История Византийской Империи. Том 3 - Федор Успенский

Чтобы дать себе отчет в условиях дальнейшей миссионерской деятельности Мефодия, нужно прежде всего припомнить, что еще папой Адрианом он был назначен архиепископом Паннонии и Моравии, но что вследствие как военного положения Моравии, так и личных весьма неблагоприятных условий он до 874 г. не мог посетить Моравии. Ряд писем и распоряжений папы Иоанна VIII, рассмотренных выше, предоставляет Мефодию ранее данные ему церковные права в Паннонии и Моравии и обеспечивает за ним церковный авторитет, без сомнения немало поколебленный темничным заключением. Так как главная цель папы заключалась в том, чтобы вновь организованную епархию поставить в непосредственную зависимость от Рима, то естественно было ожидать, что самая политическая судьба Моравии и Паннонии не могла быть чужда ему и что распространение власти Святополка на соседние славянские племена не могло не встречать сочувствия со стороны Римского престола.

В какой степени совпадали задушевные желания Мефодия с той ролью, которая ему, природному греку и приверженцу Константинопольского патриархата, ставшему по смерти брата во главе совершенно нового и громадной важности дела христианской миссии между славянами и национального их возрождения, выпадала под защитой и указаниями Римского престола, интересы которого были прямо противоположны греко-славянским историческим стремлениям, — эта в высокой степени интересная проблема остается до сих пор маловыясненной, да, может быть, и навсегда останется гадательной. Для солунских братьев существенным вопросом в их просветительной между славянами деятельности был славянский язык как орудие проповеди христианства и как язык богослужения. В этом они находили могущественное средство воздействия на простой народ, но в этом же было отличие их миссии от всякой другой, тогда известной. Проникнуть в психологию Кирилла и Мефодия после того, как они на долгие годы прекратили всякие сношения с Константинополем и вошли в непосредственные живые отношения к Риму, оказывается совершенно трудным, и вопрос о том, до какой степени искренни католические писатели, говорящие о латинстве св. Мефодия, никогда не перестанет занимать историка.

В период от 874 г. около четырех лет св. Мефодий находился в княжестве Святополка Моравии, управляя обширной епархией из стольного города Велеграда. Это период наибольшего напряжения миссионерского и просветительного дела. При содействии приготовленных им учеников и помощников Мефодий распространял проповедь христианства, строил церкви и посвящал священников. Тогда же продолжено было дело перевода священных книг на славянский язык. Рядом с успехами в христианском просвещении Моравия в занимающий нас период далеко раздвинула свои политические пределы, и постепенно этим расширена была область церковного влияния архиепископа Мефодия. Тогда был заключен родственный союз между моравским и чешским княжеским домом, и началось просвещение христианством Чехии, тогда же политическое и церковное влияние Моравии перешагнуло за Карпаты. Сам папа содействовал тому, чтобы церковная власть Мефодия распространилась на часть сербов и хорутан. Таким образом, то положение биографа св. Мефодия, что расширение политических границ Моравии шло рядом с распространением христианства, вполне оправдывается событиями.

Но в дальнейшем весь успех христианской миссии между славянами находился в зависимости от взглядов Святополка на кирилло-мефодиевское дело. Как бы ни смотреть на политические склонности и внутренние обрядовые и национальные расположения Мефодия, нельзя быть двух мнений насчет того, что его деятельность между славянами должна быть оцениваема не только с точки зрения греческого обряда, но еще и в связи с протестом Восточной империи и Константинопольского патриархата против Западной империи и латинско-римской Церкви. Этого нельзя оспаривать потому, что в судьбе Мефодия исходная мысль его миссии сказывается на каждом шагу. Весьма важным обстоятельством в этом отношении были политические воззрения Святополка и его личные отношения к Мефодию. На первых порах цели князя и архиепископа, казалось, вполне совпадали: для того и другого важно было создать в Моравии оплот национальной Моравской Церкви с народным языком в богослужении и с национальным духовенством. При полном единодушии и доверии между князем и архиепископом обеспечен был широкий успех политической и церковной миссии, и Святополку предстояло сыграть громадную роль в культурной и политической истории Восточной Европы, ибо подобного же благоприятного сочетания обстоятельств, какое было в занимающий нас период, для истории славян едва ли можно указать до переживаемых ныне событий, но этот момент был пропущен и вместо ожидаемой пользы принес непоправимый вред.

Судить о личных расположениях Святополка мы можем по его делам. Это был бесспорно весьма даровитый и умный деятель, который умел понять все выгоды и найти средства для достижения преследуемых целей. Но свою личную власть он ставил выше национального дела и мало останавливался пред средствами для достижения личных целей. Вследствие давних и близких сношений с западными соседями, у которых он и жил некоторое время и которым выдал своего дядю Ростислава, Святополк должен быть причислен, если пользоваться нашей терминологией, к лишенным национальной почвы людям: едва ли он придавал значение славянскому языку в богослужении и едва ли видел в греческом обряде средство к завоеванию славянами национальной и политической самостоятельности. Быть же заслоном Восточной империи и патриархата против франкской державы и латинской Церкви он не желал и, как можно догадываться, не видел в этом настоятельной необходимости. По всей вероятности, Мефодий был тяжел для Святополка по своей принципиальности и прямолинейности и не мог получить над ним преобладающего влияния. Первое время по прибытии в Моравию он постарался очистить страну от немецкого духовенства и назначить на церковные должности людей своего собственного пострижения и из своих учеников. Но с течением времени при известном безразличии князя к вопросам культа немецкое духовенство проникло снова в Моравию, нашло доступ даже ко двору и вошло в доверие князя. Разузнав слабые стороны князя и потакая его страстям, оно возбудило в неосмотрительном Святополке недоверие и подозрительность к Мефодию. Жизнеописатель Климента (17), ученика Мефодия, в следующих словах рисует это положение дела.

«Святополка, человека грубого и невежественного, обошедши коварством, сделали они всецело участником своего учения. Да и как он, раб женских удовольствий, не внимал бы больше им, чем Мефодию, который отмечал гибельное для души зло в каждом удовольствии? Ибо что изобрел Евномий для привлечения к себе учеников, то придумал также и безумный народ франков, т, е. снисхождение к грехам. Святополк, развращенный ими, вовсе не обращал внимания на Мефодия и даже враждебно относился к нему. И чего не говорил ему с лаской, какими угрозами не устрашал князя великий!»

Как на той почве, которая отмечена в биографии Климента, так в особенности на вопросе о правоверии Мефодия и введенном им обычае совершения литургии на славянском языке возникли серьезные недоразумения, на выяснении коих необходимо остановиться. / Когда и почему возникли подразумеваемые недоразумения между Римским престолом и славянскими проповедниками? Это в высшей [степени] тонкий вопрос, постановка которого зависит от взгляда на акты, вышедшие из папской канцелярии и имевшие прямое отношение к делу Кирилла и Мефодия. Нужно при этом заметить, что Паннонское житье Мефодия совсем не считается с официальными актами, как будто бы их не существовало, между тем для современного исследователя единственное средство выйти из весьма запутанного положения, в каком находится этот вопрос, заключается в официальных актах, которыми определяются некоторые факты и дается их хронология. Уступая наговорам врагов Мефодия, которые успели заподозрить в глазах князя чистоту учения его, Святополк в 878 г. отправил в Рим преданного ему пресвитера Иоанна, вручив ему письмо к папе по поводу своего архиепископа. Этого письма не сохранилось, но о содержании его можно судить по ответному письму папы, помеченному 14 июня 879 г. В этом письме, уверяя Святополка в своей любви и выражая пожелание, чтобы всемогущий Бог утвердил его в правой вере, папа Иоанн переходит к главному предмету, переданному ему чрез пресвитера Иоанна, в следующих словах.

«Убеждаем твердо держаться того учения, которое преподает Римская Церковь со времени апостола Петра и которое распространяет по всему миру. В этом учении нагии предшественники воспитали ваших предков. Если бы, — продолжает папа, — кто-либо, даже ваш епископ или какой пресвитер, стал благовествовать вам иное, то вы из ревности к Богу должны отвергнуть ложное учение и твердо держаться предания апостольского престола. Мы весьма удивлены, что архиепископ Мефодий, рукоположенный и отправленный к вам папой Адрианом, учит совсем не так, как он устно и письменно обещал св. престолу. По этому поводу мы писали ему, чтобы он немедленно явился к нам и лично засвидетельствовал, так ли он верует и учит, как обещал, или же нет» (18).