Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) - Иван Майский

Комната, в которой мы сидели, была светлая, мебель в ней была светлая, в окна били яркие лучи солнца, лица людей за нашим столом горели оптимизмом и надеждой… Так этот прощальный завтрак в Сохо остался в моей памяти, как луч света, сверкнувший в темных тучах англо-советской бури.

В начале 1927 г. я познакомился со знаменитым писателем Гербертом Уэллсом, и наши отношения стали быстро крепнуть.

Накануне отъезда из Англии я зашел к Уэллсу попрощаться. Он был глубоко возмущен действиями британского правительства, ругал последними словами Болдуина, Чемберлена, Джойнсона Хикса, Биркенхеда. Но больше всего он возмущался лейбористами.

— Я еще могу понять консерваторов, — говорил писатель, — они открытые враги Советской России и поступают как враги, хотя это глупо и вредно для нас самих… Но лейбористы!.. Ведь они со всех крыш кричат о своей дружбе с вашей страной, о большой заинтересованности рабочих в развитии англо-советской торговли, о том, что они сочувствуют успеху «социалистического эксперимента в России»… А что они сделали для предотвращения разрыва? По существу ничего! Нельзя же в самом деле считать серьезной борьбой против разрыва те робкие словесные протесты, которые они время от времени позволяли себе в парламенте. Я совершенно убежден, что, если бы Макдональд, Сноуден и другие лейбористские лидеры действительно хотели предотвратить разрыв, они сумели бы это сделать, но они не хотели!

— Почему? — спросил я.

— Да просто потому, что лейбористская верхушка — это мещане, которые больше всего хотят прослыть «респектабельными» англичанами. А массы это терпят.

Я слушал Уэллса и думал: «В его словах содержится немало горькой правды… Разве не о том же говорит история всеобщей стачки?»

Прощаясь с писателем, я сказал:

— Сейчас, когда политические и экономические связи между нашими странами, не по нашей вине, будут разорваны, особая ответственность ложится на представителей культуры обеих сторон. Надо хотя бы в этой области сохранить общение между Англией и СССР. Я надеюсь, мистер Уэллс, что Вы лично приложите все усилия для осуществления такой задачи. Вам тут и книги в руки.

— Вы совершенно правы, — тепло откликнулся Уэллс, — обещаю, что за мной дело не станет!

Отъезд полпредства из Англии состоялся 3 июня 1927 г. (за день до окончания предоставленного нам 10-дневного срока для ликвидации дел) и превратился в большую политическую демонстрацию. На вокзале Виктория нас провожала огромная толпа народа, состоявшая главным образом из лидеров лейбористов и тред-юнионистов. В числе других здесь были Артур Гендерсон, Джордж Ленсбери, Уолтер Ситрин, Бен Тиллет и др. Но не было ни Макдональда, ни Сноудена. При появлении советских дипломатов на платформе раздались шумные рукоплескания и громкие возгласы: «Да здравствует Советская Республика!» Потом кто-то запел «Интернационал». Сотни голосов его подхватили, и звуки пролетарского гимна Советского Союза долго перекатывались под сводами вокзала капиталистической Англии. Советские женщины были засыпаны цветами. Эмоциональный Ленсбери вдруг бросился мне на шею, и мы к изумлению присутствующих англичан обменялись поцелуями. Эти поцелуи стали потом сенсацией прессы, непривычной к столь «русской» форме выражения дружеских чувств. Когда раздался свисток кондуктора и поезд начал медленно двигаться вдоль перрона, раздался чей-то громкий крик: «Вы скоро вернетесь назад!» Толпа гулко поддержала: «Да, да, вы скоро вернетесь назад!» Это было торжественно и многозначительно. Описывая отъезд советских представителей из Лондона, даже сугубо «твердолобая» «Морнинг пост» писала: «Лейбористские друзья устроили им (т.е. русским. — И.М.) такие проводы, какие устраивают хорошим и героическим союзникам».

Пройдена была важная веха в истории англо-советских отношений. Прощальный возглас на вокзале оказался пророческим: два с половиной года спустя, в конце 1929 г., посольство Советского Союза вновь появилось в Лондоне с тем, чтобы уже больше никогда не исчезать.

Часть вторая.

Снова в Англии. Обстановка и люди

Возвращение в Лондон

Прошло пять лет.

В англо-советских отношениях произошли большие перемены, на этот раз к лучшему. Правительство Болдуина, разорвавшее связи с СССР, потерпело поражение на летних выборах 1929 г. На смену ему пришло второе лейбористское правительство Макдональда. Оно аннулировало разрыв 1927 г. между Лондоном и Москвой. Осенью 1929 г. происходили переговоры между лейбористским министром иностранных дел Артуром Гендерсоном и советским послом во Франции В.С.Довгалевским, командированным специально для этой цели в Англию, и дипломатические, а также экономические отношения между обеими странами были полностью восстановлены. Теперь, не в пример 1924 г., советский дипломатический представитель получил ранг чрезвычайного и полномочного посла. А затем отношения между обоими правительствами нормализовались, свидетельством чего было заключение между ними в 1930 г. торгового соглашения, построенного на принципе наибольшего благоприятствования…

В моей личной судьбе за эти пять лет также произошли большие изменения. Около двух лет я провел в Японии, где работал в качестве первого советника посольства СССР в Токио и в течение нескольких месяцев был поверенным в делах за отсутствием посла. Потом три года я занимал пост советского полпреда в Финляндии. Это было очень трудное время в советско-финских отношениях, но зато я приобрел чрезвычайно ценный дипломатический опыт.

И вот теперь, 27 октября 1932 г., в хмурый осенний день, я пересекал воды Ла-Манша, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей посла СССР в Англии…

Пароход осторожно входил в Дуврский порт. В Дувре нас с женой встречали торжественно. Капитан парохода проводил нас на берег по специальному трапу, где нас ждал начальник порта и окружении всех местных властей. Минуя таможню и паспортный контроль, мы сразу прошли в вагон лондонского экспресса. Спустя несколько минут принесли наш багаж, пропущенный, конечно, без досмотра. Вместе с нами в вагон сел первый секретарь советского посольства в Лондоне С.Б.Каган, приехавший в Дувр пас встретить. Я знал его по Москве и был рад встрече с ним.

Было около 5 часов дня. Легкий серо-желтый туман висел над землей, скрадывая звуки и сглаживая четкие линии. Стало быстро темнеть. Раздался резкий, переливчатый свисток кондуктора а ответный свисток паровоза. Еще мгновение, и длинный, ярко освещенный огнями экспресс мощно рванулся вперед, в быстро надвигающуюся мглу ночи. Щеголевато одетый официант принес чай с поджаренным в масле хлебом, джемом и печеньем. За чаем Каган рассказал мне о последних политических новостях и особо подчеркнул, что не в пример 1925 г., когда Форин оффис игнорировал советское полпредство, меня на вокзале будет приветствовать специальный его представитель мистер Монк. Я улыбнулся и подумал: «Да, теперь времена не те!».