Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов - Елена Гощило

в качестве предшественников «Багрового прилива», из которых «сценарий Майкла Шиффера нащипал [szc] элементы» [Howe 1995] – а именно «Систему безопасности» (1964) и «Доктора Стрейнджлава» (1964). Оба критика выразили сожаление по поводу настойчивых попыток сценария возобновить конфликт, утративший актуальность с 1989 года, когда «окончание холодной войны <…> создало зияющий вакуум злодеев в художественной литературе, спекулирующей на теме армагеддона. Паранойя просто не та, что была раньше» [Maslin 1995][196]. Помимо Шиффера потребовалось еще четыре автора[197], чтобы создать этот хромой сценарий о ядерной угрозе, который вывел на свет божий ренегатов из десоветизированной России. Конечно, фильм в конечном счете действительно демонстрирует «определенный разрыв со спекулировавшей на милитаризме риторикой холодной войны “Топ Гана”; но он использует обходной и клишированный путь по голливудской аллее памяти, приводящий к устаревшему пункту назначения» [Wrathall 1995: 43].

Уже на вступительных кадрах фильма появляются титры, в которых сформулирована суть конфликта: «Три самых влиятельных человека в мире: президент Соединенных Штатов, президент Российской республики и… капитан американской атомной подлодки». Упомянутый капитан – это Фрэнк Рэмси (Джин Хэкмен), чью субмарину «Алабама» Пентагон отправляет в Тихий океан, чтобы предотвратить возможный ядерный удар российских повстанцев, захвативших две ракетные базы под Владивостоком. Крутой мачо «старой закалки», Рэмси вскоре вступает в конфликт со своим новым помощником, лейтенантом-командиром Роном Хантером (Дензел Вашингтон), выпускником Гарварда, больше настроенным против войны, чем против русских. Столкновение с одной из подводных лодок повстанцев приводит к повреждению радиостанции, в результате чего прерывается передача сообщения, из текста которого остается неясно, подтверждает оно или отменяет предшествующий приказ о нападении на материковую часть России. Несмотря на это, Рэмси настойчиво требует запустить ракеты. Заручившись поддержкой некоторых членов экипажа – включая Коба (Джордж Дзундза), «правую руку» Рэмси, – Хантер поднимает восстание и запирает Рэмси в его каюте. Другие члены экипажа – в том числе лучший друг Хантера лейтенант Питер «Уэпс» Инч (Вигго Мортенсен) – освобождают Рэмси и восстанавливают его командование, которое теперь уже проходит под дулами пистолетов. За несколько минут до того, как Рэмси соберется торпедировать русских, радиоприемник наконец-то будет починен и станет ясно, что приказ заключался в отмене пуска ракет. Представ перед военно-морским судом, оба мужчины получают выговоры за разрыв в цепи командования; Рэмси досрочно уходит на пенсию, предварительно отрекомендовав Хантера к повышению.

Между заголовком фильма и вступительными титрами вымышленная телевизионная новостная передача поначалу ярко живописует неустойчивость новых взаимоотношений России с Западом в середине десятилетия, а затем сразу отдается алармистской фантазии. Корреспондент CNN на французском авианосце (играющий самого себя Ричард Валериани) сообщает, что российский президент отреагировал на восстание в Чечне и соседних республиках Кавказа, отдав приказ о «массированных бомбардировках». Размытые изображения бомб и мертвых тел сменяются изображением президента Клинтона на трибуне, сопровождаемым комментарием репортера: «Потрясенный гибелью людей, президент Соединенных Штатов, к которому присоединились президент Франции и британский премьер-министр, приостановил иностранную помощь России». В ответ на это «ультранационалист» Владимир Радченко «осудил давление США как акт войны против Российской республики и российского суверенитета», а также «осудил своего президента как марионетку США». До этого момента содержание новостей адекватно изображало реальные события середины 1990-х годов: Чеченскую войну, начатую Ельциным в декабре 1994 года, и последующую обеспокоенность Запада возобновившимися в России территориализмом, равнодушием к правам человека, а также фракционной оппозицией руководству Ельцина. В частности, как отметили два критика, Радченко напоминает одного из самых ярых хулителей Ельцина – В. В. Жириновского, который в 1990 году создал Либерально-демократическую партию для противостояния Горбачеву, поддержал переворот 1991 года, а затем выдвинул свою кандидатуру на пост президента, конкурируя сначала с Ельциным, а позже и с Путиным в 2000 году. Если Гэри Камия из «San Francisco Examiner» просто описал Радченко как «безумного персонажа в стиле Жириновского» («Ядерная угроза служит топливом для ловко скроенного подводного саспенс-триллера» [Kamiya 1995]), то критик «Sight and Sound» Джон Рэтхолл, подобно Маслин и Хау, проблематизировал идеологическую манипу-лятивность фильма: «Русские, конечно, до сих пор остаются подручными злодеями: требуется лишь актуальное упоминание о Чечне и ультранационалистах в духе Жириновского» [Wrathall 1995:44].

Такое гримасничанье в отношении злодеев фильма, безусловно, уместно, учитывая, что после появления Радченко диктор сразу же озвучивает надуманный повод для новой холодной войны на фоне изображений танков, пожаров, толп, десантников и взрывов. Призыв ультранационалиста ко всем – особенно к армии – присоединиться к нему в восстании вызвал широкомасштабные беспорядки, которые привели к приостановке работы парламента, объявлению военного положения и кризису в правительстве – фактически к гражданской войне в России. Но недостаточно просто обозначить Россию как нестабильное место с фанатичными политиками. Вдобавок Радченко, стремящийся, по всей видимости, к международной войне, захватывает свое правительство и грозит, что «жестокое и лицемерное вмешательство Соединенных Штатов не останется без ответа» – и, конечно же, с помощью своих повстанческих сил сразу захватывает межконтинентальные баллистические ракеты.

Нельзя сказать, что Жириновский – наиболее вероятный прототип Радченко – был безобидной фигурой в российской политике. Будучи ультраправым демагогом, своими дикими провокационными заявлениями он выражал резкую враждебность по отношению к Западу и открыто заявлял, что его приход к власти будет означать диктатуру. Кевин Федарко в своей статье 1993 года «Фарс, с которым нужно считаться» назвал Жириновского «самой сильной оппозиционной фигурой в России», подчеркивая, что его шутовский облик не должен заслонять его политическую смекалку и опасные идеи [Fedarko 1993]. С одной стороны, отмечал Федарко, «его платформа колеблется между дикостью и абсурдом: от призывов к массовым казням до предложения превратить Кремль в круглосуточный развлекательный центр с музеями, ресторанами и барами» [Fedarko 1993][198]; с другой стороны, Федарко обратил внимание на обеспокоенность жителей Запада в отношении вполне гитлеровской способности Жириновского национализировать свои личные обиды и набрать достаточное количество голосов (шесть миллионов), чтобы занять третье место на выборах 1991 года. Тем не менее, сколь бы угрожающей ни казалась такая фигура во время первых свободных выборов в России, к тому времени, когда фильм был запущен в производство, должно было стать очевидно, что, несмотря на возмутительные предвыборные выступления и предложения Жириновского, его собственные намерения участвовать во всех будущих президентских кампаниях вряд ли совместимы с революционной и ядерной повесткой. Спустя десятилетие после выхода фильма «Правда» сообщала, что Жириновский, хотя и держится в рамках как представитель официальной власти, все еще демонстрирует свои старые фокусы (например, драки в парламенте), и заключала: «партия Жириновского в целом придерживалась линии Кремля, несмотря на подчас провокационные заявления и выходки, которые принесли ее лидеру звание клоуна российской политики» [Flamboyant Russian lawmaker 2005].