Московия при Иване Грозном глазами иноземцев - Генрих Штаден

Городом Москвой (где имеет постоянное пребывание царь) управляет одна Царская Дума. Все производящиеся здесь дела, как гражданские, так и уголовные, выслушиваются и решаются в известных судах, где заседают члены Думы, постоянно живущие здесь. Только для решения дел самых обыкновенных (как-то: построек, поправок, содержания улиц в опрятности и чистоте, сбора податей, налогов и т. п.) определены два дворянина и два дьяка, или секретаря, составляющие все вместе присутственное место для управления подобного рода делами, которое называется Земским Двором.

Если кто из городских обывателей подозревает своего служителя в воровстве или подобном преступлении, то он может привести его сюда для допроса посредством пытки или другого истязания. Кроме этих двух дворян и секретарей, заведывающих всем городом, есть еще старосты, или олдермены, в каждой отдельной общине. Такой старшина имеет своих сотских, или констеблей, а сотский известное число десятских, или декурионов, ему подчиненных, из коих поручен каждому надзор над десятью домами, отчего всякий беспорядок скорее обнаруживается, а общественная служба отправляется поспешнее. Все граждане, бедные и богатые, разделяются на общины. Главные начальники (как-то: дьяки и дворяне) определяются самим царем, старосты — дворянами и дьяками, сотские — старостами, или олдерменами, а десятские — констеблями.

Если бы такой образ управления областями и городами был столько же полезен для беспристрастного правосудия ко всем жителям, сколько он удобен для предупреждения нововведений, удерживая дворянство в порядке, а простой народ в подчинении, то, по-видимому, он был бы недурен, даже в политическом отношении, для государства, столь обширного и имеющего такое протяжение в длину и ширину, какова Россия. Но угнетение и рабство так явны и так резки, что надобно удивляться, как дворянство и народ могли им подчиниться, имев еще некоторые средства, чтоб избежать их или же от них освободиться, равно как и тому, каким образом цари, утвердившись в настоящее время на престоле так прочно, могут довольствоваться прежним правлением, соединенным со столь явной несправедливостью и угнетением их подданных, тогда как сами исповедуют веру христианскую. <…>

О мерах к обогащению царской казны имуществом подданных

Не препятствовать насилиям, поборам и всякого рода взяткам, которым князья, дьяки и другие должностные лица подвергают простой народ в областях, но дозволять им все это до окончания срока их службы, пока они совершенно насытятся; потом поставить их на правеж (или под кнут) за их действия и вымучить из них всю или большую часть добычи (как мед высасывается пчелой), награбленной ими у простого народа, и обратить ее в царскую казну, никогда, впрочем, не возвращая ничего настоящему владельцу, как бы ни была велика или очевидна нанесенная ему обида. <…>

Показывать иногда публичный пример строгости над должностными лицами (грабившими народ), если кто из них особенно сделается известным с худой стороны, дабы могли думать, что царь негодует на притеснения, делаемые народу, и таким образом сваливать всю вину на дурные свойства его чиновников. Так, между прочим, поступил покойный царь Иван Васильевич с дьяком одной из своих областей, который (кроме многих других поборов и взяток) принял жареного гуся, начиненного деньгами. Его вывели на торговую площадь в Москве, где царь, находясь лично, сам сказал речь: «Вот, добрые люди, те, которые готовы съесть вас, как хлеб, и проч.»; потом спросил у палачей своих, кто из них умеет разрезать гуся, и приказал одному из них сначала отрубить у дьяка ноги по половину икр, потом руки выше локтя (все спрашивая его, вкусно ли гусиное мясо) и, наконец, отсечь голову, дабы он совершенно походил на жареного гуся. Поступок этот мог бы служить достаточным примером правосудия (как понимают правосудие в России), если б не имел в виду хитрую цель прикрыть притеснения, делаемые самим царем.

Явно показывать нужду в случае предстоящей новой значительной подати или налога. Так теперешний царь, Феодор Иоаннович, поступил по совету некоторых приближенных в начале своего царствования, когда, оставшись весьма богатым (как полагали) после отца, он продал большую часть своего серебра и перелил некоторую часть в деньги, дабы показать, что нуждается в них. Вслед за тем было объявлено о новом налоге.

Дозволять подданным отказывать беспрепятственно имущество монастырям (что по суеверию делают весьма многие, особенно в духовных завещаниях) и вносить туда деньги и пожитки на сбережение. Все это дозволено без всякого ограничения и безусловно, как-то было прежде и теперь еще продолжается в некоторых христианских государствах. От таких взносов монастыри чрезвычайно обогащаются. Дозволяют же это для того, чтобы государственные суммы хранились все вместе и были ближе к рукам, если бы вздумалось взять их, что делается часто и без всякой тревоги, потому что монахи охотнее готовы отдать какую-либо часть (по мере умножения богатства), нежели лишиться всего вдруг, а этому они нередко подвергались в царствование последнего государя.

С такой целью покойный царь Иван Васильевич прибегнул к весьма странной мере, которой бы весьма немногие государи воспользовались, даже в особенной крайности. Он уступил царство одному великому князю, Симеону, сыну царя Казанского, как бы намереваясь удалиться от всех общественных дел и вести покойную частную жизнь. К концу года заставил он нового государя отобрать все грамоты, жалованные епископиям и монастырям, коими последние пользовались уже несколько столетий. Все они были уничтожены. После того (как бы недовольный таким поступком и дурным правлением нового государя) он взял опять скипетр и, будто бы в угодность церкви и духовенству, дозволил возобновить грамоты, которые роздал уже от себя, удерживая и присоединяя к казне столько земель, сколько ему самому было угодно.

Этим способом он отнял у епископий и монастырей (кроме земель, присоединенных им к казне) несметное число денег: у одних 40, у других 50, у иных 100 тысяч рублей, что было сделано им с целью не только умножить свою казну, но также отстранить дурное мнение об его жестоком правлении, показав пример еще худшего в руках другого царя. В этом поступке видна вся странность его характера; невзирая на то, что он был ненавидим своими подданными (что сам знал очень хорошо), решился он, однако, посадить на свое седло другого, который мог бы ускакать с лошадью, оставив его пешим.

Отправлять нарочных в области или княжества, где добываются особенные произведения, как-то: меха, воск, мед и проч., и там забирать и захватывать целиком какое-либо одно произведение, а иногда два или более по дешевым ценам, какие сами назначат, и потом продавать их по высокой цене как своим, так и иноземным купцам, а если они будут отказываться от покупки, то принуждать их к тому силой.

Точно так же поступают, когда какое-либо произведение, туземное или иностранное (как-то: парча, тонкое сукно и проч.), захваченное царем и принятое в казну, испортится от долгого лежания или подругой причине: испорченное принуждают купцов покупать волею или неволею, по цене, назначенной царем. В прошлом 1589 году был забран весь воск в государстве, так что никто не имел права торговать им, кроме царя.

Присваивать иногда таким же образом иностранные произведения, как-то: шелковые материи, сукно, свинец, жемчуг и проч., привозимые в государство купцами турецкими, армянскими, бухарскими, польскими, английскими и другими, и потом принуждать своих купцов покупать эти произведения у царских чиновников по цене, назначенной им самим.

Обращать на некоторое время в монополию произведения, вносимые в подать, и возвышать цену их, как-то: меха, хлеб, лес и проч. В продолжение этого времени никто не может продавать тот же товар до тех пор, пока не распродастся весь товар царский. Таким способом царь получает от оброчного хлеба и других припасов (как было сказано выше) около 200 000 рублей или марок в год, а от оброчного леса, сена и проч. 30 000 рублей или около того.

В каждом большом городе устроен кабак или питейный дом, где продается водка (называемая здесь русским вином), мед, пиво и проч. С них царь получает оброк, простирающийся на значительную сумму: одни платят 800, другие 900, третьи 1000, а некоторые 2000 или 3000 рублей в год. Там, кроме низких и бесчестных средств к увеличению казны, совершаются многие самые низкие преступления. Бедный работник и мастеровой часто проматывают все имущество жены и детей своих. Некоторые оставляют в кабаке двадцать, тридцать, сорок рублей или более, пьянствуя до тех пор, пока всего не истратят. И это делают они (по словам их) в честь господаря, или царя. Вы нередко увидите людей, которые пропили с себя все и ходят голые (их называют нагими). Пока они сидят в кабаке, никто и ни под каким предлогом не смеет вызвать их оттуда, потому что этим можно помешать приращению царского дохода.