Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия

— Поиграй мне, — тихо попросила она.

- Поиграй мне, — тихо попросила она.

— Сейчас? — поразился Макс. — Два часа ночи…

Впрочем, он уже знал, что индийцы особо не заморачиваются соблюдением тишины. Музыка из окрестных караоке-баров и дискотек могла грохотать всю ночь напролёт, религиозные индуистские песнопения начинались доноситься из соседнего храма чуть ли не с четырёх утра, немного позже с минарета ближайшей мечети звучал призыв на первый намаз… Такая мелочь, как игра на виолончели, едва ли могла кого-то всерьёз побеспокоить. Тем более, у Макса с собой всегда было несколько разных типов сурдин для заглушки.

— Пожалуйста, — умоляюще повторила Лера.

— Ну ладно… — он аккуратно вынул виолончель из футляра, уселся в кресло, совершая заученные до автоматизма движения: левая рука на шпиле, инструмент упирается в грудь и левое колено, в правой руке — смычок. Но оттого, что из одежды на нём сейчас не было вообще ничего — так же, как и на Лере — привычные действия приобретали какой-то новый оттенок, тайный смысл. Ему и правда показалось на мгновение, что с ним в номере сейчас находятся две женщины — Лера и… виолончель, которая тоже жаждет его любви.

— Что ты хочешь, чтобы я сыграл? — спросил он, пряча неловкость за деловым тоном.

Лера покачала головой с лёгкой улыбкой:

— Да неважно. Что-нибудь душещипательное, глупое и романтическое… для девочек.

Он сделал глубокий вдох и взмахнул смычком. В ту же секунду полилась нежная грустная мелодия, которую мог узнать с первых нот практически каждый.

По своей давней привычке “подпевать” музыкальному инструменту Макс беззвучно шевелил губами — текст исполняемой композиции звучал сейчас у него в голове.

Every night in my dreams

I see you, I feel you

That is how I know you go on…

Far across the distance

And spaces between us

You have come to show you go on…

Near, far, wherever you are

I believe that the heart does go on

Once more you open the door

And you're here in my heart

And my heart will go on and on…*

Почему кажется, что самые сопливые, самые слезливые, самые красивые песни о любви написаны как будто про них с Лерой?.. Он не впервые задумывался об этом. Но ведь всё так, всё действительно именно так, как поётся: я вижу тебя каждую ночь в моих снах, я тебя чувствую, и где бы ты ни была — близко или далеко, я всё равно верю, что сердце будет продолжать биться…

Переходя ко второму куплету, он быстро и властно притянул Леру к себе, обхватывая её талию той же рукой, которой держал смычок, да так и продолжил играть: он, виолончель и… Лера. Это было странное трио, необычный тандем, но девушка ничуть не мешала ему, наоборот — вдохновляла. Водя смычком по струнам, он чувствовал предплечьем нежную кожу её живота, а длинные распущенные волосы Леры, щекоча, касались его груди. Через приоткрытую балконную дверь периодически доносилось лёгкое дуновение тёплого влажного ветра, словно ласкающего их обоих. Максу было очень хорошо, спокойно и немного грустно… но, конечно, во всём была виновата сентиментальная мелодия.

Когда он закончил играть, Лера порывисто обернулась к нему лицом. Глаза её блестели от слёз.

— Я люблю тебя, цыган, — прошептала она.

Резкое, болезненное воспоминание врезалось в его сердце, как врезался в злополучный “Титаник” тот самый роковой айсберг… Макс чуть ли не отшвырнул виолончель в сторону, фактически уронил — она с глухим стуком повалилась на пол. Он не задумывался сейчас о том, что корпус инструмента может поцарапаться, не говоря уж о более серьёзных повреждениях. В данный момент ему не было дела до виолончели. Ему вообще не было дела ни до чего и ни до кого в целом мире. Существовали только он и Лера, и сказанные ею только что слова, отзывающиеся внутри сладкой горечью…

Посадив девушку к себе на колени, он долго-долго целовал её, пытаясь заглушить этот горький вкус. Наконец, отстранился, тяжело дыша, внимательно и испытывающе взглянул ей в глаза.

— Лерка… — это прозвучало как мольба. Как тихий стон. — Как же так получилось, что мы расстались? Почему? Зачем?..

Некоторое время она молча смотрела ему в лицо, а затем, решившись, негромко произнесла:

— Ну хорошо, Макс… я расскажу тебе правду.

___________________________

*Строки из песни “My Heart Will Go On”, исполненной канадской певицей Селин Дион. Главная музыкальная тема к оскароносному фильму Джеймса Кэмерона “Титаник” (1997). Автор музыки — Джеймс Хорнер, текст Уилла Дженнингса. Композиция стала одной из самых популярных за всю историю музыки и самой продаваемой в мире песней 1998 года.

- Правду? — сердце Макса ёкнуло в неприятном предчувствии. — Ты о чём сейчас?

— Мы говорили с твоей мамой, — нехотя призналась Лера.

Он отшатнулся, не веря своим ушам.

— Она… это сделала?! Она посмела?

Лера медленно поднялась с его колен, сделала несколько шагов в сторону кровати и села на краешек.

— Нет, Макс. Я сама к ней пошла. Сразу, как только узнала о том, что жду от тебя ребёнка. Мне было очень страшно, я так испугалась, что… мне просто нужно было с кем-нибудь посоветоваться.

— Мама знала, что ты беременна? — он был бледным, как полотно.

— Нет. Я так и не решилась ей сказать. Да и не успела… Мы всё время проговорили с ней о тебе, о твоём будущем. И я отчётливо поняла, что, оставшись с тобой, просто погублю твою карьеру. А ведь я готова была всё бросить, Макс, честное слово! — её голос дрожал. — Уйти из модельного бизнеса, лишь бы быть с тобой. Всегда с тобой. Твоя мама, видимо, почувствовала эту мою решимость и сказала, что если я тебя люблю — то, наоборот, отпущу.

— Отпустишь? — переспросил он в замешательстве. — Так ты меня и не держала никогда. Это я к тебе приклеился…

— Твоя мама так не считала. Она сказала мне, что мы с тобой молодые, у нас впереди вся жизнь, вовсе незачем торопиться и делать глупости, о которых впоследствии можно было бы сильно пожалеть. Сказала, что если наши чувства искренние, настоящие… то разлука в несколько лет им нипочём. Что нужно дождаться окончания твоей учёбы в Лондоне, а потом уже строить планы о совместном будущем, о свадьбе и так далее… Она не знала, что у нас с тобой всё зашло уже слишком далеко.

Лера замолчала ненадолго. Макс тоже молчал, ожидая продолжения.

— Поначалу я была в шоке, две полоски на тесте меня просто убили. А потом… подумав, даже обрадовалась. Это же не просто абстрактный ребёнок. Это наш с тобой малыш, Макс. Он — следствие и напоминание о той ночи, которая… — она нервно сцепила в замок пальцы. — Господи, да у меня ничего больше не было в жизни, кроме той нашей ночи! Но…

Макс пристально взглянул ей в глаза. Больше всего он ждал сейчас объяснений, что именно “но”.

— Этим я утянула бы тебя за собой в трясину, понимаешь?.. — Лера взглянула на него почти в отчаянии. — Ну на черта тебе в тот момент сдалась беременная я?! Пришлось бы жертвовать многим… А твоя мама… она очень боялась, что ты забудешь музыку. Бросишь заниматься — ради меня. И я могу её понять, Макс, клянусь! — горячо добавила Лера. — Её чувства вполне объяснимы. Она мать, она так сильно любит тебя, она столько в тебя вложила, что отдавать это всё на выброс какой-то прошмандовке…

— Она тебе это сказала? — быстро перебил её он. — Она тебя обидела?

— Я не дура, Макс, — Лера покачала головой. — Вполне умею читать между строк. И я вдруг поняла, что действительно не имею права портить тебе жизнь. Ты бы первый меня потом возненавидел… Но, когда я шла домой после нашего с ней разговора, то всё ещё не была уверена, что именно хочу сделать с ребёнком. Мелькала даже шальная мысль — ничего тебе не сказать, позволить уехать в Лондон, а потом… родить для себя.

— И что же заставило тебя переменить решение? — спросил он ровным голосом, стараясь не показать, что больше всего в этой ситуации его уязвляет другое — то, что Лера не захотела посоветоваться с ним! Даже к маме его пошла на исповедь, а ему ни словечка не сказала…