Господин Разрушитель (СИ) - Марина Лётная

пароль, отсортирую сообщения, по максимуму отвечу. Тебе не придётся в это вникать, — устало вздохнул я, отхлёбывая из кружки остывший и горький кофе.

В левой руке я держал приспущенные наушники, а сам наблюдал за частотами на экране, что настраивал Юрген. Девчонка, сидящая позади, на диване, долго хранила молчание, пока в одном ухе звенели тарелки с бочкой.

Пришлось обернуться.

— Нет, — отрезала Ева, дождавшись моего нескромного взгляда, и скрестила на груди ручонки.

Сегодня она заплела две косы, а из всего многообразия своих пошлых блузок выбрала самую невзрачную. Если можно так назвать верх, держащийся на одних сомнительных шнурках. Соблазнительно.

Когда Киса категорично отказалась от поддержки, меня глубоко пробрало негодованием. Я набрал воздуха в надувшиеся лёгкие и растерянно уткнулся взглядом в её спортивные кроссовки.

То вешалась на шею с поцелуями, то рычала, как цепная собака. С момента нашего последнего разговора, Ева вообще вела себя отстранённо по отношению ко мне.

Может, и глупо, но это выбешивало!

— Не выёживайся. Мы можем внести дополнения в контракт, где я обязуюсь не разглашать твой пароль. Ты же знаешь, что мне можно доверять? — я споткнулся на последнем чужеродном слове, чуть застрявшем в горле, и кашлянул.

Вспомнил, как предложил анониму её голые фотографии и почувствовал, что взгляд, остановившийся на её суровом личике, остекленел.

— Больше ничего я с тобой подписывать не собираюсь! — капризно выдала Ева, облокотилась о колени и осторожно дотронулась подушечками пальцев до губ.

У меня почему-то заскреблось в груди. Заныло так, что я не мог отвернуться к экрану, наблюдая за девчонкой.

— Не переживай, Господин от всех певиц в коллективе быстро избавляется. Ты дольше всех продержалась, — бездумно забубнил Юра, клацая по мышке. — Он ещё и помощь тебе предлагает, с ума сойти. Цени! — насмешливо хохотнул он.

Ева потеряно смотрела на прозрачную дверь в комнату, но никчёмные реплики звукаря явно влетели в её навострившиеся уши. Это прозвучало не кстати и грязно.

Добавить мне было нечего. Я просто смотрел, как она мучается явно тяжелыми, мрачными мыслями, оставив меня с гордым отказом. Постепенно разгорался изнутри претензиями, выстраивая в башке спор, который мог бы состояться между нами без посторонних. И думал.

О том, что если отпить сейчас холодный терпкий кофе и приникнуть к её губам на этом диване, получилась бы волнительная ночка. По периметру стен светили розовые нейлоновые лампы, как в стрипбаре. Только обстановка была домашняя. В моих штанах неконтролируемо дёрнулось…

Поймав себя на этой картинке, я пораженно открыл рот и сжал его в полоску. Девчонка лупила на меня взглядом, а когда я очнулся, опустила его в пол и убрала руку ото рта.

В студии послышались отдалённые шаги. Затем они усилились, пока, наконец, кто-то не спустился с лестницы. Из-за косяка выглянула кудрявая голова Муратова.

— Ты закончила? — раздался хриплый бас, от которого у меня истерично дрогнула в руках кружка. Остатки кофе выплеснулись, кажется, мне на брюки, и я, чтобы не подавать вида, не издал ни звука.

Отвернулся от дивана, бегая обожжённым взглядом по луже на столе, и прикусил губу.

— Да, — уверенно бросила девчонка.

— Тогда пошли на веранду.

29. Треугольник

За месяц мы устали жрать фастфуд, приправленный алкоголем, поэтому кулинарные навыки Никольской пришлись кстати. В холодильнике начали появляться овощи, мясо и продукты, которые девчонка просила заказывать из города. Одним вечером, ближе к ужину я ошивался возле обеденного стола и кухонных тумб, где она разложила доски с нарезанными черри и зеленью. С голоду, утаскивал к себе в рот, а потом ходил кругами, пока не прожую. Она вроде бы не видела.

Готовила Ева сносно, но на гарнитуре оказывались заняты все столешницы, а в раковине скапливалось немыслимое количество посуды, которую приходилось мыть кому-то из нас. Я думал, что она специально заляпывает всё, что только найдёт у Юры по шкафам, из вредности. Но она, походу, во время своего замужества и сковородки в руках не держала, а теперь вдруг искала в интернете рецепты, чтобы прокормить ораву прожорливых мужиков.

Дав круг почёта по гостиной, я вернулся на кухню, дождавшись, когда девчонка отвлечётся на плиту, и потянулся к овощам.

— Подожди, — Никольская грубо шлёпнула меня по руке.

Забрала разделочную доску, перекладывая с неё помидор на тарелки с мясом и салатом.

— Позови всех.

— Ладно, — я спрятал руки в карман спортивок и наклонился над кухонной тумбой, наблюдая, как она начала раскладывать листья зелени.

На одной тарелке Ева и остановилась. Украсила только её… Нет, только не это!

Я сразу смекнул и потерял аппетит, испытав лёгкую тошноту. Взгляд расфокусировано забегал по кухне.

— Ваня не будет с нами есть сегодня, он внизу, пишется, — заметно убитым голосом предупредил я девчонку.

— Я знаю! Сама ему отнесу.

В тот вечер Киса ушла в студию с двумя порциями еды, так и не вернувшись к столу.

После неаппетитного шумного ужина в компании одних парней я забился вглубь гостиной возле окна, выходящего на замёрзшие кустарники. Так и не смог досочинять для Никольской сольную песню, хотя срок поджимал — нам нужно было прописать ей с нуля инструменты и вокал, пока ещё мы не уехали в тур. С кухни, смежной с комнатой, доносилось шипение крана — Андрюха намывал посуду. В мою не соображающую голову не лезло ни одной годной рифмы или метафоры. Я отчаялся, из раза в раз вспоминая дурацкую украшенную тарелку, проплывшую мимо моего носа.

За целый день творческого ступора единственное, что я сделал полезного — провёл время перед сном в зале, одурело тягая штангу.

Между ними происходило нечто безобразное, надеюсь, Муратов это осознавал. Они везде ошивались вдвоём, без умолку разговаривали о музыке, о её прошлом и родителях — Ванечка умудрился вставить свои две копейки, хотя раскрывать его личное прошлое, не имеющее ничего общего с Юдиным, было рисково. Я подслушал о том, что его мать была против музыкальной карьеры, и готов был драть на себе и на нём волосы. Ева выделяла Ваню за ужином, стреляла у него сигареты и одалживала гитару… А я не мог долго думать о самом факте измены кому бы то ни было, даже дурацкой Вилке, и заходился рвотными рефлексами. Перед глазами сразу всплывало лицо Виолетты Сергеевны, заботливо укрывающей меня одеялом, за ним — родительские умоляющие мины, хотя я уже плохо помнил их черты, но всё равно было гадко. Никиту с Машей я до сих пор знал настолько детально, словно сейчас же застал их вместе…

Я старался угомонить это мутное чувство внутри, возвращаясь в свою комнату, когда