Ночной путь - Джанет Дейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но прежде, чем можно будет начать действовать, Сокол должен получить ответы на кое-какие вопросы, чтобы точно знать, с чем им предстоит столкнуться. Скрывая резкость взгляда за завесой темных ресниц, он глянул искоса на шедшую рядом с ним девушку. Он чувствовал, как она дрожит не переставая. На напряженном лице – выражение страха. Чувство было подлинным, неподдельным. В этом Сокол не сомневался.
Он отыскал дверь комнаты отдыха медперсонала и шагнул вперед, чтобы распахнуть ее перед своей спутницей. На какую-то долю секунды он оказался совсем близко от девушки и ощутил исходивший от нее еле уловимый аромат сандала и мускуса. Затем он уловил в этом тонком запахе дух спиртного и распознал в нем шампанское. И в нем вновь вспыхнула злость на эту молодую привлекательную женщину, веселившуюся совсем недавно с его отцом.
В комнате отдыха никого не было. Темноволосая девушка вошла, казалось, она даже не заметила, что Сокол отпустил ее руку, чтобы закрыть дверь. Он окинул помещение взглядом и увидел кофейник, стоящий на столе, и рядом – стопку пластмассовых чашек.
– Хотите кофе? – казалось, его вопрос застал девушку врасплох, словно она забыла, что в комнате есть еще кто-то, кроме нее.
– Нет, – машинально ответила она, затем мгновение спустя передумала: – Да, пожалуйста.
Сокол наполнил две чашки. На столе подле кофейника стояли сахарница и банка сухих сливок.
– Сливки или сахар?
– Нет, – покачала головой девушка, и Сокол решил, что она отказывается и от того, и от другого.
Он прошел через комнату и протянул девушке чашку с кофе. Та взяла ее и стала безучастно отхлебывать обжигающий черный напиток. Вид у нее был очень хрупкий и беззащитный. Сокол понял, что она едва удерживается от слез, то и дело наворачивавшихся на глаза. Душевная мука, казалось, полностью поглотила ее, хотя девушка ничем внешне этого не показывала. Сокол с холодным отчуждением восхищался ее самообладанием. Для него было очевидно, что сия особа испытывает к его отцу глубокое чувство, но это ничуть не уменьшало раздражения молодого человека.
– Давно вы знакомы с Джоном Букананом? – Сокол не спросил, а буквально бросил ей в лицо этот вопрос.
Девушка вздрогнула и недоуменно посмотрела на него, смущенная и озадаченная яростной враждебностью, прозвучавшей в его голосе. «Так от нее ничего не добьешься», – подумал Сокол и постарался смягчить и выражение лица, и тон разговора:
– Почему бы вам не присесть, мисс Маршалл?
– Я не могу больше сидеть, – тихо проговорила девушка, и Сокол каким-то внутренним чутьем понял, что означают эти слова. Ее угнетало собственное бездействие, невозможность хоть как-то помочь Фолкнеру.
– Как давно вы с ним знакомы? – повторил он, не пытаясь более уговорить девушку присесть.
– С июня, – она прижала руку ко лбу и вздохнула. – По-видимому, уже более трех месяцев.
Значит они познакомились не совсем так, как решил вначале Сокол… Узнав, что девушка – медсестра, он подумал, что отец заприметил ее год назад, когда попал в больницу с первым инфарктом.
– Вы ведь медсестра? – спросил он. – Как вы с ним познакомились?
– Однажды вечером ехала домой после работы. Шел сильный дождь. Его грузовик сломался на дороге. Я остановилась, чтобы подвезти его, – она откинула назад голову, обозначив чистую, плавную линию шеи, и рассмеялась тихим, недоверчивым смехом: – До сегодняшней ночи я даже не знала, кто он такой. Ну разве можно в это поверить? Он сказал, что его зовут Джон Буканан и что он работает ночным сторожем. Я ему поверила. А почему, собственно, я должна была в этом сомневаться?
– Его зовут Джон Буканан Фолкнер, – проговорил Сокол с нажимом на фамилию.
Чем больше он узнавал об этой истории, тем менее его удивляло, что отец скрывал, кто он такой. Это было очень на него похоже: стараться сохранить инкогнито, чтобы завести любовную связь с женщиной, которую бы привлекал он сам, а не его положение. Разве он не сделал то же самое, выбрав себе в любовницы мать Сокола? Женщину из племени навахо, которая не имела ни малейшего представления о том, кем на самом деле был отец ее детей…
– Это уже здесь, в больнице, медсестра обнаружила, кто он. Почему Джон скрывал от меня свою фамилию? – недоуменно спросила девушка. – Я понимаю, отчего он таился от меня в первое время, но потом, когда мы стали друзьями… Неужели он думал, что это может как-то изменить мое отношение к нему?
Но Сокола вовсе не интересовало обсуждение мотивов, двигавших его отцом. Ему были нужны подробности, имевшие непосредственное отношение к обстоятельствам, при которых тот попал в больницу.
– Я хочу точно знать, что произошло нынешним вечером, мисс Маршалл. Что вызвало у него сердечный приступ?
Девушка пристально рассматривала чашку с кофе, которую сжимала в руках.
– Сегодня день моего рождения, – начала она почти бесстрастно, и по этой бесцветности и невыразительности голоса можно было догадаться, как много радости доставляло ей общество Фолкнера и как много она потеряла после того, что случилось. – Джон пригласил меня на праздничный ужин – шампанское, свечи и все такое. – Сокол без труда представил себе эту романтическую обстановку и отца, который веселится за праздничным столом, сидя с привлекательной юной женщиной. – Он ни слова не сказал о том, что неважно себя чувствует. Думаю, не хотел портить вечер. А я так ничего и не заметила, – в голосе девушки впервые прорвалось какое-то чувство, и это был горький укор самой себе. – Потом, когда мы приехали ко мне домой, я собиралась приготовить кофе…
– Потом? После чего – потом, мисс Маршалл? – внезапный вопрос Сокола прервал ее нерадостные воспоминания. – Меня не особенно заботят ваши любовные отношения с мистером Фолкнером… Я хочу только знать, был ли он одет, когда приехала карета «скорой помощи», и находился ли он в это время в постели.
– Да, он был одет! И нет – он не лежал в постели! – горячо воскликнула девушка. – Джон и я были друзьями! У нас не было любовной связи! Только простая дружба – с обеих сторон! Почему никто не желает в это поверить? Неужели это настолько невозможно?! – она отвернулась, задыхаясь от гневных рыданий.
Сокол ничего не ответил, молча изучая плачущую девушку. Ее возмущение выглядело совершенно искренним. Возможно, Сокол с самого начала неверно оценил ее взаимоотношения с отцом, но сейчас совершенно неважно, какими они были на самом деле. Главное – он получил ответ на два самых важных вопроса. Теперь можно начинать действовать.
Сокол повернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Ему даже в голову не пришло извиниться перед девушкой или как-то утешить ее. Однако эта бесчувственность не была намеренной. Никто никогда не проявлял к нему ни сочувствия, ни внимания, потому и он не привык их выказывать.