Шелк для истинной леди - Эмилия Остен

Никогда еще он не был так близок и недосягаем.

Никогда она еще так сильно его не любила.

Глава 21

Сюзан таяла в его руках. Они прощались.

Пол снова пришел к ней и остался на ночь, и на сей раз был не раздражителен, а мягок и ласков. Теперь он уходил – снова на рассвете, он привык работать сутками и не мог отказаться от своего желания поразить Бостон. Как будто это было самое главное. Это, а не любовь.

Но Сюзан не могла отпустить его так. Она знала наизусть все любовные игры, и как бы ни старался Пол думать, что каждый раз одерживает верх, такое случалось не всегда. Часто именно Сюзан уходила победительницей, унося это маленькое знание, словно рисовое зернышко в горсти.

Он касался ее губ пальцами. Его руки были теплыми, и это тепло растекалось от кончиков его пальцев по всему телу Сюзан.

Дрожали ресницы. Все тело ныло в сладостном предвкушении. И протестовало. Они пили друг у друга с губ.

Его руки не хотели отпускать ее, притягивали… Сюзан заколдовала Пола, заставила его снова забыть обо всем. Ее пальцы сжимали его плечи. Она обнимала его из последних сил. Вдыхая прохладный, прозрачный сумеречный воздух…

Они оба устали. Ночь опрокинулась на них, когда они прощались.

Они оба хотели. И тишина, окружавшая их, загадочно обещала, что все еще будет. Но не сегодня. Не сейчас.

Они оба дразнили друг друга. Ласкали едва ощутимыми прикосновениями, срываясь на страстные изучающие поцелуи. Осторожными касаниями, а потом сжимая друг друга, забираясь нетерпеливо пальцами под одежду.

А потом они расплели руки, чуть отстранились друг от друга…

И он сказал, выдохнул это в губы Сюзан:

– Ты моя богиня. Я вернусь.

Потом он ушел, оставив после себя терпкий мужской запах. Сюзан взяла подушку, на которой спал Пол, и долго лежала, прижимая ее к себе.

Сюзан любила и ненавидела его одновременно. Любила так, как никогда и никого, – и ненавидела за то, что он не отвечает ей с такой же безудержной страстью. О нет, страсти в Спенсере было достаточно. А вот чувства… Чувства его прятались за броней обаятельного весельчака, и Сюзан не оказалось туда доступа. Как странно! Она столько времени проводила с Полом, отдала ему всю себя, позволила почувствовать, что она ощущает на самом деле.

С самого начала она действовала очень расчетливо.

Тонкая игра. Балансировать на краю. На грани приличий. Бостон – весьма вольный город, однако и здесь существуют свои правила, которые так приятно обходить.

Сюзан любила эту игру.

Приоткрыть губы и как бы случайно потрогать их кончиками пальцев. Поднять ресницы, поймать взгляд и секунду не отпускать, не отводить глаз. Совсем чуть-чуть изогнуть бровь на откровенно призывный взор. Хищно улыбнуться в ответ на его шутку. Закусить губу в ответ на удивленно приподнятые брови. Какой-нибудь пустяк… Предлог. Как легко мужчины ведутся на женскую беспомощность… Как легко верят. Подсесть. Близко. Как можно ближе, так, чтобы чувствовать его дыхание. Случайно коснуться руки, показывая пальчиком. Наклонить голову, когда он что-то показывает, так, чтобы волосы щекотно коснулись его щеки. Задеть его ногу коленкой под столом. Поймать растерянный вопрошающий взгляд. Отвести глаза. Пусть думает, показалось ему или нет. Язычком быстро пробежаться по губам. Пальцами по шее. Зацепить пальчиком сережку.

Отодвинется? Похотливо оглядит? Отвернется?

Или примет такую игру? Игру по ее правилам.

Пол был классическим игроком и все намеки понял правильно. Да и кто бы понял их неверно? Сюзан умела дать понять мужчинам, чего она от них хочет. И прекрасно понимала, чего они от нее хотят.

Только вот в последнее время Пол, кажется, все дальше и дальше от нее. Сюзан не понимала, что с ним происходит. Она пыталась гадать, дело в магазине или в какой-то другой женщине, и не могла найти ответ. Что бы там ни было, Пол все чаще смотрит мимо, не слушает, когда Сюзан говорит, и думает о чем-то своем.

Это неправильно.

С этим нужно что-то делать.

Сюзан лежала, смотрела в окно, прижимала к себе пахнущую Полом подушку и думала, думала…

Утро выдалось дождливым и прохладным. На гравиевой дорожке стояли небольшие лужицы, в которых плескались отражения ветвей и хмурых облаков. Элиза и Пол медленно шли по парку, и на сей раз им почти не хотелось говорить. Светская черта была пройдена; наступил период настоящей дружбы, когда молчание не является чем-то оскорбительным, а напротив, подчеркивает единение душ.

– В такие дни я иногда думаю об осени, – проговорила Элиза некоторое время спустя.

– Об осени? До нее еще долго. – Пол едва сдержался, чтобы не коснуться ее щеки.

Чем больше он общался с Элизой, тем труднее ему становилось не думать. Не думать о том, о чем она молчит. Иногда ему хотелось схватить ее и встряхнуть, закричать, заставить ее ответить на все вопросы. А иногда он готов был рухнуть перед ней на колени и умолять простить. Ночами он боялся оставаться в одиночестве. Лежа в своей постели, он непрестанно думал, где и с кем сейчас Элиза. Эти мысли сводили его с ума. Он совершенно перестал ночевать дома. Сюзан, кафешантанная певичка, актриска… Женщины менялись, кружились хороводом. Да, это немного помогало. Но каждый раз, наблюдая, как двигаются губы Элизы, как она улыбается, он снова и снова думал о том, кто ее целует. Пол с великим трудом заставил себя вернуться к тому, о чем говорила девушка.

– О да, но… Я очень ее люблю. Когда вы уехали из Смолвиля, я подрастала и гуляла по аллеям – вы же помните, какой зеленый у нас город. Листья шуршат под ногами, и тишина… Здесь, в Бостоне, мне не хватает этой тишины.

– Это большой город, естественно, что здесь шумно. – Мысли Пола снова потекли по опасному пути. Как же ей удалось в столь короткий срок не только выбраться из нищеты, но и прилично устроиться? Он ненавидел себя за такие мысли.

– Ах, вы так прагматичны, мистер Спенсер. – Улыбка Элизы была такой нежной и загадочной, что Полу пришлось на несколько мгновений задержать дыхание, чтобы справиться со жгучим и болезненным возбуждением.

– А вы пытаетесь рассказать мне о красотах природы?

– Нет, всего лишь подстегнуть ваше воображение. Неужели теперь вы никогда не покидаете Бостон, не думаете о путешествиях? – Элиза сама мечтала о дальних странах, поэтому не понимала, как можно не путешествовать, если есть все возможности для этого.

– Почему же. Когда я закончу стройку и дела пойдут еще лучше, я планирую съездить на несколько месяцев в Европу. Я никогда там не бывал. Пока. – Тема путешествий показалась Полу вполне безопасной.

И они заговорили о Европе – их старой родине, которую они не знали. О туманах Англии и о лондонском смоге, который, как явствует из английских газет, отчаянно надоел столичным жителям, но все еще привлекает туристов. О шумном и романтичном Париже, куда стекаются художники и поэты, где влюбленные прогуливаются под луной. О Монмартре, где всю ночь светятся окна. О широких улицах Рима, Вечного города, вине и тратториях, Сикстинской капелле и походке священников. О том, какие дороги в Европе, как там живут люди, как здороваются, как мыслят. Что пишут в посланиях. Зачем дарят цветы. Двое молодых людей с упоением обсуждали жизнь, которой они никогда не знали. Только разница была в том, что у Пола были все шансы узнать ее – а у Элизы нет.