Страсть гордой княжны - Шахразада

«Как и ты, мой мудрый брат, щедр ко мне более чем сказочно…»

Масуд склонился в глубоком поклоне. Он пытался найти слова, достойные отразить чувства, что бушевали в его душе, но не мог. Да и не успел – магараджа вновь заговорил:

– А вот это, честный купец, наш тебе третий дар. Ты говорил, что прошло уже не менее пяти десятков лет, как забыты имена купцов твоего рода в далекой стране Ал-Лат. Мы лелеем надежду, что этот наш третий дар, дар более чем скромный, поможет возродить достойное купеческое имя. И помни, что от сего дня, в чем бы ни возникла у тебя нужда, все тотчас же будет тебе переслано. Со всей возможной в наш стремительный век скоростью.

Двери вновь распахнулись. Теперь уже не слоны, а высокие мощные нубийцы-носильщики втащили красные и черные сундуки. Они по очереди распахивали их, и перед пирующими представали разноцветные шелка – рулоны разворачивали, демонстрируя блеск и великолепие тканей. Затем внесли две алебастровые вазы, полные благоуханной амбры, потом два ларца из золота и слоновой кости: первый был до краев полон жемчугом, второй – луковицами тюльпанов (и то, и другое почиталось равно драгоценным). Потом внесли пять десятков огненных лисьих шкур, потом еще пять десятков лисьих шкур, однако черно-серого цвета… Ввели десять скакунов с золотыми уздечками и парчовыми седлами дивной красоты. Разложили на ковре в ряд семь слитков золота и четырнадцать – серебра.

Масуд задержал дыхание: о, третий дар магараджи был поистине царским! Более чем царским, ибо дарил удивительно легкую возможность восстановить славное имя ибн Салахов, а легкость эта обещала множество мгновений, которые можно будет провести не в лавках или в присутственных покоях наместника, а с женой, спокойная отрешенность которой нравилась ему все больше.

Да, невеста была необыкновенно, возвышенно красива. Ее не портили даже узоры из хны. «Аллах великий, да ее не испортит и рубище!» – подумал Масуд, хотя изо всех сил старался не думать о том, как его жена будет выглядеть вовсе без платья. Ибо мысли эти разжигали в нем огонь. Мысли и та смехотворная клятва, которую взяла с него красавица Джая.

Чтобы отвлечься от мечтаний, делающих честь любому мужчине, но совершенно неуместных на княжеской свадьбе, Масуд вернулся мыслями в тот день, когда вместе с отцом побывал на приеме у великого халифа Кордовы. Тот день был памятен для многих, однако юный Масуд запомнил лишь варварский подарок, который передал купец из далеких полуночных земель пресыщенному халифу.

Подарить рабыню – о да, это понятно. Но подарить рабыню, которая обучена лишь одному – доставлять повелителю утонченное удовольствие… Нет, юный Масуд тогда не мог этого понять, да и сейчас, немало повидав в мире, скривился от отвращения. Ибо он почитал близость телесную продолжением близости духовной. Конечно, мужчиной зачастую движет лишь плотское желание. Но он, Масуд, подозревал, что желать одну-единственную можно лишь тогда, когда тебя привлекает в ней не только тело, но и разум.

Однако красота той девушки памятна была Масуду до сих пор. Высокая, светловолосая, она стояла, низко наклонив голову, дабы никому не показать своего лица. На девушке было некое подобие юбки, состоящей из ниток отборного жемчуга, свешивающихся с золотого, украшенного самоцветами пояса, обхватывающего бедра ниже талии и оставляющего открытым нежный живот. Облегающая парчовая безрукавка почти не скрывала дивные груди. Девушка была боса, прозрачная нежно-розовая вуаль окутывала нижнюю часть лица и плечи. Конечно, такое необычное одеяние открывало многое, но тем сильнее было желание узнать, что же остается сокрытым.

Хотя, быть может, любовные вкусы халифа и обычного купца должны несколько отличаться. Или пресыщенному владыке уже мало одной женщины, пусть близкой, но одной. Ведь и ласки ее, и желания уже хорошо известны… А для того, чтобы любовный пыл не угасал, чтобы желание чресл было таким же, как и в молодости, приходится все время искать каких-то новых ощущений.

«Аллах великий, как далеко я могу зайти в своих мыслях… И все потому, что жена просила меня не желать ее. – Масуд усмехнулся. – Разве это отвечает человеческой природе?»

Юноша перевел глаза с бесконечной вереницы щедрых подарков магараджи на Джаю.

Та любовалась мехами и скакунами, однако было заметно, что мысли ее витают где-то далеко. И тогда Масуд решился подслушать их, хотя раньше зарекался входить в чей бы то ни было разум без крайней на то нужды.

«Должно быть, мне все же не следовало брать с него каких-то клятв. – Такой была первая мысль, услышанная Масудом. – Он-то не виноват ни в том, как мерзко поступил со мной отец, ни в том, что снял древнее проклятие. Могу поклясться, он и о проклятии том не знал. Тогда почему я потребовала от него этих слов?»

Трудно передать ликование, которым наполнилась душа Масуда. Он замер, боясь выдать свои чувства. Боялся даже показать, что заметил пристальный взгляд, которым одарила его прекрасная жена.

«Может, его ласки не будут мне неприятны… Должно быть, ему, страннику, есть чему научить женщину. Интересно, каково это – возлечь с мужем? Каково это – отдаться? И почему, о боги, почему столько поэм сложено о величии любви?»

Больше всего Масуду хотелось сейчас схватить жену на руки и спрятаться с ней в свадебных покоях. Ибо мысли Джаи, подслушанные, тайные, обещали ему долгие годы счастливого союза.

«Но, Аллах великий, я буду не я, если не проучу тебя, глупая девчонка! Отказаться от всего, ничего не испытав, но всего желая! И меня заставить отказаться. Клянусь, моя месть покажется тебе столь же сладкой, сколь и коварной!»

И Масуд уже не с показным, а с самым пристальным вниманием принялся разглядывать дары названного брата, прикидывая, сколько золотых сможет выручить и как быстро поднять на должную высоту имя купеческого рода.

О, конечно, он преотлично видел, что девушка от досады закусила губу – совсем не такого ждала она в день собственной свадьбы! Однако Масуду показалось этого мало, и он, повернувшись к магарадже, стал всерьез обсуждать, когда будет приличным покинуть княжество Нарандат, как организовать поездку, чтобы прошла она как можно легче и быстрее.

Радж Великий пустился в рассуждения, которые выдавали немалый опыт путешественника, рожденный, конечно, в те годы, когда проклятие, пусть и нависшее над всем родом, было лишь страшной сказкой, ибо до роковых тридцати пяти должен был пройти, быть может, добрый десяток лет.

Масуд поддерживал беседу, высказывал соображения, но уголком глаза следил за Джаей. «О прекраснейшая… Ты не пожалеешь о том, что откажешься от собственного слова, клянусь в этом своей тре… о нет, клянусь драгоценным огненно-желтым тюрбаном!»

Свиток двадцать шестой

Наконец погасли праздничные огни, дворец погрузился в полумрак. Даже из сада уже не доносилось ни звука – расторопные слуги успели разобрать и пиршественные столы, и сам навес с храмом.

Должно быть, спали все. Однако ни Масуд, ни Джая даже не приблизились к краю брачного ложа. Девушка, не отрываясь, смотрела в сумрак за окном, а юный муж, едва заметно усмехаясь, наблюдал за женой. О, его, Масуда, терпение в этот вечер было бесконечно, ибо он-то знал, что не отвращение, а лишь маска его выставлена сейчас напоказ гордой княжной.

Масуд молчал, молчала Джая. Минуты текли. Полночь вступила в свои права. И лишь тогда юная жена нарушила тишину:

– Благодарю тебя, достойный купец, за сегодняшнее торжество.

Масуд недоуменно смотрел на жену, но та по-прежнему не поворачивала головы.

– Благодарю за то, что наш уговор ты сохранил в тайне, что ни отец, ни мать не заподозрили дурного. Ты сыграл свою роль превосходно.

– Прекраснейшая, знай: твой муж всегда держит данное им слово. К тому же я старался делать то, что подсказывала мне ты, ибо нет лучшего учителя, чем самая красивая из женщин мира.

Джая улыбнулась.

– И льстить, уважаемый супруг, ты умеешь неплохо.

– Как же иначе выжить в княжеских покоях, несравненная?

Наконец девушка отвернулась от окна и взглянула в смеющиеся глаза Масуда.

– И еще, о Масуд. Я должна просить у тебя прощения… Нет, не перебивай меня. Я злилась на отца, но клятву отказа взяла с тебя. Это была моя ошибка. И за эту ошибку прошу меня простить.

– Я знаю, красавица, что ты была сердита на отца. Я понимаю твои чувства. А клятва отказа… Что ж, в какой-то мере все семейные союзы, созданные не по желанию молодых, а по указке старших, проходят через такую клятву. Даже если ее дают самому себе. Я пойму, если ты откажешься разделить со мной ложе – я тебе нежеланен. А брать силой то, что пусть намного позже, но станет моим счастьем, я не намерен.

– О нет, Масуд… Ты не нежеланен мне…