Личный досмотр - Андрей Воронин

Он поставил вторую кассету. На ней было то же самое, с той лишь разницей, что дело происходило в предбаннике. Те же трое голых мужиков, те же развеселые и не менее голые девицы, те же разговоры...

Углов выключил телевизор и спрятал кассеты в чемодан. Он подержал в руке аудиокассету и небрежно швырнул ее обратно: его старенькая кассетная «мыльница» приказала долго жить полторы недели назад, и он был этим вполне доволен, потому что его жена перестала наконец круглые сутки прокручивать записи своего любимого ансамбля «Золотое кольцо», от пенья которого у лейтенанта сводило скулы. Конечно, сейчас магнитофон пришелся бы очень кстати, но на кассете скорее всего не было ничего нового: все те же туманные деловые переговоры, сплошь состоящие из намеков, понятных только посвященным.

Лейтенант тяжело вздохнул и захлопнул крышку чемодана. Он был не настолько глуп, чтобы не понять, что содержимое этого кейса наверняка стоит больших денег, но он решительно не видел, с кого, и, главное, каким образом можно эти деньги получить. Запечатленные на видео голые мужчины были ему незнакомы, а на проведение масштабного расследования не было ни времени, ни сил, да и успех такого мероприятия представлялся сомнительным: лейтенант никогда не переоценивал своих способностей. К тому же он сильно подозревал, что, предприняв такое расследование, найдет скорее пулю в голову, чем деньги.

Заталкивая кейс под груду старой одежды на нижней полке шкафа, он обнаружил, что расстаться с мыслью о больших деньгах не так-то просто. Оказалось, что мечта, родившаяся по дороге от метро, уже пустила в душе прочные корни, и вырвать их оттуда никак не получалось. Он провел рукой по шероховатому пластмассовому боку кейса, легко коснулся блестящих замков. Это были живые деньги, так необходимые для того, чтобы изменить свою жизнь. Деньги выручат из этой беды, деньги окрасят серое существование в не правдоподобно яркие, спектрально чистые цвета", вот только как до них добраться?!

Он подумал о том, что ответ могла бы дать компьютерная дискета. Чем черт не шутит, рассуждал он, сидя на корточках перед раскрытым настежь шкафом.

А вдруг на этой дискете все-таки окажется четкая, понятная, исчерпывающая информация? Что-то вроде инструкции: пойди туда-то, скажи то-то и не забудь прихватить мешок для долларов... Развелось всякого дерьма, подумал он с неудовольствием. Кассеты, дискеты, компьютеры, компакт-диски... Как славно было раньше: черным по белому, разборчиво и ясно! Верх шпионской техники — спрятанная в шариковой ручке микропленка... Бери увеличительное стекло и читай, и не надо думать, где достать аппаратуру стоимостью в несколько тысяч баксов...

Ну и дурак же я, подумал он. Аэропорт просто набит компьютерами, которые расщелкают эту дискетку в считанные секунды, даже если информация на ней зашифрована. Так мы и поступим, решил он. А чемоданчик спрячем там же, в аэропорту, в камере хранения.

Пусть пока полежит, выбросить никогда не поздно.

Приняв решение, он успокоился. В конце концов, все было не так страшно. Никто не видел, как они вытаскивали из дежурки трупы, а уже одно это можно было расценивать как чудо Господа Бога, взявшего лейтенанта Углова под свою персональную опеку. Выстрел в дежурке — ерунда на постном масле. Начальник, конечно, поскрипит, но на том и успокоится: подумаешь, случайный выстрел... Разбитая морда Шестакова вообще не в счет, а ФСБ пусть ищет своего майора на здоровье. Не было его в аэропорту, вот и весь сказ, а все свидетели давным-давно разлетелись кто куда и думать забыли о маленьком инциденте в зале ожидания, когда здоровенный рябой сержант заграбастал какого-то пьянчугу в кожаном пальто...

"А Шестаков-то все-таки нарвался, — подумал он, снова выгребая кейс из шкафа и заталкивая его в свою старую спортивную сумку. — Да как нарвался! Как в самых светлых моих мечтах. Этот парень его отделал как Бог черепаху, и если бы не я, то, наверное, и пристукнул бы... Надо же, как не вовремя меня туда занесло! Потом только и осталось бы, что руками разводить: черт его знает когда это Шестаков успел такого наворотить и что это за покойник в целлофане... Мне давно казалось, что сержант наш немного того...

"Да нет, — решил он, стаскивая с себя форменные брюки и рубашку, — это бы не пролезло. Жаль, конечно, но не пролезло бы. Мы теперь с этим рябым придурком в одной упряжке. Пристрелить его, что ли?

Помнится, я так и собирался поступить. Легко сказать — пристрелить... Как бы он раньше меня до этого не додумался."

Он вздрогнул и резко обернулся, стоя на полу в одних трусах. Ему вдруг почудилось, что Шестаков стоит за спиной, улыбается своей распухшей, синей, как у лежалого покойника, мордой и заносит для удара здоровенный мясницкий тесак... Никакого Шестакова там, конечно, не оказалось, да и откуда ему было взяться в двухкомнатной квартирке лейтенанта Углова, купленной на тещины сбережения и потому ненавистной, как и сама теща?

Лейтенант посмотрел на отражение в зеркальной дверце шкафа. Вид у отражения был бледный, тонкие губы дрожали, а щуплая безволосая грудь покрылась гусиной кожей.

— Так и до психушки недалеко, — сказал он отражению и немедленно об этом пожалел: голос получился слабый и какой-то жалобный, словно лейтенант готов был распустить нюни.

Он повесил форму в шкаф, натянул джинсы и любимую байковую рубашку, отнес сумку с кейсом в прихожую и полчаса возился в ванной, отстирывая с рукава кителя кровавое пятно. Результатом остался доволен — пятна как не бывало. «Какой дурак сказал, что кровь не отстирывается? — подумал он, вешая китель на плечики возле чуть теплого змеевика. — Отстирывается в лучшем виде!»

Покончив с делами, он снял с полки свою любимую книгу — «Град обреченный» братьев Стругацких — и отправился на кухню. Он читал, разогревая и с аппетитом поглощая оставленный женой на плите завтрак, и, идя в туалет, прихватил книгу с собой: жены дома не было, и скрипеть по поводу его долгого сидения на толчке с книгой и сигаретой тоже было некому.

Отправляясь в аэропорт, он взял книгу с собой, чтобы почитать в метро и в электричке: Москва все-таки была и оставалась самым читающим городом в мире, по крайней мере в представлении лейтенанта Углова, который никогда в жизни не забирался дальше тещиной деревни.

Когда жена лейтенанта вернулась с работы, ее муж мирно спал на диване, накрыв лицо любимой книгой, которую, насколько ей было известно, читал и перечитывал раз двадцать. Леночка Углова была малорослой, горячей и вертлявой бабенкой, легко переходившей от кошачьей ласковости к припадкам неконтролируемой ярости, и она никак не могла взять в толк, зачем муж перечитывает одни и те же книги. Как-то раз она попыталась читать ту, что лежала сейчас у него на физиономии, но бросила после первых двадцати страниц: книга показалась ей скучной и высосанной из пальца — так же, впрочем, как и большинство книг из обширной коллекции мужа.

Она растолкала супруга и, пока он что-то невнятно бормотал со сна, сноровисто стащила с него джинсы.

Мадам Углову ожидал сюрприз: лейтенант повел дело в совершенно несвойственной ему прежде напористой, почти грубой манере, и добрых сорок минут валял ее сначала по дивану, а потом и по вытертому ковру, так что к концу этой экзекуции она совершенно обессилела. С непривычки. Стоя потом под душем, она заподозрила, что муж обзавелся наконец любовницей, которая и обучила его некоторым новым трюкам, и мысленно поклялась себе при первом же удобном случае наставить ему рога, начисто забыв при этом, что на голове у ее благоверного вряд ли остался хоть сантиметр свободного места.

Она ошибалась, подозревая его в супружеской неверности: изменения, происшедшие с лейтенантом Угловым, были гораздо глубже. Выспавшись и как следует отдохнув после своих утренних приключений, он проснулся новым человеком.

Совершив убийство, лейтенант Углов наконец-то почувствовал себя мужчиной. Это было совершенно новое, непривычное состояние, дарившее ощущение полной свободы, силы и уверенности, что и послужило причиной того маленького сюрприза, который так удивил его жену.

Жаль только, что с этим ощущением ему предстояло прожить совсем недолго.

Глава 11

— Пять минут, — строго сказала сестра и вышла из палаты, бросив последний взгляд на вверенного ее попечению больного.

Комбат ухмыльнулся в усы — за дверью палаты сестричку подстерегал Подберезский, перед которым стояла конкретная боевая задача: продержаться ее там ровно столько, сколько понадобится. Борис Иванович не мог припомнить случая, когда Подберезский не справился бы с возложенной на него командованием миссией, и потому не очень торопился, подходя к высокой кровати на колесиках, на которой лежал непривычно бледный и казавшийся каким-то ненормально длинным Бурлаков.

Борис Иванович придвинул к кровати стул и уселся, подобрав полы выданного ему сварливой гардеробщицей белого халата. Халат был узок — расстояние между его рукавами на спине составляло сантиметров пятнадцать, не больше, — и все время норовил свалиться с широких плеч Комбата, так что тот вынужден был завязать рукава на горле, превратив халат в некое подобие бурки.