Десять поколений - Белла Арфуди

Ее костлявые пальцы казались ему жутко холодными даже сквозь одежду. – В другом профессор жить бы не стал.

– Пф-ф, – фыркнула старуха, на минутку выйдя из образа благовоспитанной и добропорядочной женщины. – Лучше бы за дочерью следил этот профессор. Она у него такое учудила! Говорят, отдалась сыну его злейшего врага. Вот тебе и профессорская дочь!

Про злейшего врага Левана Коблиашвили Автандил уже был наслышан. Его имя периодически звучало дома у родственников и всегда в негативном ключе. В последний раз речь шла о том, что этот недостойный умудрился отхватить какую-то государственную премию.

– Вы, наверное, что-то путаете, – начал Автандил, но его прервали жестко и безапелляционно.

– Мне, может, и не двадцать лет, – зашипела соседка, – но я пока еще в своем уме. И точно знаю, что, когда и о ком говорю. Хатуна эта похлеще профурсетки Чавчавадзе будет, та хоть собственного отца не предавала.

Отягощенный новыми подробностями из жизни Хатуны, Автандил к ней интереса не потерял, но стал молчалив и осторожен. Понимал, что слова сплетницы надо делить если не на три, то на два уж точно, однако не отрицал существования за ними какой-то реальной истории. Ясно было, что спрашивать об этом у родителей Хатуны или ее сестер с братьями будет неловко, а у самой девушки – страшно. Так Автандил прожил еще пару месяцев, пока в какой-то из дней к младшей дочери семейства не явились сваты. Встреченные как самые дорогие гости, они засиделись в профессорской квартире до глубокого вечера и ушли довольные своим приобретением – нашли старшему сыну невесту. На репутацию Хатуны они предпочли закрыть глаза ради возможности сродниться с видным человеком. Порой жизнь требует от нас больших и малых жертв.

Для Хатуны счастье младшей сестры стало трагедией. Не оттого, что она ей завидовала или была не рада ее скорой свадьбе. Вовсе нет, сестру она горячо любила и желала ей лучшего. Но лишь сейчас Хатуна осознала, что на ней и правда поставили огромное черное пятно, которое уже ничто и никогда не смоет. Как бы она ни старалась, замуж ей никогда не выйти и детей не завести. И если с сестрой падшей женщины еще можно было иметь хоть какое-то дело, то Хатуна словно умерла для всех. На следующий день она притворилась больной, не вышла на работу и пролежала весь день в постели калачиком с острой болью в животе. Мать решила, что у дочери начались женские дни, и отпаивала ее настоями из трав. Через пару дней Хатуна внешне вроде бы пришла в себя, но оставалась молчаливой и отстраненной. Она вышла на работу, пробыла на ней положенное время и, едва ли за целый день перекинувшись с коллегами парой слов, так же тихо вернулась домой. Вечером она приступила к своим уже ставшим ритуальными действиям – нарезала хлеб и сыр для Автандила, ужинавшего поздно и всегда в одиночестве.

Автандил взялся за сациви вприкуску с сыром. Один кусок сыра. Второй. Хатуна все не уходила. Автандил удивлялся, но виду не подавал. Может, привыкла уже к нему и совсем скоро начнет даже разговаривать. Хатуна сидела напротив Автандила, держа руки на коленях. Смотрела, как тот ест, и набиралась храбрости, чтобы выложить ему свою полубезумную идею. Дождавшись, пока он покончит с сациви, она громко покашляла, привлекая его внимание. Автандил посмотрел на Хатуну и впервые за все время их знакомства встретился с ней глазами. Взгляд у нее был отчаянным и таким притягательным, что ему хотелось кинуться к ней и умолять выйти за него замуж.

– Я тебе нравлюсь?

Ее вопрос застал Автандила врасплох.

– Прости?

Девушка смутилась и сердито сдвинула брови.

– Я тебе нравлюсь?

Почувствовав всем своим нутром волнение девушки, Автандил решил не кривить душой.

– Нравишься.

– Настолько, чтобы взять меня замуж? – Хатуна произнесла слова еле слышно и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Даже больше.

Облегченно кивнув, она немного сжала пальцами колени и вынудила себя продолжить. Нельзя не довести начатое до конца.

– Слышал, что про меня рассказывают?

Наступила очередь Автандила смутиться. Уткнувшись взглядом в свои ступни, он кивнул.

– Правду говорят. Я не без греха.

Уже была почти полночь. Ночь окутала собой весь город, пока двое решали свою судьбу на шестиметровой кухне.

– Мне плевать, что говорят.

– Правду говорят, – повторила Хатуна, толком даже не зная, что вообще о ней сейчас рассказывают. Не имея никакого представления, каких размеров достигла клевета о ней, девушка продолжала ее принимать.

– Все равно готов жениться. – Автандил поднял глаза и произнес медленно и уверенно, словно давая клятву: – Я женюсь, потому что хочу. Это не услуга и не милостыня. Я обещаю, что ты будешь со мной счастлива.

– Хорошо. – Хатуна совершенно не верила в то, что будет счастлива, в любовь она верить перестала, но мысль о будущих детях ее оживляла.

Наутро новость о своем решении они сообщили родным Хатуны, по сути, поставив их перед фактом. Это было бы странно для традиционной езидской семьи, если бы не то обстоятельство, что на замужество Хатуны давно уже никто не рассчитывал. Вышло все настолько ладно, что ни профессор, ни его жена не могли до конца поверить своей удаче. И чтобы не упустить ее, устроили гражданскую регистрацию брака уже через неделю. Пришлось, конечно, повозиться и умаслить несколько человек подарками, но чего не сделаешь ради любимой дочери. Родителям Автандила сообщили о свадьбе уже после – одной короткой телеграммой, вызвавшей у тех недоумение.

Брак оказался удачным и на удивление всем полным любви и понимания. Ни Автандил, ни Хатуна о своем неожиданном и необычном бракосочетании не пожалели. Хотя даже своим внукам так никогда и не рассказали, как все это произошло.

Глава XIV

Весь полет до Стамбула дядя Мсто молчал. Приближение турецкой земли давило на него. В отеле он перекинулся с Ари лишь парой слов. Походка под конец дня стала вялой, взгляд – потухшим, углубились морщины у губ и на лбу. Было видно, что откровение о дочери далось ему тяжело. Закрыв ранее в сердце эту печаль на множество замков, дядя Мсто не мог справиться теперь с болью, которую выпустил.

Ари решился разбавить тишину только на следующий день после прилета. Оба сидели за столом, где им на бесчисленном количестве маленьких тарелочек разложили завтрак. Знаменитый турецкий завтрак из менемена, маслин, сыров, овощей и, конечно же, симитов заставлял глаза разбегаться от обилия цветов. Нос, учуяв запахи, давал желудку немедленный сигнал приступить к еде.

– Пойдем сегодня гулять по Таксиму? – осторожно начал Ари, не