Река - Кетиль Бьёрнстад

Однажды она неожиданно спрашивает у меня:

— Ты читал когда-нибудь роман Карсон Мак-Каллерс «Сердце — одинокий охотник»?

— Нет, — отвечаю я. — «Сердце — одинокий охотник»? Хорошее название.

— Она умерла три года тому назад, ей было пятьдесят лет, девятнадцать лет у нее была парализована правая сторона туловища после целой череды инсультов, которые случились у нее еще в молодости. Вообще-то ее звали Лула Карсон Смит. Ей было двадцать три года, когда вышла ее книга. Может быть, ей было столько, сколько тебе сейчас, когда она начала ее писать. Может быть, благодаря ей я теперь всегда внимательно отношусь к таким молодым людям, как ты, хотя и люблю подразнить тебя за твою молодость. Нам так легко видеть друг в друге шаблоны. Я думаю об Ане и о Бруре. Какими их видели люди? Как они сами воспринимали себя? Как думаешь, Аня в глубине души была той талантливой бесконфликтной победительницей, какой ее все считали? Как думаешь, считал ли Брур себя удачливым нейрохирургом, все контролирующим отцом Ани, имевшим продуманный педагогический план? Ты должен прочитать этот роман, Аксель. И ты должен посмотреть его экранизацию с Аланом Аркиным, хотя фильм сильно отличается от книги. Я часто думаю о ней. Я поехала в США в прошлом году отчасти еще и из-за нее. Конечно, мне хотелось послушать Джони Митчелл, но хотелось и увидеть могилу Карсон Мак-Каллерс. Правда, мне не хватило на это времени. Знаешь, она хотела стать пианисткой. Она должна была учиться в Джульярдской музыкальной школе. Эта школа входила и в тайный план Брура относительно Ани. Мак-Каллерс было семнадцать лет. Как тебе в прошлом году. Она очень любила музыку, и она же в шестнадцать лет уже написала драму в трех актах. Однако у нее кончились деньги на учение. И все пошло не так, как она хотела. Она стала не пианисткой, а писательницей. Карсон Мак-Каллерс была из тех людей, что рано взрослеют. Как ты. А это опасный диагноз, мальчик мой.

— Почему опасный?

— Помни, я говорю это, исходя из собственного опыта. Мне пришлось стать взрослой, когда я в восемнадцать лет родила Аню и оказалась замужем, хотя была совершенно к этому не готова. Как ни странно, но в таких ситуациях у человека почти не бывает помощников. Помощники Мак-Каллерс носят такие громкие имена, как Бенджамин Бриттен, У. Х. Оден, Теннесси Уильямс, Труман Капоте. Не помогло ей и то, что она была бисексуальна, как и ее муж, Ривс Мак-Каллерс, писатель и солдат.

Марианне закуривает сигарету. Она уже открыла бутылку. Я курю и пью вино вместе с ней. И я люблю, когда она бывает такой, когда рассказывает мне что-нибудь, не поучая меня. Когда я сам могу вмешаться в ее рассказ, иногда бессмысленно, иногда уместно.

— Ты знала, что у Ани была связь с моей сестрой Катрине? — спрашиваю я.

— Нет. — Марианне удивлена. И внимательно изучает мое лицо, словно пытается понять, правду ли я говорю. — Откуда ты это знаешь?

— На приеме после дебюта Ребекки Фрост я застал их, мягко говоря, в интимной ситуации.

— В… интимной ситуации? — Марианне вопросительно смотрит на меня. Наконец она понимает, что мне трудно говорить об этом. — Представляю себе, каково тебе было это видеть, — сочувственно говорит она. — Ведь в то время ты отдавал ей всю свою любовь!

— Это было почти нереально. Даже теперь мне тяжело думать об этом. Катрине уехала на другой конец земного шара, и это говорит о том, как серьезно это было и для нее.

Марианне задумывается.

— Наверное, я сама невольно подсказала Ане этот путь, — говорит она.

— Каким образом?

— Она знала, что у меня были не только дружеские отношения с одной подругой. Ане тогда было четырнадцать. Это была одна из наших с ней тайн, с Бруром у нее их было много. Она однажды увидела, как я целовала эту женщину у нас в саду, когда Брура не было дома и когда отношения у меня с ним были особенно напряженные. Потом, поняв, что она все видела, я упросила ее ничего не говорить Бруру, ибо знала, что это будет для него ужасным ударом. И она обещала молчать о том, что видела.

Так, постепенно, мы открываемся друг другу. Выслушиваем друг от друга признания. Теперь она знает об Ане то, чего не знала раньше. А я знаю то, чего не знал раньше о Марианне.

Я отвлек ее. Но разве не о таких именно случаях мы должны говорить? Она думает об Ане. Новый кирпичик занял свое место в этой головоломке.

— Карсон Мак-Каллерс хотела покончить жизнь самоубийством, — говорит Марианне спокойно, готовя очередную самокрутку. — Подробностей я не знаю. Сначала она развелась с мужем, через год после выхода в свет своего романа «Сердце — одинокий охотник» в 1940 году. Через четыре года она снова вышла за него замуж. Через три года, когда у нее была депрессия, она и хотела покончить с собой. Но выжила. Через пять лет, когда они жили в Париже, в отеле, ее муж предложил, чтобы они вместе покончили жизнь самоубийством, но она сбежала от него. А он все-таки совершил самоубийство, приняв большую дозу снотворного.

— Невесело.

— Да уж, и самое страшное, что человек, так глубоко постигший человеческую душу и человеческое сердце, хотел покончить с собой таким образом. У меня в голове не укладывается, что люди, наделенные чувствительностью, намного превосходящей мою собственную, бывают не в состоянии обратить свои знания в жажду жизни. Вирджиния Вульф покончила самоубийством. Харт Крейн покончил самоубийством. Кёстлер с женой, Ван Гог, Хемингуэй. Не говоря уже о тех, кто страдал душевной болезнью, и тех, кто пытался покончить с собой, но у них это не получилось. Неужели на дне каждой человеческой жизни лежит что-то невыносимо ужасное? Неужели мы осуждены жить, как люди, спасшиеся во время кораблекрушения, как барахтающиеся в море, стараясь не утонуть?

Я замечаю, что она разволновалась. Что это может быть опасно.

— Если не ошибаюсь, ты хотела рассказать мне о романе. О чем он?

— Трудно объяснить, о чем говорится в книгах Карсон Мак-Каллерс, — говорит Марианне, сразу успокоившись. — В этой книге рассказывается о судьбе нескольких человек из маленького городка в Южных Штатах. О двух глухонемых друзьях, которые каждое утро рука об руку ходят на свою работу. Так начинается эта книга. — Я вижу, что Марианне уже воодушевилась, она живет книгой, ставшей для нее живой действительностью. — Один из них, толстый сонный грек по имени Спирот Антонапуло, работает в лавке своего двоюродного брата, где продают фрукты и сладости. Его худого глухонемого друга зовут Джон Зингер. Он работает гравером у ювелира. Они живут в обществе одиноких людей. Там есть еще молодая девушка, которая любит музыку, чернокожий врач, молодой добросердечный владелец бара и темпераментный коммунист. Некоторые из них не могут ничего сказать, как и те двое глухонемых. Другие совершенно испорчены, они испортили свою жизнь сексом и алкоголем, совсем как пытаемся испортить и мы с тобой. Нет, я не шучу. Мы слишком рано стали взрослыми. Но слушай дальше. Мак-Каллерс пишет о маленьком сообществе людей, и так, как она пишет о чернокожих, никто из белых до нее не писал. Однако для меня главный в книге — Джон Зингер, глухонемой, человек добрых услуг. Он каждый день следит за своим другом, толстым греком, потому что голова у толстого грека соображает не так хорошо, как этого хотелось бы обществу. Одновременно с тем Зингеру приходится выслушивать откровения других людей. То, что они рассказывают, кажется им необыкновенно важным. Собственно говоря, эта книга — одна длинная история об отсутствии сочувствия, о том, что значит остаться незамеченным. О том, что можно сделать с человеком. И еще эта книга о Мик, молодой девушке, которая не может жить без Зингера…

Марианне живет в этой истории, ставшей для нее такой важной. Я вижу ее тонкие морщинки, горестные линии, как она сама назвала их один раз. В глазах блестят слезы. Думаю, что ни разу не видел Аню плачущей. Вспоминаю, какой беспомощной выглядела Сельма Люнге, когда она плакала. Какие разные у всех слезы, думаю я. Слезы Марианне тихие, спокойные, почти добрые. Большие капли катятся у нее по щекам в то время, как она до самозабвения поглощена этой книгой, или фильмом, во всяком случае, историей об этом глухонемом человеке, Зингере, который оберегал своего отсталого друга в мире историй.

— Кажется, вы, музыканты, называете это контрапунктом? Когда самостоятельный голос сплетается с другими голосами и возникает целостность, более значительная, чем мог бы составить каждый голос сам по себе. Бах очень хорошо это знал. И это знала Карсон Мак-Каллерс.

Марианне задумывается, словно проверяет самое себя. Потом она продолжает:

— Требуется совсем немного, чтобы жизнь человека оборвалась. Это мы с тобой оба хорошо знаем. Верно? То воскресенье, когда твоя мама погибла в водопаде, началось, как самый обычный воскресный день. Да? А закончилось потрясением и кошмаром. Для глухонемого Зингера трагедию создают мелкие события, в результате этих событий его отсталый друг, которого он все время оберегает, оказывается в сумасшедшем доме. Там он умирает. И что тогда происходит с Зингером? Правильно, он — связующее звено для всех людей, о которых рассказывается в этой книге, не может пережить потерю друга. И, к удивлению всех, кончает жизнь самоубийством. Он, который всегда там присутствовал, который слушал, пытался понять, несмотря на то, что был глухонемой, не может больше жить. Никто не мог предвидеть того, что произойдет. Они нуждались в нем все, без исключения, каждый по-своему. Но они не понимали, кем он для них был.