Сердце варвара - Руби Диксон

от себя, сжимая их, чтобы дать мне знать, что с ней все в порядке. — Я действительно хотела, чтобы мое тело пришло в норму после рождения Пей-си, но на самом деле все не так быстро.

Ее слова — чушь, но я не указываю на это.

— Мне нравится твое тело. Я бы спарился с тобой прямо сейчас, если бы ты мне позволила. Я бы засунул свой рот тебе между ног и лизал твое влагалище, пока огонь не угаснет…

Пальцы Стей-си прижимаются к моему рту, чтобы заставить меня замолчать, и ее щеки становятся восхитительно розовыми, которые мне так нравятся.

— Я… Я еще не уверена, что готова снова прыгнуть к тебе в постель.

Я киваю.

— Я понимаю. — Я глажу ее прелестное бледное плечо и провожу пальцами по ее подбородку. — Но мне не нравится, когда ты плачешь над своим телом. Ты моя пара. Если это единственные воспоминания, которые у меня останутся о твоем теле, то я не жалуюсь.

— Даже несмотря на то, что ничего не подтянуто?

— Я люблю мягкое, — говорю я ей. Даже сейчас я не могу перестать прикасаться к ее коже. — Мягкая, гладкая, теплая. Мне нравится, когда ты мягкая. Я бы не хотел, чтобы ты была твердой и жилистой, как старый двисти. — Услышав ее смешок, я испытываю облегчение. — Я бы хотел, чтобы ты была такой же мягкой и пухленькой, как игольчатый зверь в суровую пору года. — На самом деле, мне очень нравится эта идея. Ее попка большая и мясистая, соски подпрыгивают, а живот полон моим комплектом? Это идея, которая мне очень нравится. — Ты бы мне даже понравилась, если бы ты больше никогда не мылась.

Ее брови взлетают вверх.

— Никогда, да?

— Возможно, я бы тратил меньше времени на то, чтобы лизать твое влагалище…

Она смеется и легонько толкает меня в плечо.

— Ты ужасен. — Но ее глаза сияют, и она больше не нервничает.

Я улыбаюсь и снова прикасаюсь к ее щеке.

— Иди, прими ванну.

Глава 8

СТЕЙСИ

Я не знаю, почему я беспокоюсь об этих вещах.

Я все еще чувствую теплые мурашки от его милых, вдумчивых слов о моем теле. Рождение Пейси оказало большое влияние на мой плоский живот, и он все еще покрыт растяжками. Мои бедра стали больше, чем были раньше, а моя задница… ну, это не самая любимая часть моего тела. Я просто не хотела, чтобы единственными воспоминаниями Пашова обо мне было тело после беременности. Но то, что он только что сказал мне? Я чувствую себя красивой и как будто свечусь изнутри. Я улыбаюсь, бросаю в воду еще мыльных ягод и начинаю мыться.

Я просто жалею, что он не схватил меня за задницу, как раньше. Может быть, он мог бы пошутить по поводу отсутствия у меня хвоста.

Наверное, у девушки не может быть всего.

Я быстро умываюсь, избавляясь от наихудшего запаха дыма и счищая с кожи грязь, накопившуюся за несколько дней. Я скребу свою кожу, и, кажется, грязи больше, чем я думала, поэтому я провожу по телу во второй раз, остро осознавая, что это не самая сексуальная ванна, которую я когда-либо принимала. Однако Пашов на меня не смотрит — думаю, он понимает, что я бы просто занервничала, если бы увидела, как он пялится на меня, пока я протираю свою кожу.

Может быть, когда мы приедем в новый дом, у меня будет время принять для него сексуальную ванну. Хотя я пока не уверена, что готова к этому. Может быть, когда я перестану быть такой плаксивой по любому поводу. Меня бесит, что я постоянно плачу и эмоциональна. Я просто…

Я не хочу, чтобы он разочаровался в том, с кем он связан. Я не хочу, чтобы он разочаровался в моем теле. В нашем сыне. Во мне.

Трудно не нервничать из-за таких вещей. Я не такая высокая и статная, как Лиз. Я не красива, как Ариана, и не изящна, как Джоси. Я обычный человек, и раньше это не имело значения, потому что нас связывал резонанс. С резонансом не имело значения, выгляжу ли я как ведьма, потому что я знала, что он все равно захочет меня. И к тому времени, когда это прошло, мы были так влюблены друг в друга, что это не имело значения.

Я беспокоюсь, что сейчас это имеет значение. С другой стороны, я беспокоюсь о множестве глупостей.

Это просто… что, если его воспоминания — не единственное, что исчезло? Что, если его любовь ко мне тоже исчезла? Что, если теперь, когда у него больше нет наших воспоминаний о резонансе, он больше ничего не чувствует ко мне? Что это просто чувство долга, а не привязанность? Я так полна сомнений в себе, что не могу ясно мыслить.

Я принимаю самую быструю и несексуальную ванну в моей жизни и набрасываю свою запасную тунику. Я туго заплетаю мокрые волосы в косу и перевязываю их шнурком, стараясь не смотреть, как он добавляет еще снега в мешочек, чтобы искупаться. Может быть, мне стоит пойти спать и оставить его мыться? Последнее, что ему нужно, это чтобы я пялилась на него, как жуткая, изголодавшаяся по сексу мамочка. Кем я и являюсь, но эй!

Я задерживаюсь у костра, потому что не могу заставить себя встать и уйти. Я поджимаю ноги под себя и достаю пару леггинсов, которые я сшила. Кожа толще и жестче, чем обычно, потому что у нас не было времени обработать ее должным образом, но нам нужно больше зимней одежды, а толстая, твердая кожа — это все равно кожа. Нищим выбирать не приходится, и я хочу, чтобы у Пашова было достаточно теплой одежды, чтобы продержаться в суровый сезон. У него не так много вещей после обвала, и я хочу, чтобы он был готов к перемене погоды. Я не умею охотиться и не очень-то добываю пропитание, но, по крайней мере, умею готовить и шить.

— Ты закончила мыться? — спрашивает Пашов, высыпая еще одну горсть снега в мешочек, чтобы он растаял.

Я поднимаю на него глаза и указываю на шитье в своих руках.

— Да, я закончила. Я просто хочу поработать над этим.

— Ты не возражаешь, если теперь я приму ванну?

— Вовсе нет. — Я поднимаюсь на ноги. Конечно, он попросит меня уйти. Поскольку я странно отнеслась к собственному купанию, возможно, он воспринял это как намек на то, что ему нужно уединение для собственного мытья.