Щебечущая машина - Ричард Сеймур

за журналистику, они в каком-то смысле гораздо более свободные медиакомпании. Когда Марк Цукерберг пишет, что «люди по большей своей части приходят в Facebook не за новостями и массовой информацией» – то же самое он повторил в Конгрессе в 2018 году – он явно что-то умалчивает. Facebook, Google, Twitter, YouTube – ни что иное, как массовая информация. Будучи частью кибернетической системы наблюдения, контроля и извлечения данных, они существуют для того, чтобы генерировать информацию без предвзятости. Предвзятость проявляется в смысловом содержании, тогда как платформы социальных сетей по сути своей нигилистичны.

Этот агностицизм в отношении контента выделяет существующую тенденцию в старых СМИ. Несмотря на то, что газеты, принадлежащие Акселю Шпрингеру или Руперту Мердоку, или союзникам правящих партий, подобно испанской El País, преследовали идеологические цели, они также выступали в качестве рекламных площадок. И такая бизнес-модель уже имела агностические тенденции относительно контента, ведь им было гарантировано внимание, подкрепляемое покупательской способностью. На самом деле это касается всех товаров, производимых в условиях капитализма: в теории (хотя на практике – не совсем) инвесторам плевать на содержание, главное, чтобы был доход. Крайняя степень агностицизма Марка Цукерберга – он даже не видит проблемы в том, что кто-то из пользователей Facebook отрицает холокост, и открыто об этом заявляет – чистое проявления такой тенденции. Тот факт, что большая часть редакторской работы в Facebook лежит на алгоритмах собственной разработки – автоматический агностицизм, цифровой нигилизм – не делает сеть мене информационной.

Традиционные СМИ, конкурирующие с Facebook, идут ошибочным путем, когда настаивают, как например Guardian в 2016 году, что Facebook в тайне руководствуется устаревшими «интересами публики». Газета ссылалась на получившие огласку документы, которые свидетельствовали о вмешательстве на разных стадиях человека в ее «актуальные новости», «вбросе» определенных историй и «внесении в черный список» некоторых тем. Согласно документам, Facebook определял топовую тему «актуальных новостей» по одному критерию – появление новости на радио, телевидении и в газетах. Но суть любой системы «актуальности новостей» заключается в том, что это, как и «актуальные темы», эхо-камера. Внимание к той или иной истории обусловлено лишь тем, что на нее уже обратили внимание. Редакторский контроль Facebook – это цифровое безразличие к «интересам публики», и именно поэтому платформе намного эффективнее удается управлять вниманием.

Всеобщее признание того, что гиганты социальной индустрии – это те же средства массовой информации, основной источник новостей для сотен миллионов людей, способный формировать общественные интересы, ведет к новым проблемам и для Facebook, и для Google. В 2014 году в Испании был принят закон об интеллектуальной собственности, и Google заставили платить за ссылки и отрывки контента, которые отображаются в новостной ленте. Google поступил так, как поступил бы любой нормальный монополист – заблокировал в этой стране все свои сервисы. Это было своего рода послание все тем странам, которые рассматривали аналогичные меры, как, например, Великобритания, оказавшаяся под давлением печатных СМИ.

Произошел колоссальный климатический сдвиг. Прежняя индустрия новостей десятилетиями твердила, что журналистика эффективна только тогда, когда ей управляет частное предприятие, когда она находится в условиях свободной рыночной конкуренции, а вмешательство государства сведено к минимуму. Теперь они хотят финансовой поддержки от государства, но пока без каких-либо серьезных разговоров о том, как должна выглядеть финансируемая за счет бюджета журналистика, действующая во благо общества, и кому и как она должна подчиняться.

Вместо того чтобы публично обсудить то, что творится с нашей деградировавшей информационной экологией, государства все чаще и чаще призывают гигантов социальной индустрии тиражировать «фейковые новости».

3

Во все колокола надо было бить уже тогда, когда Дональд Трамп радостно присвоил себе термин «фейк ньюс». Нас должны были насторожить авторитарные интонации этого языка и тот факт, что на самом деле речь совсем не о том, что мы думаем.

В Соединенных Штатах данный термин приобрел популярность тогда, когда народу пытались объяснить, как получилось, что идеал вашингтонского правящего класса Хилари Клинтон уступила ультраправому аутсайдеру Дональду Трампу. Ведь кандидатура Трампа должна была обеспечить победу Клинтон. Согласно просочившимся в прессу стратегическим документам Демократической партии, они хотели увести Республиканцев как можно правее, надеясь выстроить широкий центр, чтобы соперничать с ними. Газета New York Times, открыто поддерживающая демократический истэблишмент, тщательно расследовала все эти истории с «фейковыми новостями», которые, по ее мнению, повлияли на исход выборов. В качестве наглядного примера был приведен твит, ставший вирусным, в котором заявлялось, будто бы протестующих против Трампа в Остине нанимали и свозили в автобусах. В качестве подтверждения к твиту прилагалась фотография с рядами автобусов, на которых, как выяснилось позже, привезли участников конференции, не имеющей никакого отношениях к описанным событиям. Это ложное обвинение 16 000 раз появилось в Twitter и 350 000 раз – в Facebook, более того, сам Трамп подтвердил этот слух.

Другие примеры, приведенные Times, оказались еще более нездоровыми. Клинтон, чтобы исказить результаты опросов общественного мнения, подкупала интервьюеров. В попытке помешать проведению голосования, она планировала «радиологическую атаку». Джон Подеста, консультант Клинтон по стратегиям, принимал участие в оккультных обрядах. Ее оппоненты умирали при подозрительных обстоятельствах. «Фейковые новости», как утверждала газета, нарушали единодушие, необходимое для эффективного правительства. Как посетовал Мартин Бэрон, ответственный редактор Washington Post: «Если в обществе нет согласия по основным фактам, то как построить в нем действенную демократию?»

Проблема в том, что дело не просто в разногласии по «основным фактам». Разногласие по «основным фактам» – это условие для существования действенной демократии. Факт – всего лишь измерение, и правомочность этого измерения, инструменты для его проведения, полномочия людей, проводящих эти измерения, всегда будут предметами разногласий. Фактов без ценностей не бывает, поэтому консенсус по фактам может быть достигнут только в полицейском государстве. Мнимые судьи «основных фактов» однажды уверяли читателей, что у Ирака есть оружие массового поражения, способное уничтожить сотни тысяч жизней. Нет, проблема была глубже. Все эти убеждения в разной степени указывали на заговорщическую паранойю. Те люди, которые готовы были верить в подобные истории, не только не входили в избирательный контингент Клинтон, но даже и не углублялись в эпистемологические предпосылки, которые не прошли «проверку на достоверность», проведенную либеральной прессой.

Кроме того, практически нет свидетельств тому, что «фейковые новости» существенно повлияли на выборы 2016 года, и попытки обвинить веру в «фейковые» истории рискуют спутать причины и следствия. Ученые Университета штата Огайо проанализировали связь между верой в «фейки» и провалом предвыборной кампании демократической партии в 2016 году. Они достаточно хитроумно учитывали альтернативные факторы, такие как возраст, образование, пол, раса и идеологическая ориентация. Примечательно, однако, что исследователи полностью проигнорировали влияние политики, заявлений и предвыборных стратегий Клинтон. И хотя слабая связь между верой в фейковые новости и вероятностью провала была установлена, все равно невозможно