Охота на пиранью - Александр Бушков

Значит, весь подвох в кроссовках – голову можно прозакладывать, обработаны чем-то весьма стойким, источают аромат, который человек не чувствует, а вот охотничья собака ловит ноздрями мгновенно. Лайки идут не за людьми, а за следами их обуви. Но от такого открытия ничуть не легче – весь путь босиком не пройдешь, заменять обувь нечем...

Вошли во двор – пройдя по упавшим половинкам ворот. Дома, очень похоже, тоже сложены из лиственных бревен, Мазур осторожно похлопал по стене и вновь не ощутил ни следа трухлявости, потрогал ногой нижнюю ступеньку крыльца – выдержала.

Потом поймал за косу Ольгу, приободрившуюся было и совсем было собравшуюся пройти в дом первой. Почти не ощущая неловкости, поклонился и громко проговорил:

– Пусти, дедушка, прохожих людей переночевать, душевно просим...

Слишком прочно в нем засели кое-какие наставления, полученные в детстве. В таких местах, право же, нужно сначала вежливо попроситься на ночлег, а уж потом входить. Разное бывает, и не обязательно врут...

За спиной фыркнул Егоршин.

– Не фыркайте, не фыркайте, – не оборачиваясь, бросил Мазур. – Не в городе. Как писал один классик – где крещеный народ долго не живет, не мудрено кому другому поселиться...

– Вы серьезно?

– Вы городской? – ответил Мазур вопросом.

– Ага.

– Вот и приберегите жизненный опыт для города...

Входная дверь была распахнута настежь. Мазур мимоходом попытался ее притворить. И на миллиметр не сдвинулась, похоже, петли намертво приржавели. Обширные сени. Широкая лавка у стены, рассохшаяся бочка в углу, какое-то тряпье. Глаза легко привыкли к полумраку, как-никак и на улице было не светлее, да к тому же в окна проникали серебристые полосы лунного света, и Мазур хорошо мог рассмотреть все вокруг. Правда, особенно рассматривать и нечего: большая горница, пыли почти нет – в лесных брошенных домах пыли почти что и не заводится, это вам не городская квартира – еще одна лавка у стены, корявый табурет рядом, вот вам и вся меблировка. В углу, который вполне можно поименовать красным, виднеется широкая полочка, определенно божница, но там не видно ни одной иконы. Подойдя, Мазур обнаружил лишь крохотный огарок свечи, который немедленно сунул в карман – в его положении любой трофей годился.

Стена оклеена газетами. Он без малейших усилий оторвал невесомый, сухой, как пыль пустыни, клок – края рассыпались под пальцами, – подошел к окну и, напрягая глаза, попытался прочитать пару строчек. Кого-то там торжественно встретил маршал Булганин – это легкая привязка к хронологии, ага, и про дорогого Никиту Сергеевича...

– Что пишут? – спросила Ольга.

– Когда писали, тебя еще на свете не было, – сообщил Мазур. – Вас, друзья, впрочем, тоже. Да и я без штанов бегал...

– Где же люди? – пожала плечами Вика.

– Кто их знает, – сказал Мазур. – Деревушек таких – море. Старики умерли, а молодые в город подались. Если было тут молодое поколение... Так что не ждите, не будет вам скелетов в живописных позах, все гораздо будничнее происходило.

– И слава богу... – пробормотала Вика.

– Располагайтесь, – сказал Мазур. – Банку кто-нибудь откупорьте, хлеба порежьте... Вон там, в огороде, сортир стоит, но не советую его навещать – доски прогнить могли, еще провалится кто.

– Вымыться бы, – мечтательно протянула Вика. – На три метра потом шибает, сама чувствую...

– Тоже дело, – согласился Мазур.

Подошел к окну, оперся рукой на подоконник и одним рывком бесшумно выбросил тело в огород, по-сибирски огромный, протянувшийся до самой речушки. Сейчас огород являл собою причудливые заросли, среди которых все же выделялись бывшие грядки. Он осторожно двинулся вперед, разводя руками плети одичавшего гороха – увы, стручков не видно, птицы, скорее всего, постарались... ш-шит!

Из зарослей над самой землей на него таращились два зеленых глаза.

– Тьфу ты, – тихонько сказал сам себе Мазур в целях нервной разрядки, сделал резкое движение в ту сторону.

Что-то небольшое, продолговатое, черное опрометью унеслось к покосившемуся забору, с жутким хрустом проламываясь сквозь сухие плети гороха. Он успел разглядеть – кошка, определенно. Остались здесь и, конечно, одичали.

Вышел к месту, где правильными рядами торчали сгнившие, покосившиеся палки – подпорки для помидорных кустов. Сами помидоры, конечно, вымерли, как динозавры, – этот овощ любит обильную поливку и без человеческой заботы не выживет. То же и с огурцами. А вот тыквы он нашел, целых две штуки, и здоровенные. Возле забора надергал охапку жестких перьев лука-батуна. Вернулся к дому, передал в окно свою добычу, сообщив:

– От дедушки Мороза...

И опять прошел в огород. Ничего съедобного больше не отыскал, зато обнаружил аж три громадных бочки, вкопанных в землю до верхних ободьев и соединенных с речушкой выложенными досками канавками – ну, это нам знакомо, вместо колодца... Клепки изрядно рассохлись, но незамысловатая механика все еще служила, и в бочках стояла вода, нагретая солнцем. Правда, там было изрядно мягкой зеленой плесени, но, если не привередничать, в их положении за ванну вполне сойдет.

Прошел к баньке и, перед тем как войти, снова негромко п о п р о с и л с я. Чиркнул спичкой, оглядел все углы – куча круглых половиков-самовязов в предбаннике, ржавое ведро, рассохшаяся кадушка, веник, ставший за все эти годы сухим, словно египетская мумия. Постоял, подумал, разворошил груду половиков, вытряхнувши пыль в дверь, соорудил из них некое подобие постели. Жаль, что не нашлось никакой одежды, пусть и рваненькой. Ночи пока стоят теплые, но если зарядят дожди или стукнет первая осенняя прохлада...

Вернулся в дом, сказал бодро:

– Нашлась для вас ванна, милые дамы. Шагайте во-он туда и плескайтесь в полное удовольствие. Только без лишнего шума. Водица скверная, да на безрыбье... Полотенец, увы, даже я вам тут не достану, обсыхать придется...

Когда женщины ушли, со смешками перешептываясь, Мазур выглянул в окно, выходящее на улицу. Прислушался. Полнейшая тишина.

– Они, случаем, не подкрадутся? – негромко спросил доктор.

– Вряд ли, – сказал Мазур. – Сердце у меня ничего такого не вещует. Меня хорошо учили полагаться на инстинкт и неплохо поднатаскали, раз я до сих пор жив...

– Послушайте, а кто вы, вообще-то, такой?

– Милейший человек, – сказал Мазур. – Вы еще не поняли? Вот что, доктор, обрисую вам диспозицию на вечер. Когда похаваем, со всем старанием сделаете жене массаж. А потом с еще большим старанием оттрахаете ее так, как ей нравится, чтобы на седьмое небо поплыла.

– Да мне до нее теперь дотронуться...

– А ей до вас, до услужливого подсвечника? – спросил Мазур грозно-ласково, придвинувшись вплотную. – Вы мне все комплексы оставьте до более цивилизованных мест. Ясно? Женщины у нас с вами – слабое звено, это азбука. И мы, как сильный пол – вы ведь себя из сильного пола все ж не исключаете, а? – их должны подбодрять, личным примером отваги придавать, и, вообще, делать все, чтобы в меланхолию не скатились. Простите за вульгаризмы, хорошо оттраханная баба на крыльях летит по жизни. Оттого-то нас импортный народ в застойные времена и бил почти во всех женских видах спорта – наши своих лялек держали на монашеском режиме, а ихние с хрена не снимали вплоть до самых соревнований, вот они потом медали горстями и гребли. Следовало бы знать, как эскулапу. В общем, не надо мне тут демонстрировать богатый внутренний мир и философские переживания. Пожрем, схожу на разведку, а потом и приступайте, благословясь. Понятно?

– Понятно, – угрюмо отозвался Егоршин. – Водки дадите чуточку?

– Пару глотков, – сказал Мазур. – Вон там лежит. Я, кстати, Кирилл.

– Вас же вроде как-то по-другому т а м называли...

– Бывает, – сказал Мазур. – Я человек непоседливый, скучно с одним имечком всю жизнь кантоваться... Доставайте бутылку. Глотну и я, пожалуй, наркомовские двадцать грамм...

Дамы на огороде задержались надолго. Когда вернулись, от обеих явственно припахивало тиной, что от твоих русалок, но настроение у них было прекрасное – насколько возможно в данном положении, вполне весело перешептывались и пересмеивались на ходу. Чтобы не терять времени даром, Мазур тут же увел Ольгу в соседнюю комнату и трудился над ней с полчаса, сделав бодрящий массаж, какого не постыдился бы и его учитель, незабвенной памяти мичман Шабадан, представленный к Герою Советского Союза за лихие достижения в теплых южных морях, но так и не получивший звездочки из-за сухопутных художеств, – дернула нелегкая одного адмирала заангажировать мичмана на роль массажиста при молодой супруге, отчего грянула надолго развеселившая весь Черноморский флот история с безумной любовью, анонимками, написанными левой рукой неким возревновавшим капитан-лейтенантом, и даже натуральной дуэлью на «Марголиных». Адмирала тихонько выперли в отставку, капитан-лейтенанта с простреленным ухом загнали на север командовать малым пограничным сторожевиком, а незаменимый в тот момент Шабадан остался на прежнем месте, вот только получил в зубы Красное Знамя вместо золотенькой пентаграммы...