Сирень (ЛП) - Рейд Б. Б.

Она издала смешок, в котором не было ни капли юмора:

— Должно быть, это утомительно — быть таким самовлюбленным.

— Почему я не удивлен, что ты не знаешь каково это, малышка? Дай-ка я угадаю… ты отвечаешь на каждое малейшее пренебрежение, ведь тогда все будут считать тебя сильной, и никто не узнает, насколько ты не уверена в себе на самом деле.

Она смотрела на меня без каких-либо эмоций, ничто не выдавало ее:

— Малышка? — многозначительно повторила она.

— Ты вообще достаточно взрослая, чтобы пить? — я знал, что это так, но не упускал возможности разжечь в ней огонь.

— Мне двадцать два, придурок.

Она называла меня так так часто, что для моих ушей это начинало звучать как ласковое обращение.

— Вау, — ответил я, изображая благоговейный трепет. — Достаточно взрослая, чтобы пить уже целый год. Очевидно, я неправильно тебя понял.

— Меня интересует только твое уважение. Можешь оставить себе свое понимание.

— Перестань набрасываться на моего басиста, и, может быть, ты его заслужишь.

Брэкстон вскочила со своего места, и я подумал, что она замахнется на меня. В ее глазах было намерение, но никакой настоящей убежденности. Это решило бы все мои проблемы. Я мог бы лишить ее жизни, заявить о самозащите и найти нового гитариста — определенно, кого-то, кто не соблазнял бы меня на каждом шагу.

Рик, который до этого молчал, казалось, прочитал мои мысли. Встав, чтобы заслонить Брэкстон от меня, если понадобится, он умолял меня взглядом.

— Я не набрасывалась на него.

— Угу.

Я больше не хотел говорить о них двоих. Я даже думать не хотел о том, что они могут трахаться. Если бы кто-то из нас заявил на нее права, она стала бы недоступна навсегда. Осознание этого вызвало у меня желание пробить кулаком стену. Брэкстон заговорила прежде, чем я успел это сделать:

— Почему ты меня так боишься?

— Еще разок?

— Ты ведешь себя как мальчик, которому только что сказали, что он должен хорошо себя вести с девочками. Ты топаешь, рычишь и выпячиваешь грудь только для того, чтобы показать мне, кто здесь главный. Прошло три месяца, Хьюстон. Я все еще не уверена, но наконец-то понимаю причину. Я просила тебя об уважении, хотя должна была сказать тебе, что ты даже не начал заслуживать моего. Я объясню это предельно ясно и просто для тебя, пещерный человек. Начни с тупого притворства, якобы ты меня ненавидишь, и проехали.

— Понятно, — шагнув к ней, я бросил на Рика предупреждающий взгляд, когда мне показалось, что он попытается остановить меня. — А что, если я не притворяюсь?

— Я ничего тебе не сделала.

Я на мгновение задержал на ней взгляд, просто чтобы понять, серьезно ли она, и фыркнул:

— Я не куплюсь на эту чушь наивной-крошки, Бэмби.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ооо, ты понимаешь, — решительно ответил я. Я знал это, потому что каждый раз, когда мы подходили слишком близко, ее демоны взывали к моим.

К этому времени Рик обеими руками вцепился в свои черные волосы, его взгляд с серебряными и золотыми крапинками был диким от нерешительности. Он хотел прийти Брэкстон на помощь, но не был уверен, стоит ли она такого риска. Наша дружба была достаточно шаткой и без дополнительного катализатора — вот почему ей придется уйти. Если бы я был на его месте, нет никаких сомнений в том, что бы я сделал.

В первую очередь, я бы никогда не позволил украсть ее внимание.

— Уходи.

У Рика бывали редкие моменты неповиновения — как сейчас, когда он перевел взгляд на Брэкстон, безмолвно спрашивая, хочет ли она, чтобы он остался. Он ни в коем случае не был слабаком. Ему просто не нравилось баламутить воду.

Я всегда был взвинчен, Лорен вечно буянил, а Рик оставался затишьем до и после бури. Мы уравновешивали друг друга, пока не пришла Брэкстон и не склонила чашу весов.

— Все в порядке, Рик.

Даже после того, как ему дали ему добро оставить ее наедине со мной, он постоял там еще мгновение.

— Я буду в душе, если понадоблюсь тебе, — наконец сказал он ей, прежде чем исчезнуть за дверью, через которую я только что вошел. В тот момент, когда звук его шагов затих и дверь спальни закрылась, я вплотную подошел к Брэкстон.

— Тебе не следовало этого делать, — конский хвост, в который она собрала волосы этим утром, теперь был в моих руках. Это то, что я страстно желал сделать с того самого дня, как она вошла в конференц-зал «Гениев» и перевернула мой мир с ног на голову. Когда ее шея выгнулась дугой, обнажив горло, я изо всех сил старался, чтобы не вонзить в нее зубы. — И тебе не следует продолжать притворяться, что ты не осознаешь, что произойдет, если ты продолжишь дразнить меня.

— Убьешь меня? — бросила она в ответ, напомнив мне о моей дурацкой угрозе месяц назад. Я хотел заморочить ей голову, и хотя мне удалось убедить ее, мне не удалось заставить ее беспокоиться. Я покачал головой, и на моем лице появилась улыбка.

Чем дольше я знал Брэкстон, тем меньше понимал ее.

— Отпусти меня, Хьюстон.

— Убеди меня, что мы поняли друг друга.

— Я говорила тебе, что для этого потребуется, — ответила она.

— Я не уважаю тебя, Брэкстон. И никогда не буду. Ты полезна, но это не делает тебя равной нам.

На мгновение маленькая надежда, которая еще теплилась в ее больших круглых глазах, исчезла. Она выглядела потерянной и расстроенной, пока тот вызывающий блеск, который я так ненавидел, не вернулся в десятикратном размере.

— Тогда о чем мы вообще говорим?

— Мы обсуждаем неизбежность того, что ты будешь делать то, что тебе говорят. Я об этом позабочусь.

— Ты? Ну удачи тебе. Единственный раз, когда я прогибаюсь — это когда меня трахают, но мы уже установили, что между нами этого не произойдет.

Не готовый к ее ответу, я ослабил хватку и опустил руку. Однако я не отступил перед искушением ощутить ее тело так близко к своему:

— Последний шанс, Бэмби. Смотри вниз или кланяйся. Просто покажи мне, кто здесь главный.

Она улыбнулась мне.

То, что я почувствовал от этого простого жеста, от этого невысказанного вызова… Я не был так взволнован, когда «Связанные» заключили контракт со звукозаписывающей компанией или получили свою первую платину. Брэкстон сделала жизнь более, чем просто интересной.

Благодаря ей стоило жить.

Лорен и Джерико бросали мне вызов, но ни один из них никогда не возбуждал мой член, делая это.

Когда я снова схватил ее, то поймал за бедра, прежде чем притянуть к себе. Теперь между нами не осталось места. Нет никакой гарантии, что я отпущу ее на этот раз.

— Вот в чем твоя проблема, — прошептал я ей, когда она отказалась отвести взгляд и подчиниться. — Ты всегда ходишь с ножом на перестрелку, Фаун. Тебе следовало вцепиться мне в яйца.

Однажды я пойму, как ей удается казаться одновременно невинной и наглой. В этом и заключался парадокс Брэкстон Фаун — выглядеть как рай на земле, в то же время нарушая мое душевное равновесие.

Страх и принятие того, что должно было вот-вот произойти, столкнулись вместе, как волна, возвращающаяся в море. Это был момент, когда я без всяких зазрений совести пересек черту, которую сам провел.

Осталась только неоспоримая правда, что я в полной заднице.

ДВАДЦАТЬ ТРИ

Он поцеловал меня.

Хьюстон Морроу целовал меня.

Моменты созданы для того, чтобы быть плавным переходом от одного к другому. Причиной и следствием. Разработанные для того, чтобы иметь смысл.

Так… как мы перешли от его высокомерного напоминания о том, что я ниже его, к… поцелуям?

И почему я не отстранилась?

Самое подходящее время было бы, когда я почувствовала, как его руки скользят по моим бедрам, пока не добрались до моей задницы. Шорты, которые я надевала в постель, не оставляли простора для его воображения. Я выложила все свои карты на стол, а он разгадал мой блеф.