Дьявол может плакать (Син и Катра) - Шеррилин Кеньон

До сегодняшнего момента он не понимал, как тяжела была их первая встреча для его матери.

— Я не знаю, что сказать тебе, — прошептал он.

— Я тоже. Думаю, мы просто будем стоять здесь, и плакать друг над другом, а?

Её неожиданный юмор заставил его усмехнуться.

Кэт снова вытерла глаза:

— Можно тебя обнять?

Эш раскинул руки, и не успел он пошевелиться, а она уже бежала к нему.

Его потрясло до глубины души ощущение, которое он испытал, обнимая её. Это была его дочь. Его настоящая плоть и кровь. Гордость обладания волной прошла сквозь него, но любви к ней было достаточно, чтобы он в ней утонул.

Сейчас он полностью понимал свою мать и её ярость, когда она узнала о его прошлом. Он хотел ранить каждого, кто ранит Кэт.

Вина за то, что его не было рядом…

Ни разу в жизни он не обнял её. Никогда она, плача, не ощущала его утешающее прикосновение. Она жила, не зная о нем ничего, кроме того, что он пожертвовал ДНК для её появления. Единственное его утешение было в том, что он не знал о её существовании.

Насколько ужаснее было для его матери знать, что он существует, но не иметь возможности прийти к нему?

— Мне так жаль, — выдохнул он в её волосы, баюкая её голову в руках. — Я не знал.

— Я это знаю.

Он все еще хотел, чтобы она поняла, как сильно ему жаль.

— Почему ты никогда ко мне не приходила?

— Когда я была молодой, то боялась, что ты на меня разозлишься. Каждый раз, когда ты сюда приходил, ты был так разгневан. Ты ненавидел Артемиду, и я думала, что и меня ты возненавидишь, ведь я тебя к ней привяжу.

Он притянул её обратно и взял её лицо в свои руки:

— Я никогда не смогу ненавидеть тебя.

Кэт всю жизнь ждала этих слов, в её глазах появились новые слезы. Чувствовать прикосновение отца. Это было гораздо приятнее, чем она могла себе представить.

— Я люблю тебя, папа.

У Эша вырвалось рыдание от пронзившей его боли. Эти слова проникли в каждую его частичку.

— Мне так жаль, Катра.

— Мне тоже. Я должна была тебе сказать. Я знаю. Но я, правда, не знала, что ты сделаешь маме. Я боялась, что ты её убьешь.

Он горько усмехнулся:

— Я определенно должен был. — Он покачал головой, оглядывая её снизу и сверху. — Ты так красива. Хотел бы я увидеть тебя ребенком.

Она таинственно усмехнулась:

— Ты не многое пропустил. У меня были кривые зубы и тонкие волосы.

Он засмеялся:

— Я очень в этом сомневаюсь.

— Это правда, и я была просто отвратительна до двенадцати лет. Высокая и неуклюжая. Я все задевала головой. Это еще иногда случается.

Он покачал головой:

— Ты — моя дочь.

— Уверена, что да, — усмехнулась она. — Не могу представить тебя с плохой координацией.

— О, уверяю тебя, я лбом на дверях вырезаю знаки. Удивительно еще, что слово «Выход» не отпечаталось у меня прямо между глаз.

Её мелодичный смех зазвенел в его ушах, и болью отозвался в его сердце.

Эш не мог прийти в себя от того, как похоже её поведение на его. Как будто он смотрел в зеркало и видел кого-то другого на своем месте.

Но его радость испарилась, как только он осознал, как сильно они похожи, что это могло означать для Катры.

— Твоя мать хорошо с тобой обращалась?

Медленная улыбка распространилась по её лицу.

— Для нее это очень хорошо. Я имею в виду все остальное, кроме того факта, что я могла звать её Матисера, только когда мы были одни, но обычно все было хорошо.

Как ужасно, что она не могла публично признать Артемиду своей матерью. Он очень хорошо знал эту боль, и был зол на Артемиду за то, что, поступив так с ним, она продолжала в том же духе с его ребенком.

Насколько эгоистичным может быть человек?

— Она тебя любит?

Кэт сглотнула, она точно знала, что он имел в виду. Он боялся, что её мать была холодна с ней. Но несмотря на редкое присутствие Артемиды, такого не случалось.

Для облегчения понимания, она взяла его руку в свою. И закрыла глаза, чтобы ему показать.

Эш резко дернулся, увидев воспоминания Катры. Ей было не больше семи, и они с Артемидой были одни в её спальне. Они вместе лежали на кровати Артемиды.

Кэт, хмурясь, положила маленькую ручку на мокрую щеку Артемиды.

— Почему ты плачешь, Матисера?

— Ты слишком молода, чтобы понять, моя маленькая.

— Тогда скажи мне, почему ты плачешь, и я не пойму. Но ты почувствуешь себя лучше и будешь снова счастлива.

Артемида улыбнулась сквозь слезы, и повыше натянула одеяло на Кэт.

— Я совершила ужасную ошибку.

Кэт нахмурилась в замешательстве:

— Но ты богиня, ты не можешь ошибаться.

Артемида взяла маленькие ручки Кэт в свои, и запечатлела на них нежный поцелуй.

— Поверь мне, маленькая. Все ошибаются. Даже боги, и наши ошибки намного хуже, чем людские. В отличие от людей, страдаем не только мы. Более того, мы делим страдания с тысячами. Поэтому ты должна научиться быть, как твой отец. Сдерживать слезы и ярость. Стараться не наказывать тех, кого любишь.

— Но ты не наказываешь меня, Матисера.

Артемида поцеловала её в лоб.

— Нет, Катра. Я люблю мое маленькое сокровище.

Катра все еще была подавлена слезами матери.

— И я — твоя ошибка, Матисера?

— О, великий Олимп, нет! Почему ты только подумала такое, дитя?

— Потому что никто не знает обо мне. Ведь ты стараешься прятать свои ошибки?

— О, малышка, нет. Я не потому прячу тебя. Я просто не хочу делить тебя с другими. Ты только моя. Ты всегда будешь моей маленькой девочкой, и я не хочу делить тебя с кем-то еще.

Кэт почесала свой крошечный лобик.

— Как ты думаешь, папа полюбит меня?

Артемида потерлась носом о нос Кэт.

— Твой отец будет любить тебя даже больше, чем я. Он будет будить тебя щекоткой и поцелуями, и укладывать в постель с крепкими объятиями.

— Тогда почему мы его не найдем?

Печаль вернулась на лицо Артемиды.

— Потому что он ненавидит меня и не хочет иметь со мной ничего общего.

— Почему кто-то должен тебя ненавидеть, Матисера? Ты красивая и добрая. Любящая. Я не могу представить, что кто-то не видит этого в тебе.

Артемида пригладила ее светлые кудри.

— Я плохо с ним поступила, Катра. Очень. — Она с сожалением вздохнула. — Однажды у меня в руках был весь мир, но я об этом не знала. Я позволила глупости ослепить меня и потеряла его из-за этого.

— Тогда скажи ему, что ты сожалеешь.

— Как скажет твой отец, есть некоторые вещи, которые «мне жаль» исправить не может. Иногда боль проникает так глубоко, что словами её нельзя облегчить, не важно, как много ты в них вкладываешь.