С волками жить - Стивен Райт

дурная наследственность (проклятие Чейсов), либо все от минуты к минуте распадаются на части, но никто не разговаривает, никак тут не замеришь, где она располагается на кривой нормальности. Другие люди – чужие планеты, какие навещаешь, и ландшафты их, обычаи, атмосферы тебя меняют. Например, Том вот этот: сверкающий металлический шар, одинокое дерево из фольги, лужица подрагивающей ртути; полый к тому ж, без сомнения, но ненадолго заглянуть к нему славно, приятное разнообразие после Ласловилла, где тоже было славно, но она уже покаталась на всех аттракционах.

Припухшие глаза Ласло приподняли ставни, в случайном непонимании сосредоточились на светлеющей вертикальности, на твердости чего-то вещного, в чем он несколько развлекательно дезориентированных мгновений не вполне мог признать тупой хромированный стерженек простого дверного замка. Половина его спрыснутого потом лица лежала, жарясь на прямом солнце, хотя он не двигался, не говорил, а довольствовался тем, что впитывал сенсорный прибой смазанного, гудящего и потешно бессвязного качества беседы поблизости.

– Восемьдесят пять за одиночный, – говорила Айрил, показывая на мотель за красной ветряной мельницей, мимо которого проехали, – и кабель там дрянной. – Она повернулась, неожиданно наткнувшись на волчий взгляд Ласло.

– Мне надо поссать, – сказал он.

– Ему надо поссать, – сказала Айрил.

Шофер глянул на приборную доску.

– Когда остановимся заправиться.

– Ага, а это когда?

Шофер пожал плечами.

– Через час-полтора.

– Тут притормозите. Я в кювет отолью.

– Не могу, – сказал шофер.

– Какого?..

– Знаки видите? Нет остановки, кроме аварийных случаев.

– Блядь, это аварийный случай.

– Это мне решать.

– Послушайте, – сказала Айрил, считывая знак, – «Зона отдыха – двадцать пять миль». Мы же там могли бы остановиться, правда, Том?

– Том? Том??

– Двадцать пять миль? Бля-а-а. Я столько не продержу.

– Ты – взрослый крепкий парень, – сказал шофер.

– У тебя получится, – заверила его Айрил.

– Я же сказал, мне сейчас надо. Ты от меня чего хочешь – чтоб я его в окно выставил?

– Лас, – сказала Айрил. – Веди себя прилично.

– Ты со мной говоришь или с ним? – Что-то произошло, пока он спал, что-то злое, как будто сам воздух сменился, его полностью высосало из машины и заместило смесью подложных газов, от которых изменился состав его мозга. – Да надень ты свои чертовы штаны! – завизжал он Айрил. – Думаешь, ему это не нравится?

– Ну, мне казалось, в этом и была мысль.

– Дура ты, у тебя не может быть мыслей.

Оттуда, где она сидела, ей видна была глубина колодца пассажирской стороны посреди сумбура дорожного мусора и мятых газет – «СВЯЩЕННИК РОДИТ ЖИВУЮ РЫБУ», рукоять пистолета с накладкой лежит в заряженной своей потенциальности, сценарии подымаются роями, словно рассерженные осы.

– Мы берем твой мочевой пузырь в заложники, пацан, – пошутил шофер. – Веди себя хорошо, если хочешь снова увидеть его целиком.

– Блядь. – Ласло отвернулся, чтобы выглянуть в окно. Как задолбала эта грязь. – Бля-а-а-а, – вымолвил он так медленно, как только мог протянуть.

– Перепил «Колта» на завтрак, – произнесла Айрил. – Эта срань через тебя проходит, как по стремнине.

Ласло вообразил, как расслабляется, орошает весь драный салон машины, брызжет золотыми нимбами на бурундучью голову шофера.

– Послушай, – сказала Айрил. – Я буду считать мили на этой штуке. Ты удивишься, до чего быстро миля проезжается. Типа сейчас нам уже, наверно, двадцать три осталось, так, что у нас там цифры говорят, четыре пять один… Сдвиньте руку, Том, мне не…

– У кого-нибудь чашки есть? – поинтересовался Ласло.

– Ты что это собрался делать? – спросил шофер. – Выпить на удачу?

– Я считаю, – проговорила Айрил. – Цифры катятся мимо.

Осторожно Ласло подался вперед, чтобы вложить непосредственно в волосатые завитки незащищенного шоферского уха:

– Аглон Тетаграм Вайхеон Стимуламатон. – Он продолжал: – Эрохарес Ретрагсамматон Клиоран Икион Эситион.

– Еще милю проехали, – объявила Айрил.

– Да что с тобой такое, сука? – произнес Ласло последней из пятисот гримас, какие она ему засвечивала с тех пор, как он проснулся, и потайному семафору ее рук, что показывали ему вперед – вперед чего?

– У дружка твоего язык без костей, а?

– Он с вами больше не станет говорить, – пояснила Айрил. – Он в этом смысле очень упрямый.

– Канда Эсс Тротта Монтос, – шипел Ласло, – Эадрикс Нутт Носфератус Канда Эмонтос Канда. – Его дьявольский взгляд уперся в загривок шоферу, в окружающую бахрому нестриженых волос жесткими кудряшками, что были как когти, в недостаточную шею, чей внешний вид, чья инакость были мерзким оскорблением для взгляда адепта. Ум его мчался и мчался, обгоняя машину, забегая поперед его мыслей, фибриллируя, как нездоровое сердце, пока вдруг не остановился, не замер намертво, всякие действия по предположению у него прекратились, и сквозь его перегретое тело одной долгой непрерывной волной опустился чистый бодрящий холод. Вот теперь он улыбнулся. Теперь мог он отползти назад в той же беззаботной позе, как и когда спал, тот же дорожный декор зудел мимо его полуприкрытого веками взгляда.

– Уй, бля, – провозгласила Айрил. – Я сбилась с чисел на штуке с милями.

Зона отдыха имени Уильяма Х. Бонни[64] представляла собой одну громадную парковку, одно кирпичное зданьице, несколько деревьев для тени и пару зеленых столов для пикника – неделей раньше место изнасилования и попытки убийства одним или более неустановленными незадержанными подозреваемыми. Айрил и Том решили подождать в машине.

– Эй! – крикнула Айрил в открытое окно. – Возьми мне диетический «Спрайт».

Ласло не остановился.

– Тут, к черту, не буфет, – ответил он, не оборачиваясь.

Должно быть, он оставался без движения целых три минуты перед стальным урыльником в совершенном порыве очистительного блаженства, все взбрыки и узлы последних нескольких часов безумным скользом понеслись вниз по стоку и наружу. Долгий путь до столь сладкого облегченья. Мораль сегодняшнего урока: если пьешь, удостоверься, что ты едешь один. Он встряхнулся, любуясь изобретательными выкрутасами множества хуев и пёзд, нарисованных карандашом, чернилами и вырезанных на стенных плитках на удобном уровне глаз. Застегнулся, глянул на себя в зеркало. У клевизны есть лицо? Даже не спрашивай. Так, вот план. Машина уже его, тут никаких сомнений. Он дотронулся до кармана. У него гравитационный нож и воля его применить. Спроси одну невезучую кошку. Мистер Шофер – уже история, ага. Ты мне говно впариваешь – так я из тебя говно выпарю. Кровь на асфальте. Убери ногу, а то сдам на нее задним ходом. Ага.

Он вышел к машине и обнаружил, что ее там больше нет. Минуточку. «Форд Галактика», нет? Какого-то дикого зеленого оттенка, года 69–70-го? Ничего под солнцем на стоянке такому описанию не отвечало. Он вернулся в уборную, методично обыскал мужскую, женскую – одну вонючую кабинку за другой, отчего некий сиделец поинтересовался, не пидарок ли он, а несколько переполошившихся фемин пригрозили натравить на