Странный приятель - Егор Чекрыгин

Я говорю — парень он старательный, и боец из него хороший, но по части достать-украсть… толку мало. Доод уйдет — капральство на него нельзя оставлять.

— …И потому ты его за это хочешь выше пропихнуть?! — Откровенно заржал полковник, едва не расплескав налитое в золоченый кубок вино. — Обратно в солдаты загнать нельзя, так значит пихаем наверх — пусть начальство с ним мучается…И зачем мне это надо?

— А зачем тебе плохой капрал? — Развел руками Бид. — …Я понимаю — герои и все такое… Но звания-то зачем соплякам раздавать? Капрал ведь это того…!!! На капралах вся армия держится!

…Зато порученец для твоего штаба, из него получится отличный. Парнишка из благородных, читать-писать умеет. Манерам там вашим всяческим и говорить красиво, обучен. Учен… чему-то… Во! — Уставы все наизусть знает с незапамятных времен писанные. Вот и используй его.

— Порученец… — Покатал Дезгоот слово на языке, словно бы впервые пробуя на вкус новое блюдо. — Он на этой должности сержантми командовать сможет. Из солдат, на эту должность только ветераны попадают, и то очень редко. А ведь парень в армии без году неделя!

…Я конечно, Бид, твои замыслы отчасти разделяю. И толковый человек на этой должности мне не помешает…. — Но не боишься, что если ты своего парня в штаб пропихнешь — тебя Тут на части порвут, да и меня твоей кровью забрызгают?!

— Благородное происхождение… — Начал перечисляя загибать пальцы лейтенант Бид. — Булава на погоне…, как он ее получил — ту историю вся армия знает. Образован… Ну и скажи мне, какая сволочь против вякнуть посмеет, коли ты, так сказать, "примешь участие в судьбе…"?

Да и должность-то, как раз придуманна для "благородных вьюношей", ждущих вакансии на офицерский чин, или солдатни, которой офицерство светит. Ты сам жаловался что сейчас никого у тебя на этом месте нету… Вот я тебе и предложил!

— Ага. — Усмехнулся полковник. — Только обычно "благородные вьюноши", "ждут" на свои средства, которых у них вполне с избытком, раз уж им родня сумела офицерский чин купить…И уж в армию, они точно не по приговору суда, в каторжной команде, прибывают.

— Смотри сам. — Развел руками Бид. — Мое дело предложить. Денежной выгоды конечно от сопляка никакой не будет. — Но сам подумай, — в наших-то условиях, не лучше ли иметь под рукой одного старательного парнишку, чем десяток богатеньких бездельников?

— И то правда. — Как-то очень печально произнес полковник. И вновь смерил капрала внимательным взглядом, словно верблюда или коня покупал. — … оу Дарээка говоришь… — Род, в принципе известный… Генерал оу Когиир Дарээка тебе капрал, кем приходится?

— Двоюродным прадедом! — Отчеканил Ренки, пытаясь сделать спину еще прямее, и убрать из голоса нотки самодовольства.

— Хе. — Мой прадед под его началом служил…А за что на каторгу-то попал?

Ренки поведал свою историю.

— …Офицера-ветерана прирезал. — С явным осуждением в голосе, произнес полковник. — Вот это парень хреново. Такой поступок, тебя в глазах других офицеров не украсит.

…Я кстати про этого Аэдоосу слышал. — Простолюдин, из зажиточных, офицерский чин купивший…12-ый гренадерский… Там потом еще какая-то история случилась… неприятная. Не то карточные долги, не то заказные дуэли… — выперли его из полка короче.

Сволочь говорят этот Аэдоосу был редкостная. — В офицерском собрании его только терпели, но дружить брезговали.

Но вояка хоть куда оказался! Даже удивительно, как такой среди неблагородных родился… Насчет дуэлей был не дурак. Да и в битве труса не праздновал. — Под Туонси так вообще отличился. Уж не знаю чего ему булаву не повесили, — заслужил по всем статьям! Видать и впрямь этого Аэдоосу в полку сильно не любили.

Но сволочь сволочью, да зато своя! Со стороны лучше не трогать…

…А ты значит, сумел этакого ухаря, да кинжалом… — Видать и правда слухи ходят что удача за вами бегает. Ладно Бид. — Уговорил. Беру! Мне чуток удачи тоже не помешает!

— Ты мне тогда на приятеля его приказ напиши. — Видать лейтенант решил ковать железо, пока оно горячо. — Будет вместо него капралом.

— Да ты обнаглел Бид. — Делано возмутился полковник. — У тебя уже сейчас на два капральства три капрала… Хочешь четвертого? Куда ты их всех пристроишь?

— Доода давно старшиной делать пора. — Спокойно ответил лейтенант. — Вакансия у тебя есть, а оружейник из него, сам знаешь, толковый выйдет.

— Своего человека и в порученцы, и в сержанты да еще и на место оружейника, пропихнуть хочешь? — Всерьез удивился полковник оу Дезгоот. — Ты чего затеял? Хочешь чтобы в полку бунт начался, а меня доносами завалили?

— С кем надо, я уже договорился. — Спокойно ответил Бид. — Могу дать гарантию что ни бунта, ни доносов, ни других проблем, не будет.

— Он договорился. Бид… — Проворчал полковник. — Ты хоть бы капрала своего постеснялся. А то у него и так глаза на лоб вылезли, от того как у нас тут чины раздают, и сомнения могут возникнуть кто в полку командует.

— Ничего. — Подмигнул лейтенант полковнику. — Ему кой-какие вещи знать полезно будет. А язык за зубами он удержать сумеет. Проверено уже!

Разрешите идти господин полковник?! — Переходя с дружеского на официальный тон, — лейтенант вытянулся перед полковником в струнку.

— Идите лейтенант. — Махнул тот ему рукой. — Капрала своего пока тоже заберите. Объясните в чем будет заключаться его новая служба. Завтра на утреннем построении, я официально оглашу приказы о переводах и назначениях!

Так жизнь Ренки сделала новый, весьма неожиданный поворот. К худшему это было или к лучшему? — Сказать трудно.

Да, теперь Ренки жил при штабе, по преимуществу вращаясь в офицерской среде…И подчас ему казалось, что он опять попал в положение каторжника.

Пока Ренки был просто капралом, — он мог надеяться хоть на толику уважения, и защиту которую дают ему его лычки в солдатской среде.

Если простого солдата, практически любой унтер мог оскорбить или ударить кулаком или палкой, просто по собственной прихоти. (Это называлось — "Чтобы страх не теряли"). То капрал, как правило был уже избавлен от подобного обращения, и подвергнуть телесному наказанию, его могли только по приговору трибунала. А теперь…

Нет, офицеры в штабе не лупили Ренки палками… но иногда ему казалось, что лучше бы ударили. — Пренебрежение и брезгливое снисхождение, подчас ранит сердце полного честолюбия юноши, сильнее чем палочный удар.

В общем, — если в своем капральстве он был… ну по крайней мере — одним из главных людей. То при штабе, в обществе благородных офицеров — не более чем серенькой солдатской скотинкой, — может и чуть повыше денщика, однако не настолько чтобы запоминать его имя.