Ад - Сергей Михонов

Тот в то же самое мгновение отреагировал на него, низко поклонился.

— Командира-сан…

— Японися… и тебя в том числе, — подыграл ему Глеб. — Стало быть, он — японец? Случаем не самурай? Угадал? Вот только почему не в рай попал, а сюда, куда и все после смерти? И двум не бывать, а здесь не миновать!

Выслушав внимательным образом тираду спецназовца, фехтовальщик заулыбался. Из-за чего Глебу показалось у него закрылись и без того его узкие глаза, напоминающие щёлочки.

— А у тебя чувство юмора ничего — и с нервишками полный порядок, — отметил лишний раз он. — Будем знакомы…

Глеб протянул руку для приветственного рукопожатия.

— Шизука, насяльника-сан…

— Шиза — говоришь, таким и будет твой позывной, он же псевдоним, — приглянулся "интервент" Глебу — и начинал подбирать себе людей в разведгруппу. — А я — Глыба! Глеб…

— Хлеб?!..

— Нет, "Г" — Глеб…

— Х…

— Г… Глеб — Глыба…

— Хлиба…

— Я тоже бы не против чего-нибудь поесть, да прежде необходимо раздобыть…

— Насяльника-сан… — вновь склонился в низком поклоне самурай, протянув те жалкие крохи, кои припас в качестве заначки — делился.

— Нет-нет, оставь себе, я сыт… — пытался уверить Глеб, но желудок — и предательски заурчал.

— Твоя воз… ми — моя от… дать…

— А мне нечем взамен поделиться, хотя готов с тобой дальше делиться всем, коль ты со мной уже сейчас.

Так и завязался у Глеба разговор с фехтовальщиком. Как в последствии выяснилось: Шизука и впрямь был потомственным самураем и призван в ряды вооружённых сил Японии в годы Второй Мировой, вот только повоевать не успел, угодив под ядерный взрыв — то ли в Хиросиме, то ли Нагасаки… Глеб не стал уточнять, и так всё было понятно для него, каким образом угодил тот в пекло оазиса на пепелище. Похоже, все, кого жгли американцы, оказывались здесь. То-то столько "гастрабайтеров" из числа вьетнамцев и работали, как мыши. Они за один день вырыли столько подземных ходов и лазов в холмах и не только в поселении, но и в стороне за его пределами в качестве запасного места дислокации в случае нашествия отродья исчадий, сколько бы наши люди возились месяц, а неделю уж точно. Что ни могло не порадовать Глеба.

Да и у него начал образовываться будущий отряд — он подбирал таких ребят, которые бы могли обходиться длительное время не только без еды и воды, но и боеприпасов к огнестрельному оружию, а пользовались в совершенстве бивнями и клыками, да луками из рёбер порождений пекла.

— Банда, — обозвал Глеб свою ватагу бродяг. И где-то ближе к сумеркам вспомнил про Любу. Едва нашёл. Да и то не сразу — пришлось побегать и потратить немало времени.

— Вспомнил… — всхлипнула она.

— Ну ты чего, а? Прям как маленькая… — укорил Глеб, неожиданно отметив про себя: она ещё совсем юна, а он… Он почти в два раза старше её — ему перевалило за тридцатник, и не то что бы прилично, но возраст — и не утаить. — Боже! И за что мне это счастье?

— Я для тебя несчастье?! — вспылила по обыкновению Люба.

— Глупенькая, не говори глупости, — прижал её к себе Глеб, заключая в крепкие объятия. Поцеловал в висок. — Да я в тебе души не чаю — растворяюсь! Как увижу — всё забываю, что было… Даже не думаю о том, что будет! А чревато…

— Возьмёшь меня с собой? — снова обескуражила Люба.

— С собой — это куда? — переспросил Глеб.

— Тебе видней, ведь подбираешь же с какой-то известной только тебе целью людей в отряд. И потом сдал свои полномочия Семёну, то есть начальнику… или коменданту? Как правильно?

— Да не всё ли равно! Сказал же: не брошу — значит так и будет! Обязательно вернусь!

— Не пущу — не отпущу! Я за тобой на край света пойду и дальше, если потребуется…

— Да уж куда дальше — и не требуется! Я здесь — в оазисе! В пекле делать нечего…

— Как же…

Люба что-то знала, о чём опять не был осведомлён Глеб.

— А ну выкладывай как на духу: кто чего затеял, а я не в курсе!?

— Наш новый комендант! Ему требуется вода из гейзеров…

— Кипяток!?

— И уже придумал, как и в чём доставлять, а азиаты смастерили из шкур и костей исчадий бурдюки вместо вёдер, даже коромысла. Им лошади нужны. И люди для охраны каравана!

— Вот подполковник! Одно слово — Семён! Не прощаюсь… — стремился Глеб покинуть Любу столь же неожиданно, как и нагрянул…

— А поцеловать?

— Ах да, чуть не забыл, — резко обернулся он, и, запрокинув её чуть назад спиной себе на руку — сделал своё дело.

Люба покачнулась, едва устояв на ногах после неожиданного кавалерского выпада Глеба. Снова запрыгала от счастья — и даже завизжала, а возможно и пищала. Во всяком случае, Глеб слышал невольно. Сам не мог сдержать дурацкой улыбки, с которой предстал пред ясные очи нового коменданта поселения переселенцев-мертвецов.

— Чего такой весёлый? От Любы?

— Ой, люба! Одно слово она — Люба! — был на седьмом небе от счастья Глеб.

— Тогда добро пожаловать в ад! Ты нужен мне здесь — со своими людьми для прикрытия…

— В курсе — уже, и что затеял, — обескуражил Глеб.

— От разведка! Ну ничего не утаишь!

— Работа такая, а навык…

— Что думаешь о моей затее? Только честно!

— Честно — получи…

— Не очень-то, — в корне изменился к вечеру некогда скромный гость, а теперь вёл себя так, будто он хозяин положения, а должность обязывала — ответственность велика.

— Разведать бы не мешало, что да как, прежде чем вам отправляться в пекло к гейзерам. А то ведь и оазис пусть и застолблён нами, да и то не до конца! Исчадия так и снуют, а уж порождения…

— Так как, даёшь добро?

— Очень надо, Семён?

— Даже не представляешь как! И потом я намерен сделать подземный резервуар. Лишней воды точно не будет — пригодится, и сам понимаешь, для каких именно нужд.

Нужда — жажда заставляла.

— Как скажешь, а ведь комендант…

— Вот и договорились?

— До чего, а поговорили?!

— Это что ща было? Типа шутка?

— Ага, она — юмора!

— Иди, умора… — отмахнулся Семён. — Сам знаешь, кто ждёт, а не дождётся!..

Глеб не успел скрыться.

— Погодь, чуток!.. — осадил его подполковник.

— Ну, Бульбаш?

— Не испорть девку!

— Я ж не отродье, да и она сама вроде не против того… Сам понимаешь чего!

— И всё же…

— Да ей уже восемнадцать исполнилось… вроде бы…

— Иди уж, чертяка! Но помни, о чём мы тут условились, а договорились!

— Это ты ща, Сёма, насчёт чего — каравана в пекло к гейзеру?

— И про это не забудь! — намекнул подполковник тонко на толстые обстоятельства.

— Нет, лучше бы мне кое-что тогда отхватило при взрыве, — поправил Глеб на поясе штаны. За последнее время они стали ему велики — он похудел, благо не отощал в конец. И то самое ещё трепыхалось в них.

— Ишь, ты его — самец… — бросил напоследок подполковник.

Уже идя к Любе, Глеб неожиданно уяснил: сумерки — самое удачное время для разведки, поскольку пекло накрывает мгла. А соваться в зной туда чревато.

— Нехорошо получается… — осознал он: свидание у него с Любой отменяется.

— По коням! — раздался призыв Глеба, который ускользнул от ушей одной из девиц.

— Наглец… — рассердилась она. — Вот где нахал!..

Люба опоздала — и проводить Глеба не удалось. Закашлялась, угодив в облако пыли.

— Кто позволил? А посмел покинуть поселение без моего на то ведома… — наткнулся подполковник на медсестру. — Ты…

— Вы…

— А где Глеб?

— И кто у кого должен о том спрашивать? Ведь после визита к вам, он даже не удосужился заглянуть ко мне и… — у Любы навернулись слёзы на глаза, — …попрощаться…

— Не понял! — затупил комендант. — Я приказа не отдавал! Ну, капитан!.. Удачи…

И перекрестил конный отряд, уносящийся в пекло с наступлением сумерек.

— Да хранит вас Бог…

— Вы верующий? — удивилась Люба.

— И коммунист тоже!

— Бывает…

— Шла бы ты… красавица, к себе дожидаться своего парня… Гм, мужчину!..

Комендант не сразу отпустил Любу, решил расспросить, а заодно упокоить её — и сам.

— У вас с ним это серьёзно или как? Тебе сколько годков, дочка?

— Папа?!..

— Нет, но чем тебе не отчим?

Так и закрепилась с этой поры за комендантом сия кличка-псевдоним — Отчим.

Удалившись на значительное расстояние от поселения, Глеб приказал сбросить заданный изначально темп скорости, давая возможность коням перевести дух после стремительной скачки, а сам прислушивался, как и его люди к тому, что творилось в округе, пытаясь уяснить: находятся в оазисе или уже пересекли туманность и забрели в пекло. Продолжали брести.

Грохота вырывающейся с шипением кипящей воды пока что не удавалось уловить на слух, впрочем, и иные звуки, кои могли издавать порождения или исчадия. На зрение не было никакой надежды, даже на обоняние. В запахах люди несильны, но те, какие зачастую встречались им ранее, улавливали — гниющей или горящей плоти. А то и вовсе свежей крови. Иные по определению отсутствовали, если не брать в расчёт пот.