Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми

командой, начиная с 6—10 самых высокопоставленных сотрудников, чтобы обсудить наиболее чувствительные секретные вопросы, за которой следовало совещание, на котором присутствовало уже больше руководителей ФБР.

Я задавал этой группе вопросы и получал их утренние доклады по темам, охватывавшим все ФБР: персонал (включая ранения наших агентов), бюджет, противодействие терроризму, контрразведку, оружие массового поражение, кибер-угрозы, уголовные дела (включая дела по киднеппингу, серийным убийствам, бандитизму и коррупции), развертывания групп по спасению заложников, дела Конгресса, прессу, законность, обучение, лабораторию ФБР, международные дела, и далее, и далее. Почти каждый день я затем отправлялся на встречу с генеральным прокурором, чтобы проинформировать ее или его по важнейшим вопросам.

Во время администрации Обамы я работал с двумя генеральными прокурорами — Эриком Холдером и Лореттой Линч. Каждый из них был умным и представительным юристом, и мне нравились они оба. Холдер был близок к президенту Обаме и его старшей команде, и очень внимателен к политике и политическим последствиям работы министерства. К тому времени, как я стал директором, его отношения с республиканцами в Конгрессе были уже токсичными, а возглавляемая республиканцами Палата представителей проголосовала обвинить его в неуважении за отказ предоставить удовлетворяющую их информацию о расследовании торговли оружием АТО на юго-западной границе, известной как операция «Быстрый и яростный»[12]. Неуважение, казалось, было взаимным.

Лоретта Линч была намного спокойнее, и являлась новичком в Вашингтоне. Она говорила мало, да и то, зачастую казалось, что строго по сценарию. Всегда требуется время, чтобы привыкнуть к высокой должности; не уверен, что короткий срок Линч дал ей это время. И там, где у Холдера были тесные рабочие отношения со своим заместителем генерального прокурора, отношения Линч с заместителем генерального прокурора Салли Йетс казались далеко не близкими и натянутыми. Как будто они и их команды просто не разговаривали друг с другом.

Мои дни были заняты как чрезвычайными ситуациями, так и дисциплинированным выполнением приоритетных программ. Я, среди прочего, старался изменить подход ФБР к руководству, киберпространству, многообразию и разведке, что требовало постоянного внимания генерального директора — или директора — чтобы двигать их вперед. А ФБР, к тому же, международная компания, с людьми в каждом штате и более чем восьмидесяти других странах. Это означало, что мне было необходимо много ездить, чтобы видеться, слушать и говорить с людьми из ФБР.

За свои первые пятнадцать месяцев на посту директора я посетил все пятьдесят шесть отделений ФБР в Соединенных Штатах и более дюжины заграничных. Я отправлялся туда, чтобы слушать и узнавать о людях из ФБР. Что они из себя представляют, чего хотят, что им необходимо? Я проводил часы за часами, встречаясь с ними и выслушивая их. Первое, что поразило меня, что две трети работников ФБР не являются носящими оружие специальными агентами. Они представляют собой чрезвычайно многообразную совокупность талантливых людей из всех слоев общества, служащих в ФБР аналитиками разведки, лингвистами, компьютерными специалистами, переговорщиками, специалистами по наблюдению, лабораторными экспертами, специалистами по работе с потерпевшими, саперами, и на многих других должностях. Та одна треть, что является специальными агентами, особенно тысячи тех, кого после 11 сентября привлекла к службе в ФБР любовь к стране, столь же многообразны: бывшие копы и морпехи, но также и бывшие учителя, химики, врачи, духовенство, бухгалтеры, программисты и профессиональные атлеты. Многие из них выглядели, как киношные специальные агенты — высокие привлекательные мужчины и женщины в деловых костюмах — но они были всех форм и размеров, от коротких стрижек до хвостиков, от татуировок на лодыжках до хиджабов, от двухметрового роста до полутораметрового. Что двигало ими всеми, так это осязаемое чувство миссии. Они помогли мне переписать программное заявление организации, чтобы оно соответствовало тому, что уже было написано в их сердцах: они существуют, чтобы «защищать американский народ и поддерживать Конституцию Соединенных Штатов».

Я был поражен их талантом, но меня пугала одна тенденция. С 11 сентября основная масса специальных агентов неуклонно белела. Когда я стал директором, 83 процента специальных агентов были белыми нелатиноамериканского происхождения. Как я пояснил персоналу, у меня не было проблем с белыми людьми, но эта тенденция представляла серьезную угрозу для нашей эффективности. В становящейся все многообразнее стране, что, на мой взгляд, замечательно, если все агенты выглядят как я, мы менее эффективны. Восемьдесят три процента могут очень быстро превратиться в сто процентов, если ФБР станет «тем местом, где работают белые». Я сказал сотрудникам, что эти вызовы и возможности были выражены в том, что ответила одна из моих дочерей, когда я рассказал ей о нашем кризисе многообразия: «Пап, проблема в том, что ты — Человек. Кто захочет работать на Человека?»

Моя дочь была права, но и ошибалась. Потому что если люди узнают, кем в действительности являются мужчины и женщины ФБР, и в чем, в действительности, заключается их работа, они захотят стать его частью. Почти никто не уходит из ФБР, став специальным агентом. Белые или чернокожие, латиноамериканцы или азиаты, мужчины или женщины, годовой оборот практически один и тот же — 0,5 процента. Как только люди прочувствуют окружение и миссию ФБР, они обретают к нему пристрастие, и остаются вплоть до отставки, несмотря на правительственные зарплаты и работу под невероятным напряжением. Наша задача, сказал я ФБР, просто выйти и показать большему числу цветных людей и большему числу женщин (их количество годами застряло на отметке чуть ниже двадцати процентов) на что похоже это место, и предложить им попробовать стать его частью. Это не ракетостроение, сказал я; таланты где-то рядом. Они просто не знают, чего им не хватает. Так что мы сделали своей страстью показать им это, и всего за три года цифры стали существенным образом меняться. На третьем году моего пребывания в ФБР огромный класс новых агентов в Куантико на 38 процентов состоял не из белых. Наши стандарты не поменялись; мы просто делали все возможное, чтобы показать людям жизнь, которую они могли обрести, присоединившись к нам, что заразительно в хорошем смысле этого слова.

Из своих поездок по стране и миру я узнал кое-что еще: руководители ФБР были недостаточно хороши. В частном секторе я узнал, что лучшие организации одержимы талантом руководителя — они ищут его, тестируют, тренируют и делают частью каждого разговора. Они относятся к таланту руководителя как к деньгам. Однако в ФБР руководство было в значительной степени запоздалым. На протяжении десятилетий эта организация рассчитывала на то, что хорошие люди добровольно вызовутся быть руководителями, а затем смирятся со всеми этими семейными переездами и временем,