Гастролеры и фабрикант - Евгений Сухов

– Пока не нахожу. А что, ежели Долгоруков заявит, что взял у господина Феоктистова указанную сумму в долг? – парировал выпад Розенштейна полковник Засецкий. – И тотчас беспрекословно вернет всю сумму ее владельцу? Как мы ему потом прижмем хвост? Да прокурорские не доведут это дело даже до суда! И Всеволод Аркадьевич вместе со своей шайкой с наглыми улыбочками опять выйдут сухими из воды…

– Но они же скроются…

– А вот этого мы им не позволим, – твердо заявил полицианту Засецкий. – Установите за этими господами круглосуточное наблюдение. Если надо будет – перекроете все выезды из города. – Полковник посмотрел прямо в глаза Розенштейну: – Никуда они от нас не денутся, голубчики сизые. К тому же, как мне думается, они затеяли аферу вроде той, о которой вы сами нам давеча рассказывали. Ну, как они выманили двести тысяч у управляющего банкирской конторы Плешкина.

– Плейшнера, – поправил полковника Розенштейн.

– Вот именно, Плейшнера.

– Но там они как раз скрылись, – заметил чиновнику особых поручений Николай Людвигович.

– Я уже сказал вам, что сбежать мы им не позволим, – свел брови к переносице Засецкий. – К тому же чутье подсказывает мне, что на сей раз они вернут Феоктистову деньги.

– Вернут?

– Именно, – разгладил лицо и даже улыбнулся в ответ на недоуменный взгляд помощника полицеймейстера чиновник особых поручений. – Правда, это будут не совсем деньги…

– «Кукла»! – догадался Николай Людвигович.

– Именно, – еще шире улыбнулся Владимир Афанасьевич Засецкий. – А с вами приятно работать, господин Розенштейн, – удовлетворенно добавил он. – И вот когда в чемодане у господина Феоктистова окажутся вместо денег пачки нарезанной газетной бумаги, мы их и возьмем. Всю шайку-лейку! Потому как тогда факт мошенничества будет неоспорим…

– Ясно, – ответил Розенштейн. – Вы совершенно правы.

– Конечно, я прав, – усмехнулся Засецкий, хитро блеснув глазами. – Начальство, господин губернский секретарь, всегда право. Без всяких исключений…

Глава 17

Что такое пятьсот тысяч, или Шанс для ленчика

Конец первой декады ноября 1888 года

Вы знаете, что такое пятьсот тысяч рублей? О, вы не знаете, что такое пятьсот тысяч рублей. Это – все! То есть вы можете себе позволить все, что угодно. Вы можете купить себе апартаменты или даже особняк на Тверской улице в Москве или на Невском проспекте в Петербурге. И когда вы будете выходить на прогулку или в ресторацию пообедать, то на вас будут смотреть уважительно и с завистью, поскольку само проживание на этих улицах обеих столиц уже означает престиж и принадлежность к высшей российской элите.

Вы можете купить себе виллу в Ницце или на Лазурном Берегу, окружить себя девицами и слугами и целыми днями напролет предаваться единственному занятию – отдохновению души и тела. Вы можете справить себе шикарный выезд и разъезжать весь день по друзьям и знакомым, делая и отдавая визиты. Вы можете построить церковь (мечеть, синагогу, кирху) и гордиться, что сделали благое дело людям и Богу.

Вы можете годами путешествовать по миру и побывать на всех его континентах и во всех странах, а коли захотите – вполне сможете прикупить себе необитаемый остров и проживать остатки дней на нем, купаясь в океане и потребляя в неограниченном количестве бананы и кокосовый сок. И завести себе не одну, а семь прехорошеньких «Пятниц», а можете одну называть – «Понедельник», вторую «Вторник», третью – «Среда» и так далее. Согласитесь, разве это не славно?

Вы можете по самую маковку залиться шампанским «Вдова Клико» или вином «Шато-ла Шапель» урожая тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года. Можете даже принимать из этих напитков ванны вместе с лучшей горизонталкой из шикарного заведения мадам Бомарше. А ежели вы еще и эксцентричный персонаж, то вместо водопровода сможете провести себе в кабинет «винопровод» и всегда, когда захочется пить или выпить, или более того, угостить пришедших в гости друзей, то вам стоит лишь отвернуть кран и подставить под него хрустальный графин…

Вы можете приобрети себе настоящую мумию, стать собирателем картин Винсента Ван Гога или даже Питера Пауля Рубенса и устроить в своем доме художественный музей, куда станете пропускать посетителей строго по билетам ценою в двадцать копеек и даже более. Естественно, делая скидку для военных, студентов и гимназистов, которым познавать прекрасное положено по статусу и возрасту.

Вы вполне можете себе позволить провести несколько благотворительных акций, после чего вас зауважает его превосходительство господин губернатор, а быть может, узнает о вашем почине и сам государь-император. Возможно, вы даже получите орденок в петличку и сделаетесь личным дворянином, после чего никакой полициант не посмеет не только выпороть вас, но и заехать кулаком в ухо.

Словом, обладая такими деньгами, вы можете позволить себе все… Или почти все.

Так или примерно так рассуждал про себя Ленчик, вышагивая по главной улице города – Воскресенской. Он держал путь в Гостиный двор, вернее, магазин «Французския моды», который посещал с регулярностью не реже одного раза в неделю. Ему надлежало быть одетым с иголочки и пребывать в курсе всех новых мужских парижских мод. А как же иначе? Надобно соответствовать…

Он уже занес ногу на первую из трех ступенек магазинного крыльца, как прямо над ухом раздался голос:

– Господин Конюхов?

Ленчик не вскрикнул, не вздрогнул, лишь скосил глаза и шагнул на ступеньку.

– Леонид Иванович?

Ленчик шагнул на вторую ступеньку.

– Задержитесь, господин Конюхов!

Ленчик шагнул на третью ступеньку.

– Я вам приказываю! – громко, уже на всю улицу рявкнул Розенштейн.

– Это вы мне? – удивленно поднял брови Ленчик.

– Да, вам! – продолжал рычать обычно всегда внешне спокойный помощник полицеймейстера. – Или вы не Конюхов? Черт вас подери! Не Леонид Иванович?

Почему-то этот субчик сильно раздражал Николая Людвиговича. Ишь, вырядился, франт! Ничего собой не представляет, всего-то заурядный мошенник, а уж форсу – воз и маленькая тележка. И еще делает вид, что будто не замечает, а ведь прекрасно знает, что к нему обращается человек, облеченный властью.

Ленчик обратил спокойный взор на помощника полицеймейстера и, четко выговаривая каждое слово, произнес:

– Да, я Конюхов. Леонид Иванович. Но приказывать вы мне не смеете. Я, господин хороший, в полиции не служу.

Сказав это, Ленчик преспокойно миновал портик из колонн и открыл двери магазина. Розенштейн кивнул. И тут же Конюхов с обеих сторон был взят под локотки стоявшими неподалеку филерами и спущен с крыльца на уличную мостовую.

Леонид не стал кричать на всю Ивановскую площадь, мол, караул, ни за что ни про что честного человека в участок забирают сатрапы проклятущие, – ратуйте, граждане! Напротив, он сделал непринужденный вид и поджал ноги, так что полицейские, которые находились вместе с Розенштейном, вынуждены были тащить его до полицейского управления на весу добрую версту. Прохожие, которые попадались навстречу, удивлялись столь невиданной доселе картине. Да и как было не удивляться тому, как двое дюжих полициантов, напрягшись от натуги, несли по улице, как носят дорогую и очень ценную мебель, весьма приличного господина в шикарном модном костюме, начищенных английских штиблетах и великолепной шляпе «Хомбург» из фетра с атласной лентой по тулье и высоко загнутыми полями. Непроницаемое лицо господина, которого несли полицианты, не выражало ничего, кроме невозмутимости и некоторого удовольствия.

– Ну, хватит придуриваться, – прошипел Розенштейн, когда Ленчик «доехал» таким образом до полицейского управления.

Ленчик перевел взгляд на помощника полицеймейстера, потом посмотрел на багровых «носильщиков» и опустил ноги. По ступеням крыльца управления он поднялся уже самостоятельно.

– Вот, на ловца и зверь бежит, – представил Розенштейн Ленчика какому-то важному господину, который почему-то занимал кабинет полицеймейстера и чувствовал себя в нем хозяином. – Совершенно случайно, можно сказать, взяли на Гостином дворе.

– Это плохо, что «совершенно случайно», – сухо заметил помощнику полицеймейстера важный господин. – Таких молодчиков, как этот, надлежит задерживать специально.

Ленчик пристально посмотрел на важного господина и промолчал. Вообще, в данной ситуации, когда вас задерживают неизвестно за что полицианты, самое благоразумное поведение – внимательно наблюдать за всем, что происходит вокруг, и покудова помалкивать…

– Я полковник Засецкий, – глядя прямо в глаза Ленчику, произнес важный господин, – чиновник особых поручений Департамента полиции. Особых! Понимаешь ты это? – добавил Засецкий с плохо прикрытой злобой и односторонне перейдя с Ленчиком на «ты». – И у меня поручение от директора Департамента полиции его превосходительства генерала Дурново вывести на чистую воду всю вашу шайку во главе с этим Всеволодом Долгоруковым. Надоел он нам, понимаешь? И вы все, его приспешники и шестерки, надоели до чертиков. А это значит, что с вами церемониться никто не будет, и ваша лафа, то бишь безнаказанность, приказала долго жить…