Возвращение. Полночь - Лиза Смит

— И Бонни может… — она резко замолчала.

Идиотка! Она была идиоткой, подумала она.

И раз она охотник–убийца, то у нее всегда должна быть ясная голова и в любое время она должна сохранять контроль.

Она чувствовала себя ужасно, когда она смотрела на Мэтта и видела боль на его лице.

" Дорогая Бонни, несомненно, скоро вернутся домой", миссис

Флауэрс закончила за нее.

И все мы знаем, что это ложь, и не надо быть телепатом, чтобы выявить это, подумала Мередит.

Она заметила, что миссис.

Флауэрс относилась к ним, как мать

— С нами все будет в порядке, — сказала Елена, наконец, вступая в разговор, поскольку поняла, что миссис

Флауэрс нуждается в поддержке.

— Вы оба считаете, что мы какие–то дети, о которых нужно заботиться, — сказала она, улыбаясь Мэтту и Мередит, — но вы тоже просто дети! Так что идите! Но будьте осторожны.

Они пошли, Мередит последний раз взглянула на Елену.

Елена слабо кивнула, потом сухо повернулась, изображая, что держит штык.

Это была смена караула.

Елена позволила Стефану помочь ей вымыть посуду, — они все теперь позволяли ему делать что–нибудь легкое, потому что он выглядел намного лучше.

Они провели утро пытаясь по разному связаться с Бонни.

Но позже миссис

Флауэрс спросила, сможет ли Елена заколотить досками несколько последних окон подвала, и Стефан не выдержал.

Мэтт и Мередит уже проделали намного более опасную работу.

Они развесили два брезентовых полотна на стропилах дома, каждый из которых свисал с одной стороны основной крыши.

На каждом полотне были такие же символы, как и на амулетах, которые мать Изабель давала им, только нарисованы в огромном масштабе черной краской.

Стефану разрешили только наблюдать и давать советы со смотровой площадки над его комнатой.

Но теперь …

" Мы будем заколачивать доски вместе", сказал он твердо, и пошел, чтобы взять молоток и гвозди.

Это была на самом деле в любом случае не такая уж тяжёлая работа.

Елена держала доску, а Стефан прибивал, она знала, что не отобьет ей пальцы, и они очень быстро поладили.

Это был прекрасный день, ясный, солнечный, с легким ветерком.

Елена задавалась вопросом, что сейчас происходит с Бонни, и заботится ли Дамон о ней должным образом или как.

Казалось, что в последние дни она была не в состоянии перестать волноваться за Стефана, Бонни, и ее не покидало странное чувство, что она должна была знать о том, что происходит в городе.

Может быть, она сможет замаскироваться… Господи, нет! сказал Стефан беззвучно.

Когда она обернулась, он вынимал изо рта гвозди и смотрел на нее испуганно и стыдливо.

Очевидно, она слишком громко размышляла.

— Мне очень жаль, — сказал он прежде, чем Елена избавилась от своих гвоздей, — но ты прекрасно знаешь, почему ты не можешь пойти.

— Но незнание того что происходит, сводит меня с ума, — сказала Елена, избавившись гвоздей.

Мы ничего не знаем.

Что случилось с Бонни, что творится в городе…

— Давай закончим с этой доской, — сказал Стефан.

— А затем позволь мне обнять тебя.

Когда последняя доска была прибита, Стефан поднял ее с нижней перекладины, где она сидела не как невеста, а как ребенок, скрестив стопы.

Он потанцевал с ней немного, сделав несколько поворотов в воздухе, затем обнял ее и опустил вниз.

— Я знаю, в чем твоя проблема, — рассудительно сказал он.

Елена быстро взглянула на него.

— Знаешь? — встревоженно переспросила она.

Стефан кивнул, и ее тревога усилилась, когда он произнес, — Любовь — вот в чем твоя проблема.

Это значит, что ты заботишься и беспокоишься об окружающих тебя людях, и ты не можешь быть счастлива, если они несчастны или не находятся в безопасности.

Сознательно став на его ботинки, Елена, посмотрела на него снизу вверх.

— О некоторых больше, чем о других, — сказала она нерешительно.

Стефан посмотрел на неё сверху вниз и взял её на руки.

— Я не такой хороший, как ты, — сказал он, и сердце Елены забилось сильнее от стыда и раскаяния за все прикосновения к Дамону, когда танцевала с ним, когда целовала его.

— Если ты счастлива, это все, чего я хочу, после той тюрьмы.

— Я могу жить, могу умереть… с миром.

— Если мы счастливы, — поправила Елена.

— Я не хочу искушать богов.

Я решу за тебя.

— Нет, ты не можешь! Ты не видишь? Если ты снова исчезнешь, я забеспокоюсь, заволнуюсь и последую за тобой.

— Если придется, то и в ад.

«Я возьму тебя с собой, куда бы я ни пошёл», сказал Стефан запальчиво.

Если ты возьмешь меня с собой.

Елена слегка расслабилась.

Этого достаточно, пока.

До тех пор, пока Стефан с ней, она могла выдержать что угодно.

Они сидели, обнявшись, прямо под открытым небом, рядом с кленом и зарослями стройных волнистых буков поблизости.

Елена слегка протянула ауру, и почувствовала, как она коснулась Стефана.

Её наполнило спокойствие, и все тёмные мысли остались позади.

Почти все.

«Я полюбила тебя с первого взгляда, но это была не та любовь.

Видишь, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять это? — шептала Елена ему в шею.

— С тех пор, как я впервые увидел, я полюбил тебя — но я не знал, кто ты на самом деле.

— Ты была как призрак во сне.

Но довольно быстро ты стала моей», с радостью похвастался Стефан.

И пережили всё.

Говорят, что при отношениях на расстоянии могут возникать проблемы ” добавил он, смеясь, и затем замолчал, и она внезапно почувствовала все его способности, сосредоточенные на ней, он затаил дыхание и, таким образом мог лучше слышать ее.

«Но теперь есть Бонни и Деймон», произнес он прежде, чем Елена смогла сказать или подумать о чем–то.

«Мы должны как можно скорее найти их и, черт возьми. лучше им быть вместе или же Бонни решила отделиться по своей воле.»

«Есть Бонни и Деймон," согласилась Елена, радуясь, что она может разделитьс кем–то даже свои самые мрачные мысли.

— Я не могу о них думать.

— Я не могу о них не думать.

— Мы должны найти, и очень быстро — и я молюсь, чтобы они сейчас с леди Ульмой.

Может быть Бонни собирается на бал или праздник.

Возможно Деймон охотится по программе Темная операция.»

«Пока никому не причинено вреда»

«Да.

Елена старательно пыталась притиснуться поближе к Стефану.

Она хотела каким–то образом быть ближе к нему.

Так как это было, когда она пребывала вне своего тела и просто погружалась в его.