Испанский дневник (Том 2) - Михаил Кольцов

- А что же вы думаете, мы их хотим русифицировать? Они у нас в гостях, но они баски и останутся басками.

- Да, да, это очень трогательно, очень чутко!

Жадно расспрашивал о международном положении, жаловался на одиночество и изоляцию, на хозяйственные, финансовые, валютные затруднения. У него нет помощников по этой части, специалистов...

- Простите, сеньор президент, но в этом если кто и виноват, то вы сами. В центральном правительстве положение куда труднее. Там финансами руководит врач Негрин{23}, в других министерствах сидят рабочие, журналисты, в вашей же партии есть опытнейшие коммерсанты, старые дельцы. Есть много богатых басков за границей - где их национальные, патриотические чувства? Сейчас, когда Баскония наконец самостоятельна, как могут они не поддержать свое правительство средствами, оружием, займами? Ваш пролетариат, все эти католики-рабочие, они отдают сейчас родине даром свой труд, свою жизнь - все, что имеют. А они ведь очень скромны в своих ответных требованиях, они не тронули фабрик, заводов и банков. Они, в интересах войны, даже не повысили себе заработной платы, между прочим, глупо сделали. Они терпеливо ждут лучших времен, они борются в кредит.

Агирре рассмеялся.

- Вы хорошо сказали, сеньор редактор, или оговорились. Именно борются в кредит. Вот этого кредита и боятся мои коллеги-буржуа. Они предпочитают громко тосковать об автономии басков, сохраняя свои дивиденды, чем получить эту автономию и заплатить рабочим. Что касается меня и моего правительства, то мы будем стойко и до конца продолжать борьбу, охраняя национальные интересы всего народа, всех классов!..

Бильбайская печать сегодня занята бурной дискуссией об охране военных тайн. Поводом послужило заявление на вчерашнем приеме местных газетчиков. Я сказал, что в порядке дружеской критики отмечаю невероятную болтливость прессы. Особенно вредны и прямо служат неприятелю подробные перечисления в газетах всех зданий, куда попали фашистские бомбы и снаряды. Ведь это прямая корректировка стрельбы и бомбометания фашистов. Да и всякие другие выбалтывания: адреса казарм, списки бойцов и командиров, получивших табак, с номерами и местоположением частей... Целые столбцы отведены под обсуждение этой более чем скромной мысли. Одни газеты считают, что замечание правильно и что пора перестать болтать, хотя бы лишив читателя "занимательного и ценного материала для воспитания его антифашистского негодования". Другие органы печати видят в заявлении пример шпиономании. Подумаешь, большую роль для противника играют все эти адреса! Ему и без того с воздуха видно, куда падают бомбы. Хорош бы он был, противник, если строил бы свою разведку только на газетах! Да и вообще бильбайские газеты поступают на территорию Франко лишь на четвертый-пятый день. Сведения давно устареют. Нет, наш советский коллега чересчур уж мнителен...

6 июня

По позициям здесь надо лазить с посошком, еще лучше - в альпийских башмаках с шипами. Военный инженер Базилио{24}, человек пришлый, уже знает здесь каждую гору, каждую расщелину, каждую полянку. По утрам мы выезжаем с ним, маскируем и оставляем машину на возможно ближайшей точке горного шоссе, оттуда вместе с шофером, втроем, карабкаемся по сектору.

С утра фашистская авиация уже в воздухе, она зорко следит за саперными работами и ведет бомбардировку на их прекращение.

Наступление на Бильбао - это сокрушительный, безнаказанный террор массированной авиации. Об этом можно прочесть полтораста статей. Но, чтобы почувствовать и понять, надо быть здесь.

И в военной теории, и в практическом применении войсковая авиация всегда предназначалась для поражения целей в глубине расположения противника. Она идет уничтожать там, куда не достает пулеметный и артиллерийский огонь.

Здесь она поступает куда более просто. Избирает маленький, в один-два километра, участок фронта, начинает бить по самому переднему краю обороны, и как бить!

Мы миновали отрезок готовых и пока безлюдных блиндажей "синтурона" и пошли через лужок к передовой линии окопов. В эту минуту над нами появились "юнкерсы". Немного, четыре штуки. Их привлекли белые пятна развороченной земли на лужке. Отсюда брали песок для подсыпки в блиндажи. Летчики заподозрили здесь укрепления. Мы бросились на землю.

- Жаль, не успели мы перебежать эту поляну, - сказал Базилио. - Ладно, шут с ними, переждем. Пусть бомбят по пустому месту, порча материала как-никак.

- Место не совсем пустое.

- О присутствующих не говорят.

Грохот был отчаянный. Бомбы падали и рвались пучками, по две, по три, Лужок вздыбился песком и пламенем. Наш край не задело. Самолеты стали уходить. Подождав, пока туча земли и дыма начала оседать, мы встали для перебежки.

- Стой! - крикнул Базилио. - Ложись! Сзади идут новые.

Это была следующая смена. Она шла по пятам за первой и бомбы направила сюда же, прямо в дым, оседающий от первой очереди. Взрывы раздирали уши. Это было уж чересчур близко от нас. Мы лежали очень скромно, укрытые только теорией вероятности.

И этот грохот кончился, многомоторный гул стал тише, увидеть аппараты глазом было трудно - дым застилал небо. Наконец все очистилось. Первым поднялся и побежал шофер, за ним мы двое. И вдруг с жужжащим визгом, пикируя почти отвесно, с яростной пулеметной пальбой на лужок кинулись три истребителя. Шофер закричал ужасным голосом и упал. Он, видимо, был убит или смертельно ранен. Истребители охотились за нами, как чайки за рыбой.

- Хреновая история, - сказал Базилио, - они нас принимают за дивизию, не меньше. И мы никак не докажем, что нас трое. Ни письменно, ни устно. Они теперь будут бомбить и прочесывать истребителями, бомбить и прочесывать истребителями, по очереди.

- Надо помочь парню, если он жив. Подползем к нему.

Но он уже полз навстречу нам. С ним ничего не случилось, он только очень испугался. Все-таки мы временно похоронили его - вдавили немного в землю и забросали травой белую, яркую его рубашку. Сказали - не рыпаться без команды.

Третья очередь "юнкерсов" была уже здесь. Теперь положение наше стало хуже - перебежкой мы приблизились шагов на пятнадцать к центру бомбометания. Прежнее место казалось теперь идеалом уюта и безопасности.

Повторилось то же, что и в первые два раза. Опять пришли истребители. Они нас нервировали почему-то больше, чем бомбовозы. Лежа, я закурил сигарету и бросил недокуренную.

- Все-таки надо добежать до блиндажа, - сказал я.

- Подведем бойцов в блиндаже, навлечем на них эту сволочь. Смотрите, сейчас блиндаж совсем незаметен.

Мы оставались на этом месте еще два с половиной часа. Взрывы то утихали, то возобновлялись чудовищными шквалами, но ни разу рокот моторов не прекращался над лужком. Истребители кувыркались почти у самой земли в те редкие промежутки, когда по полю можно было пробежать. Тупое оцепенение охватило нас.