Кто приручит тигра - Энн Мэтер

Они приехали в Рио еще до полудня и сразу же направились в больницу. Это было большое современное здание, внутри все было белоснежным и безликим. Доминик подумалось, что в этих коридорах жизнь встречается со смертью, и от этого сознания ее бросило в дрожь. Ей никогда раньше не свойственны были подобные фантазии.

За столиком приемной сидел регистратор в белом, который сразу же позвонил доктору. Она попросила Сальвадора сопровождать ее, но, когда появился доктор и пригласил ее пройти в маленький кабинет у холла приемной, Сальвадор отстал, и Доминик вошла одна.

Доктор представился как Мануэль Веррес. Когда Доминик уселась, он объяснил, что ведет ее мужа. Специалист, который обработал его ожоги накануне вечером, и хирург, которому предстоит сделать пересадку кожи, сейчас заняты, а ему поручено познакомить ее с положением дел.

Доминик выслушала его объяснения. Винсенте вполне удовлетворительно оправился от шока, вызванного взрывом, и, хотя глаз его закрыт повязкой, щека оставлена на воздухе, что может оказаться для Доминик нелегким зрелищем.

— Он в палате интенсивной терапии, — продолжал доктор Веррес. — Это специальное пластмассовое сооружение, которое используется для такого рода случаев.

— Сколько он пробудет в больнице? — спросила Доминик.

— Хмм!… — Доктор Веррес взялся за подбородок. — Я не знаю точно. Четыре, может быть, пять недель. А позже он вернется для пластической операции.

— Она… она необходима? — чуть слышно спросила Доминик.

— Пластическая операция? Нет, не необходима! Но в случаях этого рода обычно к ней прибегают.

Доминик покачала головой.

— Столько операций, — пробормотала она почти про себя. — Столько лечения. Ах, доктор Веррес, мне можно его видеть? Доктор улыбнулся.

— Не вижу, почему бы и нет. Он знает, что вы приезжаете?

— По правде говоря, нет. Но специалист, с которым я разговаривала вчера вечером, решил, что мне хорошо бы приехать.

— Прекрасно. Пойдемте. Нам надо подняться в отдельную палату, где он сейчас лежит. Пойдемте же!

Сальвадор остался в приемной, а Доминик вошла в лифт и поднялась с доктором Верресом на четвертый этаж. Ее сердце отчаянно колотилось, от волнения ее подташнивало.

По коридору, выложенному белой плиткой, они прошли к дальней комнате, но прежде чем войти, зашли в кабинет палатной сестры. При виде доктора Верреса она улыбнулась. Он представил Доминик, и медсестра посмотрела на нее с беспокойством.

— Я не думаю, что ваш муж готов к вашей реакции на его раны, сеньора Сантос, — осторожно сказала она. — Ив настоящий момент у него посетительница.

У Доминик оборвалось сердце.

— Посетительница? — глухим эхом повторила она, гадая, кто бы это мог быть. Может, это София? Или даже Клаудиа? Или кто-то еще, кого она еще не встречала?

— Ну конечно же, — хладнокровно ответила медсестра Санчес. — Это сеньорита Сантос, сестра сеньора.

— Изабелла? — изумленно воскликнула Доминик. — Но я думала… Сестра кивнула.

— Вы думаете, что она послушница монастыря, не так ли?

— Ну да.

— Оказывается, мать-настоятельница дала ей специальное освобождение от обета, чтобы она могла посещать брата. В конце концов она ведь его единственная родственница, не считая вас.

Доминик густо покраснела. Она этого не знала. ОНА НЕ ЗНАЛА.

— Я… я, — растерянно начала она, но доктор Веррес вмешался:

— Возможно, как раз удачно, что сеньора Сантос войдет, когда там сеньорита Сантос, — предложил он. — В конце концов так это будет легче им обоим.

— Конечно. Это, наверное, неплохая мысль, — согласилась сестра Санчес. — Мне проводить вас, сеньора?

Доминик покачала головой.

— Нет. Нет, в этом нет нужды. Только… только покажите мне, где комната.

Палата была прямо по коридору, и, кивком поблагодарив медсестру и доктора Верреса, Доминик медленно пошла к двери. Потом решительно повернула ручку и вошла.

Поначалу ее глубоко страшили не только гнев Винсенте, но и собственная слабость. Она боялась, что не сможет не выказать какие-то чувства, какую-то тень отвращения при виде его обожженного лица. Но оказалось, что она испытывает только чувство облегчения от того, что он здесь, он жив, что его раны, какими они ни кажутся уродливыми, — это ничто по сравнению с волной любви и беспокойства, заливавшей ее для него — для него одного.

Он полулежал на подушках в темной пижаме, заставляющей его смуглое лицо казаться еще темнее, отчего еще заметнее становилась бледная, помертвевшая кожа на левой стороне его лица. Как доктор и предупреждал ее, левый глаз его скрывала повязка. На остальной части лица были красные пятна, там, где кожа была только слегка опалена. К счастью, его лоб и нос не были повреждены, и волосы не надо было стричь.

При ее появлении сидевшая по другую сторону от постели девушка поднялась на ноги, но Доминик восприняла ее только как одетую в темное фигуру — все ее внимание было сосредоточено на Винсенте. Его здоровый глаз мгновенно обратился к ней, и она увидела, как на его лице чувства сменяют друг друга. Самым сильным из них оказалось гневное, бурное неприятие ее присутствия.

— Пор Диос — ради Бога, Доминик! — яростно пробормотал он. — Что ты здесь делаешь? Я же говорил им, чтобы тебе сказали не приходить!

Гнев, звучащий в его голосе, чуть не заставил ее отшатнуться.

— Винсенте… — начала она дрожащим голосом, опасаясь, что предательские чувства опять подведут ее.

Девушка, которую Доминик узнала по фотографии в квартире Винсенте, сказала:

— Твоя жена имела право видеть тебя… утешать тебя, Винсенте. — Голос ее был спокойным и мягким.

Доминик посмотрела на нее, потом снова перевела взгляд на мужа. Винсенте, беспокойно привставший при ее появлении, снова откинулся на подушки, как будто это усилие его измучило, и резко сказал:

— В том, что касается меня, Доминик не имеет никаких прав!

Доминик смотрела на него, пораженная, не в силах сказать ни слова. Сестра Винсенте обошла кровать и, подойдя к ней, сказала:

— Я — Изабелла Сантос, сестра Винсенте. Доминик собрала остатки самообладания.

— Да… да, я знаю. Мне… мне только жаль, что мы вынуждены встретиться при таких обстоятельствах.

Изабелла улыбнулась. Она была очень спокойная, очень собранная и очень красивая в простой одежде послушницы.

— Проходите, — сказала она, — садитесь. Я уже ухожу.

— Нет! — Голос Винсенте звучал как приказ. — Изабелла, пожалуйста, останься. Доминик туго закрутила ремешок сумочки.

— Думаю… наверное, мне лучше уйти, — неловко начала она, чувствуя, что антагонизма Винсенте ей долго не выдержать. После того стресса, который ей уже пришлось испытать, это немыслимо.