Убийство из тюбика с кремом - Кира Медведева

Когда же чисто «водочный бизнес» стал уже не так прибылен, — ему было трудно конкурировать с настоящими подпольными цехами, которые стали наводнять своей продукцией страну по очень низким ценам, — он переключился на производство дешевых наркотиков.

Наткнувшись на ниве «водочного бизнеса» на одного бомжа, в прошлом аспиранта химико-технологического института, он пристроил его к «делу» помогать разливать, закатывать, а главное, сбывать пойло.

А бывший аспирант, увлекшись всякой химической гадостью, которая доставляла ему неземное наслаждение, научил Петрухина, как из эфедрина таблеток со слабым наркотическим эффектом — делать эфедрой — ходовой дешевый наркотик, пользующийся популярностью. Причем все это прямо на кухне петрухинского дома, без всякой сложной аппаратуры!

А нужный для этого эфедрин скупать у китайцев и вьетнамцев, потому что у них он продается без каких-либо ограничений. Вышеперечисленные граждане в огромных количествах волокли его из своих стран в Россию. Дешево и сердито!

И всякой другой гадости научил Петрухина аспирант…

Через полгода они расстались — не по обоюдному согласию, просто бывший аспирант стал слишком много рассказывать, находясь в своем «синтетическом рае»…

Петрухин оттащил его тело на городскую помойку, верно рассудив, что еще одним мертвым бомжом никто интересоваться не будет…

Однако многому он у него нахватался!

В доме были найдены несметное количество пустых бутылок, канистр с техническим спиртом, пара мешков с новыми крышечками для бутылок (он их по дешевке прикупил у сторожа одного из водочных заводов) и прочее снаряжение. Там же нашли кустарную химлабораторию, в которой производился «синтетический рай», полиэтиленовые мешки, в которых было расфасовано по тысяче таблеток эфедрина, которые еще не прошли обработку, уже готовый эфедрой и кучу всего еще.

Также найдены клей, оберточный целлофан и две составные гадости, которую добавляли в крем. Но только по ним трудно было бы доказать причастность Петрухина к делу о «Милене». Крем для рук, который нашли в доме? Ну так его в магазине можно купить!

Прямой уликой оказался тюбик от «Милены», наполненный ядовитым кремом, который не удалось аккуратно упаковать. На упаковке красовались отпечатки грязных пальцев, что неопровержимо доказывало причастность этого типа к делу.

А подвела его все та же выпивка. Петрухин любил выпить, ну а в пьяном состоянии пальчики не так ловко работают и за порядком следить некогда. Но сам он предпочитал заводской разлив: «Черт его знает, эту гадость, которую мне подсунули, а если я от нее сдохну?» На вопрос, а как же тогда его «клиенты», он почему-то промолчал…

Так вот, в самой чистой комнате, в одном из углов, рядом с рабочим столом, среди бутылок и упаковок с пробками и был найден этот тюбик. Этот маленький тюбик с отравленным кремом, который соединил воедино все нити (казалось бы, несоединимые) нашего расследования и доказывал существование этого ужасного преступления.

Кроме того, у Петрухина нашли почти целый рулон технической ткани, из которой делались известные «ароматические салфетки».

На подоконнике-вот ведь незадача! — оказалась банка из-под огурцов, в которой покоились засохшие остатки крема с добавкой цветного проявителя, и полиэтиленовый пакет с этим самым проявителем.

На допросе Петрухин сознался, что делал это все, изливая всю желчь, накопившуюся за последние годы без советской власти. Обвиняя во всем власти, что они толкнули его на такую жизнь и пр. пр. пр., что сам бы он никогда не занялся такой подлостью, что сам он честный гражданин. Но кто его нанял, объяснить толком не мог. С ним общались через переводчика. Был еще водитель — здоровенный детина — видимо, охранник. Сам же главный держался в тени, Петрухин понял только, что это мужчина лет пятидесяти. Но язык точно разобрал — итальянский, мол: «Сам был в Риме в семьдесят пятом с партийной делегацией, — при этом на лице Петрухина первый раз появилась улыбка, — так что отличу от другого. Итальянский это был. На нем они говорили».

Естественно, органы сразу решили начать проверку всех итальянцев, поселившихся в московских гостиницах. Дело хорошее и даже правильное. Но какой будет следующий ход? Выстроить всех итальянцев на линейку и попросить честно признаться, кто занимается таким нехорошим делом?

Я совершенно не понимала, как можно двигать это дело дальше. Конкретного изготовителя поддельного крема и салфеток нашли. Но ни «распространителей», ни тем более организаторов было не достать…

Ниро предоставил это дело милиции, асам поехал домой.

«…Итак, моя версия подтвердилась и дала результат. Все начинает складываться, — так думал Ниро за рулем своей машины, возвращаясь на Николину гору, — но как увязать все факты? Как найти нужного итальянца? Надо найти другой путь решения задачи… Где же, где же, где же?»

На въезде на Николину гору он остановился и… повернул машину в Москву.

Глава 29

СО СКОРОСТЬЮ СНЕЖНОГО КОМА

Ну почему все случается одновременно! Наш названый медовый месяц, расследование, которому мы оба предаемся просто с любовной страстью, лето, наконец! А тут еще работа навалилась-все пишут и пишут…

У нас в издательстве подходит к завершению огромный проект, который длился целых два года. Мы выпустили двадцать семь книг, и на днях выходит из типографии последняя, завершающая книга. Ей будет посвящена презентация, на которой также будет отмечаться итог двухгодичного проекта. Сам факт, что он получился в наше время, — уже достижение, и к тому же книги проекта приносят неплохой доход.

Я очень рада этому событию, но почему все одновременно!

Представляю, если б растянуть все эти события в последовательную цепочку, хватило бы на полгода вперед. А если события всей моей жизни так же растянуть… на сколько б людских жизней хватило бы моих событий!..

От размышлений меня отвлек самый красивый мужчина на свете (для меня, конечно). Он вертел перед моим носом какую-то бумагу.

— Что это?

— А ты прочитай.

— Расписка… ого… так тебе его под расписку выдали! — Но, честно, я еще ничего не поняла. — А зачем?

Мой любимый забрал у меня бумагу:

— Они тоже ничего не поняли!

— Так ты расскажешь что-нибудь или будешь выпендриваться!

— Вот, и повыпендриваться нельзя! — Мой ненаглядный обиделся слегка.

— Нирулечка, ну расскажи своей глупой девочке, что это все значит? Нирулечке понравились эти слова, и он продолжил:

— У меня есть два главных слагаемых нашего уравнения.

— Ты нашел итальянца?! — Я аж подскочила с дивана.

— Да, — утвердительно сказал он.

— И ты молчал?

— Ты дашь мне сказать?.Или нет?

— Да говори, но я обиделась. Ты пропадал где-то все эти дни и ничего мне не рассказывал…

— Может, мне можно начать? — Мой ненаглядный опять скроил на редкость обиженное выражение лица.

После паузы я милостиво согласилась.

— Так вот, я нашел его! А теперь, для этого мне и нужен был этот паразит, хочу свести итальянца с Петрухиным.

— Но как! Сам говорил, что Петрухин не видел его в лицо.

— Правильно, поэтому надо организовать представление, которое и покажет нам, кто есть кто. Между прочим, была проделана огромная работа, чтобы найти этого итальянца, а ты на меня дуешься. — Он изобразил, как я надулась.

— Не обижайся на меня, счастье мое! Лучше расскажи своей верной ученице, как же тебе это удалось! Ну пожа-а-а-луйста…

…Милиции между тем понравилось получать готовые материалы от Ниро. Они не соглашались на его предложение отдать ему Петрухина «на прокат» и даже препятствовали этому.

— Представляешь, эти гаврики ссылаются на то, что нет такого у них права! Да они все мыслимые и немыслимые правила нарушают двадцать раз на дню просто так! А тут для дела… «Ребята (Это Ниро пересказывает мне свою беседу с ними) я начальнику следственной группы говорю, — у меня есть имя итальянца и есть план. Я вам и так сдал Петрухина. Дайте мне сделать самому. Вы же иначе напортачите! Все равно лавры достанутся вам. Мое имя нигде не будет упоминаться». На этом и порешили. Милиция понимала, что, даже знай они имя, они ничего не могут предъявить этому пресловутому итальянцу. Прямых доказательств нет.

Итак, Ниро получил под расписку кустаря, с условием, что за ним не ведется слежка.

За производство и разлив водки Петрухину уже грозило до пяти лет. За эфедрой — десятка. Бомжа он на себя брать не стал, упирался, что тот сам коньки отбросил. (Только как же он тогда до помойки, сам, что ли, добрался?) Но за калечащую и убивающую продукцию якобы «Милены» дело катится к вышке.

Прижатый к стене Петрухин понимает, что отступать ему некуда, и соглашается участвовать в представлении с итальянцем, в надежде, что, может, что-нибудь за это скинут со срока. Тем более ему самому интересно, кто же ему такую работку халявную обеспечил. Может, это будет его последняя радость…