ИСКУССТВО ОСТРОВА ПАСХИ - Тур Хейердал

На другой день Эстеван принес ночью еще одну вещицу, но теперь это была каменная плитка с рельефным изображением типичного пасхальского птицечеловека с яйцом в руке (К-Т 1256). Хотя этот камень тоже был влажным и пах дымом, его скребли не так усердно, как предыдущий. В обоих случаях мне бросилось в глаза странное волнение Эстевана, необычными были также мотивы и исполнение скульптур; словом, это было совсем не то, что обычная торговля сувенирами и подделками для туристов. Эстеван настаивал на том, чтобы мы поскорее спрятали и эту вещь. Странно, ведь он уверял, что оба камня принадлежали его жене, отнюдь не пытаясь создать впечатление, что речь идет о древних изделиях, представляющих особую ценность.

Мне казалось, что Эстеван придает своим дарам значение, которого они никак не заслуживают. Особенно курица — что в ней интересного для собирателя? Она выглядела совершенно чужеродной, это не была даже имитация пасхальских вещей.

И почему эти секретные визиты ночью, почему подарки надо прятать? Почему Эстеван не предложил меняться, как обычно делали все пасхальские резчики? Если он хотел выдать эти скульптуры за старинные, почему ни слова не сказал и почему не имитировал патину, а принес только что вымытые камни, подсушенные над огнем? Ответы Эстевана на мои вопросы звучали маловразумительно. Дескать, скульптуры вырезал еще его покойный тесть Хуан Арики, а теперь жена их почистила, потому что они долго пролежали дома на полке. Позже мы узнали, что Хуан Арики в 1935 году еще был жив и считался на острове одним из лучших резчиков по дереву. Он изготовил целую серию моаи кавакава для Франко-Бельгийской экспедиции, но никогда не предлагал ее членам чего-либо похожего на полученные мной каменные скульптуры (Лавашери, личное сообщение, 11мая 1968 года).

На следующий день вечером Эстеван снова прокрался в лагерь и оставил в нашей палатке мешок с тремя каменными изделиями. Причем мотивы были настолько необычными, что вряд ли кто-нибудь назвал бы их современными. И, конечно, Эстеван не мог держать эти уникальные вещи дома на полке, где их могли не только увидеть, но и украсть. Кстати, очередные образцы выглядели старше двух первых, и не было заметно, чтобы их недавно чистили. Одна скульптура (К-Т 1265; фото 192 а, 215 b) представляла собой необычную композицию из трех человеческих голов, выполненную так, что борода одной головы сливалась с шевелюрой другой. Вторая (К-Т 1266; фото 273 с) — вырезанная из хрупкой, пузырчатой красноватой лавы копия короткой палицы паоа. Каменные изображения древней пасхальской деревянной палицы прежде не были известны, и утилитарного назначения эта вещь не могла иметь — слишком хрупкий материал. Третье изделие — причудливый маленький каменный бюст, изображающий человека с крысой в зубах (К-Т 1264, фото 226, 227). Мотив совершенно неизвестный и настолько неожиданный, что я попросил Эстевана объяснить смысл. Он не задумываясь ответил, что в старину был такой обычай: человек, у которого умерла жена или ребенок, должен был в знак траура пробежать по всему побережью, держа крысу в зубах.

Странное состояние Эстевана (я описал бы его как подавляемое возбуждение, смешанное с чувством вины перед соплеменниками) насторожило меня, и после его второго визита я пригласил к себе в палатку бургомистра деревни, Педро Атана; он в это время возглавлял бригаду из двенадцати человек, включая Эстевана, которая поднимала статую. Взяв слово с Педро Атана, что он сохранит увиденное в секрете, я показал ему две вещи, полученные в первый раз. С явным ужасом на лице он тотчас спросил, кто принес эти камни. И пояснил, что еще несколько лет назад некоторые старики изготовляли такие скульптуры, теперь же только он владеет этим искусством. Лицо и поведение бургомистра выдавали нечто вроде той тревоги, которую мы наблюдали у Эстевана, когда тот приходил к нам ночью. Нам удалось лишь выяснить, что речь идет о «важном родовом имуществе»; никто из пасхальцев не должен его видеть.

Эстеван продолжал приносить по ночам скульптуры, и мы отвечали подарками, но в этом не было ничего от обычной меновой торговли коммерческими сувенирами. Слова Эстевана о том, что все жители деревни смотрят на меня как на носителя удачи, были подтверждены Энглертом. Патер Себастиан рассказал нам про одну старую островитянку, которая долго убеждала его, что начальник экспедиции — но простой смертный, и попытки переубедить ее оказались такими же тщетными, как все его старания разуверить свою экономку в том, что ее предок — кит, застрявший на мели у юго-восточного берега. Энглерт объяснял, что суеверие пасхальцев коренилось в интенсивнейшем культе предков и в несколько десятилетий его не изжить.

Такая позиция островитян отразилась и на работе нашей экспедиции. Продемонстрировав нам остроумный способ поднимать и устанавливать огромные монолиты, современные пасхальцы тем самым показали, что и впрямь знают секреты, которыми прежде ни с кем не делились. Мы убедились, что местные жители, как об этом писала Раутледж, скрытны по натуре, и что тайное знание почитается здесь такой же реальной ценностью, как имущество, хранимое в тайниках. Поделиться секретом с наследником или другом — значит сделать ему подарок. Тайное знание прибавляло человеку уверенности в себе, как говорят в Полинезии, вооружало его маной, то есть «духовной силой».

Чтобы приобщиться к секретам современных пасхальцев, необходимо было понять их психологию и взгляд на культурные ценности. Всякие попытки, наши и патера Энглерта, побороть суеверие оказались бесплодными. Однако то же суеверие помогло нам получить сведения, которые иначе вряд ли удалось бы добыть. Наше решение участвовать в ритуалах и диковинных процедурах нельзя назвать идеальным, и проводить его в жизнь было отнюдь не просто, но какой еще путь позволил бы сделать столько этнографических открытий и сохранить произведения искусства, которые иначе могли быть безвозвратно утрачены?

Когда статуя в Анакене была поднята, Эстеван Пакарати возвратился к жене в деревню Хангароа. Хотя многие островитяне ужо рассказывали нам о пещерах с таинственными предметами, Эстеван первым поведал о действующем родовом тайнике. Сперва-то он пытался внушить нам, что каменные фигурки украшали одну из полок в его доме. Но по мере того, как росло количество его подарков, объяснение менялось, и в конце концов, запутавшись в собственных словах, он признался, что все камни взяты из небольшой пещеры. Часть скульптур вырезал отец жены, часть ее дед; она сама видела, как отец работал над камнями, и готовые изделия прятались в пещере по соседству с их домом, на территории деревни. Когда тесть несколько лет назад умер, пещера по наследству перешла к его дочери, теперь только она знает, где вход. Эстеван никогда сам не бывал в тайнике, но приблизительно представлял себе его местонахождение, потому что каждый раз ждал поблизости, когда жена ночью доставала камни. По ее словам, вся пещера величиной с их комнату, и там полно скульптур. Еще он рассказал, что жена нарочно чистила камни, боялась, как бы другие пасхальцы, увидев их, не смекнули, что она выносит старые изделия из родовой пещеры. А едкий запах оттого, что мытые камни сушили над очагом на кухне. Потом они убедились, что можно и не чистить, так как доставка камней из деревни в мою палатку ночью происходила без помех.