Осколки турмалина - Анна Николаевна Ольховская

И тут он выдает мне это.

– Почему? – поразилась я. – У меня все в порядке!

– Мне кажется, ты позволяешь этому слишком увлечь себя. Ты только о расследовании и думаешь.

– Вообще-то, понятно, почему!

– Было бы понятно, если бы это происходило с тобой первый раз. Но ведь совсем недавно ты занималась чем-то подобным, так? Это уже становится тенденцией.

Да, это становилось тенденцией, которая меня напрягала. Я знала, что он прав. И я согласилась бы с ним, если бы он сказал это хотя бы с легкой долей неуверенности, с сомнением, допускающим, что случай у меня не совсем уж гиблый. Однако Влад произносил эти слова все тем же спокойным, ровным тоном. Он все на свете знает – даже мои мысли!

– У меня племянницы пропали!

– Ты их даже не знаешь. Если ты найдешь их, ты ведь не оставишь их себе?

– Отца напрягу, надо же и ему в их жизни поучаствовать, – пожала плечами я. – Но сначала нужно их отыскать!

– Я не спорю. Но ты до них жила одна и после них собираешься остаться одна. У тебя только дальний круг общения – те, кого ты навещаешь. Иногда, если тебе захочется. В ближнем круге никого нет.

Куда вообще катится этот разговор? Только что мы шли по улице без какой-либо цели – и вот уже мы разбираем мою биографию.

– Ты не знаешь, есть у меня близкий круг общения или нет! – возмутилась я. – Очень даже есть!

– Да? И кто там?

Так, нужно было срочно кого-нибудь назвать, чтобы он не слишком зазнавался, а я не выглядела по-настоящему одинокой. Ну же, Ио, ты умеешь врать! Беда в том, что это Влад, он меня знает, его так просто не обманешь. Раньше я уверенно назвала бы Лену, но Лена мертва, а мертвые не считаются. Мама и папа? Даже не смешно. Ксюха? Она – моя лучшая подруга, но было бы странно назвать ее самым близким человеком. По иронии судьбы, самым близким в моем окружении сейчас стал Влад. Но слишком много ему чести – знать об этом!

Я выбрала пусть и детский, однако более-менее подходящий вариант ответа.

– Есть и все!

– А я думаю, что нет, – указал Влад. – Я тут узнавал – раз уж взялся наводить справки. Замужем ты так и не была, детей нет.

– Для этого тебе понадобилось наводить справки? Тоже мне, секрет нашел! Я бы сама сказала, если бы ты спросил. Не нужно все представлять так, будто я – старая дева, мимо которой прошли все поезда. Мы ведь не в Средневековье живем, многие в моем возрасте не замужем!

– Но у каждой своя причина. В чем твоя?

В Андрее – я чуть было не ляпнула это. На правах лучшей подруги, пусть и бывшей, я знала все его уязвимые места, знала, что причинит ему самую большую боль. Если сейчас упомянуть его мертвого брата, это не просто удар по живому. Одно имя порой способно призвать целую кавалькаду чувств. То, что произошло между Андреем, Владом и мной, вряд ли когда-либо перестанет болеть. А то, что один из участников этой истории мертв, делает ситуацию безвыходной.

Но я не могла поступить с ним так даже сейчас, когда он здорово меня задел. Почему я должна думать только о его благополучии в ущерб себе? Это ведь он испортил нам безмятежную прогулку! Поэтому я ударила низко, хотя и не особо коварно.

– Может, потому, что как только я пытаюсь затащить мужчину в постель, он отталкивает меня и тревожно выбегает из комнаты?

Сработало: он напрягся. Даже с его идеальным самоконтролем невозможно вечно притворяться роботом.

– Ио, перестань. Я серьезно.

– Я тоже! Я тоже чертовски серьезно! Я уже пыталась быть политкорректной до тошноты и не касаться неловких тем, ожидая, что все решится само собой. Как видишь, это ни к чему не привело.

Хоть какой-то толк от этого дурацкого разговора: выясню, почему меня вдруг проигнорировали. Вроде как я друг, товарищ и брат, а с этими личностями сексом не занимаются?

Разговор сам собой перескочил с английского на русский, да еще и на повышенных тонах. Это не могло не привлечь внимание, и на нас косились прохожие – кто с любопытством, а кто и с настороженностью. Нам пришлось свернуть на улицу потише, но завершать разговор и делать вид, что его не было, оказалось поздновато.

– Не переводи на меня стрелки, – потребовал Влад. – Разве это не служит лучшим указанием на то, что ты замалчиваешь проблемы в собственной жизни?

Теперь и он психоаналитика изображает. Эпидемия просто.

– Да нет никаких проблем! Ты вот тоже женой с детишками не разжился, но тебя это не беспокоит.

– Ты прекрасно знаешь, почему.

Раньше на этом моменте я бы смутилась. С тяжело больным человеком не обсуждают его болезнь, это у нас на подкорке записано, нас такому с детства учат. Но порой гнев помогает преодолевать ментальные барьеры, а Влад меня порядочно выбесил.

– Этому твоему «почему» всего два года! А раньше что? У тебя было больше, чем достаточно, возможностей жениться! За тобой табун фанаток бегал! Хотел бы женушку для производства детишек – давно была бы! Но я же не спрашиваю, почему ее и потомства еще нет. Мне кажется, что все понятно.

– Да? И что тебе понятно?

– Ты просто не хотел этого. В будущем – да, пока – нет, не нагулялся. И табун фанаток ты использовал совсем не для возвышенных целей. Но я тебя не осуждаю, правда, и не только потому что так принято говорить, а действительно не осуждаю. Я одного не могу понять: почему такую же ситуацию для меня ты считаешь недопустимой?

Мой бывший, Вася Чернышев, так и не понял, почему я отказалась выйти за него замуж. Я ему один раз попыталась объяснить, он не разобрался, а мусолить снова и снова мне лень. Но благодаря той истории я четко поняла, что замужество как обязательный элемент жизни мне не требуется.

Мне не хотелось просто обрести определенный статус. Мне хотелось почувствовать то, что я чувствовала когда-то. И если этого не будет – то уж лучше ничего, мимолетные интрижки и никаких обязательств.

Теперь, здесь, в этом городе, в этом путешествии, я подошла ближе всего к тому, что искала. Беда в том, что столь необходимый мне человек этого не замечал, но с упорством барана верил, что видит меня насквозь.

– Я всего лишь беспокоюсь за тебя, – вздохнул он. – Веришь или нет, но ты мне важна до сих пор.

Это прозвучало иначе, не так, как его предыдущие четкие,