Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев

Поездка Бежецкого объяснялась довольно прозаической причиной: в Гатчине постоянно и временно проживало множество дворцовых слуг. Если верить любезно предоставленным Александру комендантом Большого Гатчинского дворца спискам, их насчитывалось свыше десяти тысяч. Кроме непосредственно общавшихся с императорской фамилией церемониймейстеров, егерей, скороходов, гоф — и камер-фурьеров, шоферов, кучеров, конюхов, метрдотелей, поваров, камер-лакеев и камеристок, в их число входил обширный круг людей, работавших в гаражах, садах, парниках и парках, на конюшнях, на фермах и так далее, вплоть до дворцового информационного центра. Со всеми познакомиться, естественно, было невозможно, а узнать с наскока подноготную — тем более. А ведь его величеству Николаю II кроме Гатчинского и Зимнего дворцов принадлежали Петергоф, два больших дворца в Царском Селе (один из них был передан великодушным императором в пожизненное владение своей мачехе Татьяне Георгиевне, носившей до вступления в брак с Александром IV и православного крещения имя Августы-Фредерики-Вильгельмины Гессен-Кассельской, а второй — своей бабушке Марии Антоновне, души не чаявшей в невестке), Аничков дворец и Ливадия в Крыму, не считая Большого Кремлевского дворца в Москве (слава богу, он находился в ведомстве московского градоначальника великого князя Сергея Петровича, дяди императора, и к службе Александра отношения не имел), что повышало общее количество прислуги до двадцати с большим лишком тысяч. Поистине о челяди императорской семьи можно было сказать: “Имя им — легион”.

Каждый служащий проходил тщательный отбор, многие происходили из семейств, в течение многих поколений служивших дому Романовых, однако особенно в последнее время критерии отбора были понижены и среди проверенных слуг вполне могли оказаться “темные лошадки”. Прецеденты, особенно по линии Канцелярии художественных ценностей, хотя и замалчивались, все же существовали. По-русски говоря, тянули “проверенные люди” почти все, от серебряной посуды до чучела, например, редкого афганского сурка (на кой ляд, спрашивается, он потребовался некому Пафнутию Никифоровичу Баренцеву, пятидесяти двух лет от роду, служившему лакеем на великокняжеской половине и происходившему из крестьян Новгородской губернии). В последнее время, кстати, в претенденты на лакеи зачастили не только русские, но и представители других национальностей, причем представленных не только на территории Империи, но и самых отдаленных государств, такие, как уроженцы Испанской Америки, британских колоний в Океании или граждане Северо-Американских Соединенных Штатов. Естественно, отвечающий за ограждение Двора от наркотической чумы офицер просто обязан был держать руку на пульсе этой разношерстной, разномастной, разновозрастной, да и разноплеменной орды, хотя даже целой армии оперативников, пусть даже о-очень профессиональных, такой подвиг был просто не под силу. Прежде всего в рядах, так сказать, контингента должна была быть создана соответствующая агентура.

Естественно, стройные и логичные планы вряд ли сами собой пришли бы в голову бывшему кадровому вояке. Он просто-напросто (следуя приказу Полковника и под чутким руководством Бекбулатова) пытался войти в роль настоящего ротмистра Бежецкого и хотя бы имитировать деятельность на новом посту. Очень помогли Александру Бежецкому-второму, как он сам себя теперь называл мысленно, записи, составленные первым, хотя разобраться в них вчерашнему майору ВДВ было порой трудновато. Выручало то, что ротмистр, не отличаясь большой пунктуальностью в обычной жизни, при начале нового дела, однако, составлял для себя как бы поэтапную программу действий. Александр, просвещенный на эту тему еще на уральской базе, вспомнил, что сам в школе, в училище и начиная службу в войсках пытался делать то же, как учил его в детстве отец, но затурканный армейским бытом и вечным дебилизмом, присущим Советской Армии вообще, бросил это занятие еще в Афгане. Кое-какие советы подбрасывал Шахоев, снова ставший ангелом-хранителем (или конвоиром?) Бежецкого, так как князь Бекбулатов совершенно определенно отказался от запланированного для него еще Бежецким-первым места, предпочитая остаться на старой службе даже под началом князя Оболенского, с которым он как-то, к огромному изумлению коллег, сумел поладить…

К своему удивлению, Александр вскоре понял, что и ротмистр, показавшийся ему поначалу каким-то гением, опирался в основном на работу, проделанную его предшественником, неким коллежским асессором Ноговицыным, ведавшим до выделения “наркослужбы” в отдельную единицу подобными вопросами в дворцовой охране. Расторопный чиновник за полтора года службы при Дворе сумел создать довольно разветвленную сеть осведомителей, собрать массу информации и обобщить весьма интересную картину.

Дело в том, что при Дворе наркотики, успешно вытесняя алкоголь и развлечения “известного характера”, укоренились давно и прочно. Открыто, конечно, никто не “ширялся” грязным шприцем, не “забивал косячки”, но кокаин нюхали частенько, причем даже не особенно скрываясь, среди гусарствующей молодежи это считалось особым шиком, а “средства для снятия стресса” глотали уже очень многие. Мода на “расширение сознания” прочно вошла в дворцовый обиход еще при деде ныне царствующего императора Петре IV Алексеевиче, правившем более четверти столетия, хоть и без особенной тяги к делам государства (переживавшего, кстати, экономический подъем и очередной пик славы после разгрома ненавистной “англичанки”), но с размахом И разгулом, достойными великого тезки. Почетного прозвания Великий или хотя бы Благословенный Петр IV за двадцать восемь лет правления так и не заслужил. Дожив до зрелого возраста в ожидании своей очереди на престол, покойный император не стал мизантропом, как Павел I, а, увы, элементарно спился, как его прадед Александр ёIII. Правда, в отличие от предка государственными талантами Петрушка, как звали плейбоя голубых кровей в народе, не блистал, прожигая в статусе цесаревича жизнь в злачных местах Парижа, в игорных домах Германии и Швейцарии да на модных курортах Мексики и Ниццы. Окруженный таким сонмом прихлебателей и подпевал, фавориток (и фаворитов, говорят, тоже) и наложниц, что по сравнению с ним гарем того же Садид Муххамад Бахавал-Хана VII смотрелся скромной “группой товарищей”, Петр Алексеевич к тридцати пяти годам познал все, что можно было познать, не отбросив при этом, прошу прощения за вульгарность, копыта. Последней каплей, переполнившей чашу терпения его папеньки Алексея II Николаевича, очень болезненного и обычно весьма толерантного, стала попытка по примеру “одноразового” британского короля Эдуарда VIII сочетаться законным браком с некой актриской парижского “Мулен Руж”, публично числившейся одно время среди его одалисок. Покойный император вышел из себя и принял меры к защите не столько чести цесаревича, и без того лежащей где-то ниже ватерлинии, сколько чести великой Империи. Наследник престола почти насильно был подведен под венец с упомянутой выше Марией Антоновной, дочерью датского короля Фредерика IX, а в девичестве Анной Марией Датской (Александр, сравнив факты, опознал в сей особе старшую сестру ныне правившей в его мире датским королевством Маргрете II), которая успешно произвела на свет будущего Александра IV. Стоит ли говорить, что большинство титулованных шалопаев, сопровождавших цесаревича по всем кабакам и притонам Европы и мира вообще, после кончины Алексеея II перебралось вслед за Петром IV во дворец?

Мода на “дурь” оказалась настолько заразительной, что в процесс втянулись почти все сановники из новых, а в веселые пятидесятые кололся, курил, глотал и нюхал почти весь Царскосельский Двор. Слава богу, нашлись приверженцы старого стиля жизни, которые оградили от чумового поветрия императрицу и малолетнего цесаревича, а потом, незаметно для императора, под конец жизни уже мало на что обращавшего внимание, изрядно проредили его окружение (то, которое не успело уйти в отставку естественным путем — от “передоза” или белой горячки), взяв управление бурно развивавшейся Империей в железные руки.

Увы, так много знавший чиновник не смог подняться слишком высоко по местной иерархической лестнице. В один из веселых весенних деньков сего года он пустил пулю в висок из табельного нагана, чем, естественно, и поставил точку в своем карьерном росте. Что же заставило этого вполне достойного и высокопрофессионального человека, спиртным не злоупотреблявшего, долгов и порочных связей на стороне не имевшего, бросить вдову с двумя сиротками, осталось тайной…

Вот на конспиративную встречу с основным агентом покойного коллежского асессора Ноговицына в Гатчинском дворце старшим лакеем Баренцевым Пафнутием Никифоровичем и направлялся сейчас ротмистр Бежецкий.

“Надо будет все-таки узнать, на фига этому пожилому “зоологу” потребовалось чучело афганского сурка?!” — подумал Александр, подъезжая к задним воротам Гатчинского дворца, перекрытым полосатым черно-белым шлагбаумом.