Последствия неустранимы - Михаил Черненок

Откровенность главного бухгалтера еще больше укрепила у Антона мысль, что Головчанский был неплохим психологом. Александр Васильевич тонко подмечал слабые стороны подчиненных и использовал их в своих целях на полную катушку.

У входа в райотдел под густым черемуховым кустом, ссутулясь на скамейке, сосредоточенно курил Хачик Алексанян. Он увидел Бирюкова, поднялся и возмущенно заговорил:

— БХСС, понимаешь, товарищ Бирюков, затаскал бригаду допросами! Работать некогда…

— Не надо было нарушать закон, — строго сказал Бирюков.

— Я не нарушал! Вымогательством Головчанский занимался!

— Не сваливайте все на Головчанского. Вас никто не принуждал подписывать завышенный договор и тем более делиться с Головчанским деньгами.

— Он сам предложил тридцать тысяч по зарплате! И условие поставил: пять — ему. Сказал: «Не хочешь, не согласен — ищи в другом месте работу».

— Значит, вы добровольно согласились на групповое хищение.

— Почему добровольно?!

— Потому, что у нас в районе, кроме Сельстроя, есть другие организации, где всегда можно найти строительную работу на законных основаниях.

— Некогда было искать! Если бы я не согласился, Головчанский в тот же день нанял бы другого.

— Вот другой, а не вы, и отвечал бы теперь. Пойдемте ко мне в кабинет — надо кое-что выяснить…

Алексанян мгновенно изменился, словно его огорошили неожиданным вопросом. В кабинете, едва усевшись на стул, он снова попытался завести разговор о вымогательстве Головчанского, но Антон сразу перебил:

— Хачик Геворкович, не оправдывайтесь. Ситуация настолько простая, что вам придется нести ответственность за хищение по всей строгости закона. Расскажите лучше о своих отношениях с Огнянниковой. Знаете Анну Леонидовну?

Алексанян уставился на Бирюкова крупными черными глазами, как будто хотел убедиться: не разыгрывают ли его? Антон повторил вопрос. Хачик пожал плечами:

— Знаю, конечно, Анюту. Какие отношения?.. Хорошие отношения. Она согласилась выйти за меня замуж. Только, понимаешь, не хочет жить у моих родителей в Николаевке. В большой город хочет, в Ереван.

— Чем Николаевка не нравится Огнянниковой? Анна Леонидовна была там?

— Нет, не была. Я рассказал. Анюта говорит, надоело в деревне жить, поехали в город. Теперь мне забота — покупать квартиру в Ереване.

«Это что еще за трюк? Почему Огнянникова напрочь отрекалась от Алексаняна, а он как ни в чем не бывало говорит о женитьбе?» — мелькнула у Бирюкова мысль, однако раздумывать было некогда, и Антон быстро спросил:

— Давно начали обговаривать с Огнянниковой совместные планы на жизнь?

— Второй месяц говорим.

— Жениться собрались на одной, а ночевать ходите к другой?

— К кому я хожу?!

— К Тосе Стрункиной…

Несколько секунд Алексанян растерянно смотрел Бирюкову в глаза, но, по всей вероятности, так и не сообразив, каким образом лучше выкрутиться из щепетильного положения, заторопился:

— Слушай, товарищ Бирюков, слушай, это шутка была!..

— Вы слишком много «шутите»…

— Не хотел я у Тоси ночевать! Выпить коньяк хотел, поговорить… Немножко пошутил с Тосей, — она, дурная, дверь с обратной стороны закрыла. Мне через трубу уходить оставалось, через трубу?!

Антон попросил рассказать все по порядку. Хачик стукнул себя кулаком в грудь и, сверкая черными глазами, повторил то, что уже рассказывал Голубеву.

— Вы потому и пошли к Стрункиной, что Огнянниковой в пятницу вечером дома не было? — уточнил Бирюков.

— Потому и пошел!

— Где же Огнянникова находилась в тот вечер?

— Говорит, в Новосибирске. Хотела в отпуск улететь, а ее, понимаешь, обворовали в аэропорту… — Заметив на лице Бирюкова недоверчивую улыбку, Алексанян вспыхнул: — Правду говорю!

Бирюков посерьезнел:

— Не верю, Хачик Геворкович.

— Почему не веришь?

— Вот почему… Вы собираетесь жениться на Огнянниковой, а она, ни слова вам не сказав, решила улететь в отпуск…

— Капризная женщина!

— И вы хотите такую взять в жены?

— Красивые женщины все капризные.

Ответ был явно неубедительным, и Антон Бирюков сделал вывод, что Алексанян, несмотря на темпераментный, вспыльчивый характер, тугодум. Чтобы узнать у него правду, надо было вести беседу в темпе, не давая Хачику больших пауз для размышлений. И Антон заговорил:

— Всякому капризу, Хачик Геворкович, предшествует какая-то причина. Согласны?

— Понятно, согласен!

— Что явилось поводом для «каприза» Огнянниковой?

Алексанян мучительно наморщил лоб. Бирюков сразу поторопил:

— Не придумывайте, говорите искренне.

— Зачем придумывать? Я виноват. Грубо разговаривал с Анютой: почему не хочешь жить в Николаевке?! Там настоящий Крым! Там море под окном! Старики хорошие. Тебе чего еще надо?! Зачем Ереван — шумный город?..

Задавая вопрос за вопросом, Бирюков выяснил, что «грубый» разговор между Алексаняном и Огнянниковой произошел почти три недели назад и что в пятницу Алексанян шел с бутылкой коньяка к Анне Леонидовне мириться, но мир, как известно, не состоялся.

— Теперь помирились? — спросил Антон.

— Даже заявление в загс подали! — Хачик жалобно посмотрел на Антона. — Помоги, товарищ Бирюков, из грязи выбраться…

— В таких делах я не помощник. Все будет по закону, сотрудники ОБХСС разберутся. Меня же интересует смерть Головчанского. Огнянникова о нем рассказывала?

— Говорила, что плохой человек. Советовала больше с ним не связываться. Я сказал, последний договор отработаю и больше в Сибирь не приеду.

— Когда такой разговор состоялся?

— Еще до того, как поругались с Анютой.

— Головчанский знал о вашем намерении жениться на Огнянниковой?

— Говорил ему, что увезу из Сибири на юг красивую женщину. Он захохотал, сказал, жалеть после стану, Анюта — капризная красавица и… как это… легкомысленная. Я тоже посмеялся: не получится жизнь — разойдемся, как в Черном море корабли.

— Огнянникова о вашем разговоре с Головчанским знала?

— Зачем ей знать мужской разговор?

— Когда она из Новосибирска вернулась?

— Не спрашивал. Утром в субботу дома не было. Когда бежал от Стрункиной, промок до нитки. Хотел у Анюты просушиться, чтобы в гостиницу мокрым не приходить. Звонил, звонил — дверь не открылась. До меня тоже кто-то не мог в квартиру Анюты попасть.

— Кто? — живо заинтересовался Антон.

— Не спрашивал. На лестничной площадке перед дверью мокрые следы остались.

— Мужские или женские?