бутылку русской горькой и при этом заявляет:

— Пожалуйте деньги…

Тут вся компания возмутилась до самого дна.

— Как, ты нам не доверяешь?

— Да ты знаешь ли, кто такие мы?

А Кириллыч возьми да ответь:

— Очень хорошо знаю (как ему не знать!).

Он-де оттого и деньги спросил.

Тут поднялся наш разъяренный кооператор В. и крикнул:

— Ах, так?

И при этом урезал своим кооперативно-ответственным кулаком Кириллыча по уху так, что у всей публики в 1-м классе из глаз посыпались искры.

После чего произошел скандал.

Как вы смотрите на такие происшествия, товарищ?

Рабкор Лаг

Мы смотрим на такие происшествия крайне отрицательно, поэтому и печатаем ваше письмо.

МИХАИЛ

«Гудок», 25 июля 1925 г.

Дрожжи и записки

Вся эта история целиком помещается в корзине для ненужных бумаг Муромского Ражпо и состоит из трех записок.

Записка первая

Георгий Никифорович!

Знаю скверное положение Б.Н. Петрова, просил бы тебя при случае устроить хотя бы куда-нибудь. Он человек старательный.

Н. Лихонин

Записка вторая

Товарищ Кузнецов!

Еще я тебя прошу, если можно, то устрой парня, очень старательный, и если можно, то прошу не отказать.

Кириллов

Записка третья

Резолюция Г.Н. Кузнецова:

В местком служащих на согласование, 21/V.

Кузнецов

Ну, что ж тут особенного! Что-то с парнем случилось — попал он в скверное положение и пришлось ему прибегнуть к протекции.

Каковую он и получил. Просил за него у Георгия Никифоровича и Лихонин (помощник ТМ мастерских), и Кириллов (из ЖК-15), и Кузнецов резолюцию поставил.

Вот и все.

Впрочем, нет, не все.

Записка четвертая

В газету «Гудок» рабкора № 68.

Дорогие товарищи!

Обнаружил я записки Лихонина, Кириллова и выше упомянутую резолюцию. Пишут они, что он старательный.

Действительно, старательный.

Ха-ха-ха!

Поступив по запискам на службу в кооператив, Петров прослужил полтора месяца и до того достарался, что получил 12 июля сего года от администрации 80 рублей для покупки дрожжей. Каковые 80 (восемьдесят) рублей пропил до последней копейки, вследствие чего пекарня осталась без опары.

Ха-ха-ха!

Поздравляю наших протекционистов.

Подпись

Записка пятая

И я тоже поздравляю. Так вам и надо. Не развивайте протекционную систему на транспорте, не строчите записок кому попало. Не ходите черным ходом.

МИХАИЛ

«Гудок», 30 июля 1925 г.

Когда мертвые встают из гробов

В наш век чудес не бывает

Тем не менее в Кисловодске произошла история, от которой волосы встают дыбом…

Но будем рассказывать по порядку:

17 июня 1925 года на 8-й год революции на крыльцо дома № 46 по Шоссейной улице в гор. Кисловодске вышел квартирующий в означенном номере гражданин Корабчевский, бывший стрелок ЖОХРа, и громко зарыдал.