По медвежьему следу - Аркадий Локерман

И про то запомнил, что первыми поднимаются самцы, а матки чуть позднее, когда глаза у малышей проглянут, и что все это занимает недели две. А вот о том, когда бывает этот праздник, спросить, растяпа, позабыл!

— Скажите, пожалуйста, когда благовещенье? — остановил Борис первого встречного.

— Тут такой улицы нет, — не замедляя шага, ответил прохожий, вероятно не расслышав…

Следующий, посмотрев подозрительно, ответил:

— Чего? Не знаю!

Борис догнал какую-то пару: он одной рукой поддерживал ее, в другой руке — раздутая авоська. Оказалось — пожилые, и он с большей надеждой повторил вопрос.

Они остановились с явным испугом.

— Весной! — сказала она.

— Мне надо точнее!

— Позабыл, честное слово! — Он прижал авоську к груди.

Последнюю попытку Борис сделал возле перекрестка, где светился кинотеатр «Родина». Остановил он двух девушек в одинаковых плащах. Одна посмотрела на него круглыми глазами молча, другая улыбнулась:

— Скажи уж прямо — познакомиться хочешь?

— Отвечу прямо, — ответил Борис, — очень, но не тот случай.

Поняв, что такие беседы можно продолжать без пользы долго, Борис поспешил в библиотеку и прочел, что «архангел, который опередил господа на пути к деве Марии, объявил благую весть о рождении ею богочеловека 7 апреля в пересчете на новый календарь».

«Следовательно, — подумал Борис, — уже кончился двухнедельный срок медвежьего переселения на летние квартиры и можно рискнуть!»

Он перешел на бег трусцой и успел до закрытия авиакассы. Но тут удар: «Давайте паспорт!» А он дома!

Лицо Бориса стало таким, что кассирша смилостивилась.

— Я вас знаю, — сказала она в свое оправдание.

Снова трусцой — на почту, телеграфировал Андрею и, уже не торопясь, с сознанием выполненного долга и с тортом в руке, появился он у Пластуновых. Рассказал спокойно, сдержанно о том, что узнал и что решил сам, без руководящих указаний…

— Постараюсь успеть в среду, к дирекции, но пока все берлоги не осмотрю — не вернусь! А вам обо всем этом пусть будет известно только то, что я улетел на воскресенье, допустим, к невесте, а почему застрял — неведомо! Три дня за охрану порядка, как у дружинника, у меня есть.

Сергей Степанович выслушал все это очень спокойно. Как и предполагал Борис, многое, в том числе и послание сочинителя, уже было ему известно.

— Помнишь, — сказал он, — я говорил, что в отставку подадим вместе. Тяжко, но к этому идет, а берложий шанс упускать не следует.

А когда прощались, Пластунов сказал:

— Лена! Мне кажется, что Боря за этот день лицом взрослее стал…

— Ты уж, племянничек, будь там поосторожнее! — Она впервые сказала ему «ты».

СЧАСТЛИВЫЙ ЗНАК

На пути в аэропорт Борис в автобусе обычно уютно дремал, а в этот раз отключиться не смог — то продолжал спор с председателем, то пытался определить, кто же сочинил донос?

Обдумывая фразу за фразой (они запомнились точно), он не смог обнаружить ничего, изобличающего «почерк» автора, пока не дошел до фразы «амбициозность отставших от науки людей». Тут Борис вдруг ясно вспомнил, что это довольно редко встречающееся слово — амбициозность, — характеризуя Шахова, употребил Басов в тот единственный раз, когда он был у него дома.

Неужели Басов? Пальцы невольно сжались в кулаки, и на душе стало так противно, что Борис с трудом заставил себя смотреть в окно и ни о чем не думать.

Вскоре автобус круто повернул, выезжая на площадь, и остановился у светофора возле аэровокзала. Широко распахнулась его стеклянная дверь, и люди с чемоданами устремились по «зебре» к остановке такси.

Все они были видны, так сказать, обезличенно, с тыла, и все же его внимание вдруг привлекла одна женщина. В ее легкой походке с плавным взмахом правой руки было что-то неуловимо знакомое.

Теперь среди всех в людском потоке он следил только за ней и вздрогнул, определив: «Она!»

Расталкивая попутчиков, он пробрался вперед, плечом помог двери открыться и побежал через площадь, быстро, как только мог!

Успел, когда она уже открывала дверцу такси.

Он схватил вместе с сумкой ее левую руку, прижался к ней губами.

Она рванулась гневно, а увидела, и голос ее зазвенел:

— Борька!

Они смотрели друг на друга и не видели больше никого!

— Ехать будем или целоваться? — возмутился распорядитель с красной повязкой.

— И то и другое, — заверила Таня.

Повинуясь движению ее руки, следуя за нею, Борис оказался с рюкзаком за плечами в такси.

— Куда? — спросил шофер.

Борис назвал адрес.

— Как ты тут оказался? — спросила Таня.

— Тебя встречал! — Хотелось шутить, радоваться и, забыв обо всем, мчать вот так — плечом к плечу, рука в руке.

— Я не могла, пока не выздоровела мама, и защиту назначили на следующий четверг, а ты сообщил, что скоро в поле! Я поняла — уж если сейчас не вырвусь, не увидеться нам до осени. И в миг решилась, перед вылетом купила билет сюда и обратно на среду. А ты почему уже в походной форме?

Борис рассказал о нависшей черной туче, о «телеге», обо всем, что определило его решение — испытать последний шанс…

Он видел, как менялось ее лицо. Вместо радости — печаль.

— Но сейчас не хочу больше ни о чем… — Он прижался щекой к ее щеке. А помолчав, признался: — И все-таки, как говорится, дело есть дело…

Она еще теснее прижалась к нему.

— Сколько до твоего рейса?

Он взглянул на часы:

— Ровно сорок минут.

— А до твоего дома?

— До нашего дома, — поправил он, — минут тридцать…

— Товарищ шофер, выяснилось, что мы едем не в ту сторону, нам надо вернуться! — твердо сказала она.

— Во дают! — определил шофер, делая полный поворот.

— Я постараюсь, я все сделаю, чтобы закончить быстрее! — пробормотал Борис, целуя ее руки.

— Отдай мне, пока не забыла, ключ от квартиры. Я буду тебя ждать. То, что мы так встретились, — счастливый знак, но обещай, что не будешь спешить, затея-то нешуточная! Счастливой тебе берлоги!

Весь полет Борис не замечал окружающего: только Таню видел, слышал, ощущал, с ней разговаривал и минутами, если бы мог, повернул бы самолет назад, как она такси.

Лишь на земле, когда обнял его Андрей, повис на шее Витянька, лизнул ладонь Чарли, он заставил себя вернуться к реальности.

По уже привычной дороге, от аэродромной избушки до степанковских хором, Борис шел с особым чувством. Ведь, может быть, в последний раз он прилетел на молокановскую землю.

Хозяйки с радостными возгласами усадили его пить чай с горячими пирогами и сообщили, что на вечер уже пригласили всех друзей, чтобы приветить дорогого гостя.