Шофёр - Никонов Андрей

– Ну что же, товарищ, вы припозднились, но лучше поздно, чем, кхе, никогда, – сказал он наконец. – Надеюсь, жить будет, организм молодой и крепкий. Судя по травме, это произошло часов десять назад, водянки я не наблюдаю, и череп, на удивление, цел остался, но алкоголь, отсутствие помощи – факторы усугубляющие. Вы уж, пожалуйста, помогите сестре её оформить. Уже оформили? Ну и отлично. Сейчас для неё главное – покой, организм сам будет бороться, а через несколько дней, если сама не выпишется, можете её навестить. Вот и товарищ милиционер подошёл, вы ему всё расскажете.

С сотрудником двадцать четвёртого отделения милиции Травин провёл ещё с четверть часа, страж порядка, ровесник Сергея, аккуратно записал на листе бумаги, что женщина была в запертой комнате одна, вернулась, по словам соседки Купаниной, домой самостоятельно, и обещал дать знать, если что выяснит.

– Тут такое часто случается, хулиганы житья не дают. Чтобы до смерти, редко, но побить, деньги отобрать могут, опять же. Вот эта сумочка, говорите, лежала рядом, а в ней деньги? Тогда хулиганы ни при чём, они бы обчистили до копейки. Скорее всего, сама упала и лоб разбила. Мы разберёмся, товарищ, не волнуйтесь, и по месту работы сообщим.

Травин отдал ему ключ от комнаты, сумочку, записал телефон прокатной конторы на листе протокола и ушёл. С одной стороны, разгульное поведение машинистки не вписывалось в тот образ, который он представлял, а с другой – он знал женщину всего два месяца, мало ли какой она была на самом деле. По пути домой он зашёл в гараж, там уже были в курсе произошедшего – из больницы позвонили Коробейникову. Ливадская собиралась провести собрание, только пока не знала, обличать ли ей гражданку Олейник как падшую женщину, или наоборот, защищать как жертву преступления. Женская часть коллектива на Травина смотрела неодобрительно, по их мнению, Серафима попала в беду из-за него, точнее, из-за его равнодушного отношения.

– Ты иди, – сказал ему заведующий гаража, – а то они тебя сожрут, бабы, брат, это такое зло, что по отдельности ещё можно побороть, ну а как вместе соберутся – беда. Ведь пока здоровая была, собачились, а теперь вон лучшие подруги. Да и отпуск у тебя, не забыл? Через две недели всё образуется.

Сергей про отпуск помнил и заранее решил, чем займётся в свободное время.

Несмотря на то, что галантерейная лавка была расположена на отшибе, покупатели отчего-то в неё зачастили, а в выходной так вообще от клиентов проходу не было. Ковров старался соответствовать образу совбура средней руки – он появлялся в магазине под конец рабочего дня, раздавая указания теперь уже двум продавщицам и собирая кассу, а днём ездил по государственным трестам и на биржу, договариваясь о новом товаре, который Николай покупал исключительно в кредит. Векселя он раздавал с лёгкостью, которая внушала уважение счетоводам, кассирам и директорам, и не скупился. Если бы он всерьёз решил заняться галантерейным делом, то так ещё пять-шесть лавок открыл. Мальцева была им довольна – прикрытие сексота ОГПУ она находила безупречным.

Радкевич в воскресенье прислал своего подручного, чтобы сообщить, что следующая партия драгоценностей будет в понедельник, на этот раз – вдвое больше, и что он, Ковров, должен приехать к шести часам вечера туда же, на Преображенскую площадь. В ресторан «Тиволи» Николая больше не звали, Шпуля контакты поддерживать не хотел, свалив всё на своего подельника, и это значило, по мнению Коврова, что у компаньонов возникли некоторые затруднения.

В свободное от работы на ОГПУ время мужчина посетил два оставшихся кладбища, удостоверившись, что за ним никто не следит. Но и на Медведковском, и на Алексеевском погостах он обнаружил то же, что и на остальных – младенцев, зарытых, а потом вытащенных из могил. Похоже, клад уже давно достали и потратили или спрятали где-то в другом месте, оставив и Коврова, и Радкевича с носом. Что случилось со Станиславом Пилявским, подходившим на роль владельца сокровищ, он не знал и выяснить не смог. В телефонной книге обнаружился только один человек с такой фамилией, его тоже звали Станислав, только он не умер, а жил в Кремле и работал помощником прокурора республики. На роль гробокопателя этот товарищ ну никак не подходил.

Ковров проснулся в полдень, долго лежал в постели, глядя в потолок – Мальцева требовала внимания и ушла только в третьем часу ночи, порывать с ней сейчас было нельзя. Он принял ванну, побрился, надел пиджак и ботинки, пригладил лысину, дотронувшись пальцами до шрама, приладил пистолет в кобуру на щиколотке – маленькая машинка отлично пряталась под широкими брюками, достал из комода пачку денег, пересчитал. Выходило почти четыреста червонцев, и это за неполные две недели торговли. Коммерсант спустился по лестнице, кинув конторщику целковый, и, наказав прибраться в комнате, вышел на улицу, жмурясь от лучей полуденного солнца, и упёрся взглядом в молодого человека, стоящего около машины.

– Рад тебя видеть, Серж, – Ковров ничуть не смутился, протянул ключ зажигания, – сначала поедем на биржу, а потом в магазин заскочим и обедать.

Травин пожал плечами, мол, как хозяин скажет, уселся за руль, завёл двигатель. Автомобиль чихнул.

– Бензин где заливал? – спросил он.

– Тут неподалёку торгуют.

– Так мотор загубишь, авиационный в него лить надо, тогда будет работать ровно и без сбоев.

Тут пришёл черёд Коврову плечами пожать. «Форд» тронулся, до Ильинки, где в помещении ГУМа торговали валютой, они доехали за несколько минут. Ковров скрылся внутри торговых рядов, наказав быть на месте через полчаса, Травин дошёл до Красной площади, купив прямо на Лобном месте калач со сбитнем, поглазел на царских орлов, венчавших башни, зашёл в магазин. Там он удачно приобрел кожаную авиационную куртку на меху в отделе промышленных товаров всего за сорок рублей. Лётчики по телосложению народцем были щуплым, в аэроплане каждый килограмм веса на счету, так что изделия больших размеров продавали всем желающим.

В машине ждать пришлось недолго, Ковров появился раньше назначенного времени, он выглядел вполне довольным собой и насвистывал модное танго.

– В магазин на Ольховку, – скомандовал он. – И вот что, Серж, раз уж ты снова появился, с раннего утра мне автомобиль не нужен, я встаю поздно, не раньше полудня. Так что можешь забирать его себе, а примерно в час дня подавать к «Пассажу», ну или куда скажу.

– Ты, дядя Николя, лошадей-то не гони, я ведь не просто так появился, – Сергей аккуратно объехал женщину, переходящую улицу, и обогнал колонну пионеров, топающих сандалиями по мостовой. – Есть у меня кое-что про твоих новых приятелей, как бы между нами чего не вышло.

Рассказ Травина его родственник слушал с возрастающим интересом. Сергей опускал многие детали, но сначала прозвучала фамилия Пилявского, правда, в отношении другого человека, но именно этот Пилявский, с этим именем и отчеством, был совсем на днях захоронен вместе со Станиславом. А потом разговор перешёл на подручных Радкевича и на их малолетнего прихлебателя.

– Значит, думаешь, они его прикончили? – равнодушно спросил Ковров.

Он сохранял невозмутимый вид, хотя внутри был взволнован – история со спрятанными золотыми империалами получила новое продолжение.

– Судя по всему, да, и этот офицер, с которым ты в комнату ушёл, тоже.

– Радкевич его фамилия. Почему они этого Пилявского пытали, не знаешь?

– Старика-то? Наверное, искали что-то, мне шепнули, что там половицы подняты были и вещи кой-какие пропали. Ты ничего не слышал?

– Нет.

– Тогда слушай дальше.

Вторая часть рассказа Травина собеседнику не понравилась. Здоровье грабителей его совершенно не интересовало, а вот то, что они были с Радкевичем связаны – выглядело серьёзным. А главное, Сергей сам раскрылся, пошёл к ним в больницу, и теперь эти бандиты знали, как он выглядит.

– Ты их не боишься совсем? – уточнил Ковров. – Найдут ведь случаем.

Травин усмехнулся.