Век перевода (2006) - Евгений Витковский

ДЖОН КИТС{126} (1795–1821)

La belle dame sans merci[15]

Ax, бедный рыцарь, что с тобой?Ты бледен, краше в гроб кладут;Засох на озере камышИ птицы не поют.

Ах, бедный рыцарь, что с тобой?Скитаешься, страданье для;Полны у белок закрома,И скошены поля.

Я вижу лилию во лбу,В испарине ты занемог;И слишком рано у тебяУвяли розы щек.

Я встретил деву на лугах,Дитя, волшебная краса,Длинноволоса и легка,И дикие глаза.

И усадивши на коня,Я не сводил с нее очей;Склонила голову онаИ пела песню фей.

Я сплел ей девичий венок,Запястья, пояс анемон,И видел страсть в ее глазах,И сладкий слышал стон.

Коренья пряные нашла,И мед, и манник полевой,И мне на языке чудномКлялась в любви святой.

В чудесный грот меня ввела,Вздохнула, и стекла слеза,И поцелуем я закрылПечальные глаза.

И задремали мы во мху,И видел я — о боль сама! —Мой сон последний там в тениХолодного холма.

Шли предо мною королиИ воины — бледны, слабы,Вопя: «La belle Dame sans merci,Мы все твои рабы!»

Мне снилась судорога губ,Зловещего оскала тьма,И пробудился я в тениХолодного холма.

И потому я здесь покаСкитаюсь, одинок и худ,Хоть и засох уже камышИ птицы не поют.

ВЛАДИМИР ЛЕТУЧИЙ{127}

ТЕОДОР КОРНФЕЛЬД{128} (1636–1698)

Песочные часы

ЗИГМУНД ФОН БИРКЕН{129} (1626–1681)

[Крест]

ИОГАНН КРИСТОФ МЕННЛИНГ{130} (1658–1723)

[Гроб на подставке]

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ{131} (1875–1926)

Сонет

Новое, друзья, совсем не то,что машина руки замещает.Пусть вас эта новость не смущает —вспомнит ли о ней назавтра кто?

Всё равно Вселенная новее,чем и кабель, и высотный дом.Видишь — звезды; нет огня старее,новые огни затмятся в нем.

И трансмиссию не приневолятколесо грядущего вращать.Вечность только с вечностью глаголет.

Даже то, что было, не познать.И стремится будущее в даливместе с тем, что мы в себя вобрали.

Витольду Гулевичу

Счастливы, кто знает, что за речьюнесказанное стоит,что оно в своем добросердечьенас в неизмеримом единит!

Перекинуть мост общеньякаждый волен свой:лишь бы встреченные восхищеньяпребывали радостью одной.

Преходящесть

Время — летучий песок. Как медленно убываетзданье, чей счастлив покуда статут.Жизнь вечно веет. И без связи уже выступаютколонны — и ничего не несут.

Но разрушенье: разве печальней, чем возвращеньефонтана к бассейну — блестящим дождем?Перетирают нас зубы извечного превращенья,пока наконец не проглотит нас оно целиком.

Диалог

— Ах, помоги поточней тынужный найти оборот:в оборванных звуках флейты,видно, пропал переход,когда твой лик угасает,всё еще страстью палим…— Танцовщицы предъявляют,слова не надобны им.

— Ты себя расточалав движеньях и жестах, как шквал,и сразу другой предстала,но я твой отказ понимал,как будто бы в нем страдаетто, что стало моим.— Танцовщицы не теряют,себя раздаряя другим.

— Но у такого стремленьянет последней черты.Чтобы ушла в движеньеснова, легкая, ты,тщетно мой крик взываетк флейтам и скрипкам немым.— Танцовщицы умолкаютвместе с пространством своим.

«Коснись волшебной палочкой былого…»

Коснись волшебной палочкой былого,что громоздится грудою ничьей,и мальчиком себя увидишь сноваи испытаешь преданность вещей.

Коснись еще раз — и глаза любимойрассеют на мгновенье забытье:о, чистый свет, на небесах хранимый,с прикосновеньем перейдет в нее.

И в третий раз коснись, признав смиренно,что время чудной силы истекло,пребудь самим собой и откровенноповедай, что с тобой произошло.

Эрос

Маски! Маски! Чтобы от сияньяне ослепнуть вмиг, когда придетон, как летнее солнцестоянье,и прервет весенний хоровод.

Тишина, ни говора, ни гама.Все напряжены… Далекий стон…И вселяет, как во чрево храма,дрожь неописуемую он.

Ах, забылась, ах, совсем забылась!Бог и скор, и юнолик.Повернулась жизнь, судьба свершилась.И внутри поет родник.

«Ты повернулось, окно, празднично к звездному миру…»

Ты повернулось, окно, празднично к звездному мирус самых начальных времен;всех пережить ты смогло — лебедя даже и лиру;лик твой обожествлен.

Форма, что в стены домов проще простого вписалась,далью даруя людей.Даже пустая дыра в брошенном доме казаласьсветлой по воле твоей.

Брошен судьбою сюда ветром извечных лишений,счастья, потерь и обид.То же созвездье в окне из череды превращенийперед глазами стоит.

Прогулка

Иду, а взгляд уже на перевале,где дальний отблеск солнца не погас;в нас что-то есть от высоты и дали,неодолимо страждущее в нас, —

чья суть вдруг обретает достоверностьи вслед за светом тянется из тьмы;с безмерностью встречается безмерность…Но чувствуем лишь встречный ветер мы.

ПАУЛЬ ЦЕЛАН{132} (1920–1970)

«Поющие мачты к земле…»

Поющие мачты к земле —плывут обломки крушения неба.

В эту деревянную песнюкрепче вцепись зубами.

Ты — прикрепленный к песневымпел.

«Жеребец, с цветущим фитилем-султаном…»

Жеребец, с цветущим фитилем-султаном,зависший в прыжке над гребнемхребта,кометный блеск накрупе.

Ты, в со —заколдованных диких ручьях, рас —пластанный,вздымающаяся грудь в пряжкестихострочного ига, —скачи со мной сквозькартины, скалы, числа.

«Выскользни…»

Выскользниу меня из-под руки,

возьми с собойодин удар пульса,

спрячься в нем —как в мире.

«Вырежь молитвенную руку…»

Вырежь молитвенную рукуиз воздухаглазами-ножницами,накрой ее пальцытвоим поцелуем:

от тайн в складкаху тебя перехватит дыхание.

МИХАИЛ ЛУКАШЕВИЧ{133}

АНОНИМ{134} (XVI в.)

Старый добрый эль

В стынь брожу разут-раздет,Продрог, что твой кобель,Эх, кабы только Бог послалМне для сугрева эль!

Тогда бы вновь вскипела кровь,Расправилась спина;Долой нытье! Коль есть питье,Одежка не нужна.Мне не грозят ни дождь, ни град,Ни лютая метель,Пока меня верней огняВеселый греет эль.

Пускай озяб я и ослаб,Но как хлебну пивка,Ни Джон-силач, ни Том-ловкачНе вздуют мне бока.Я вам клянусь, что становлюсьМогуч, хитер и смел,Едва взбодрит, вооружитМеня мой добрый эль!

Неси на стол мой разносол:Селедку да сухарь;Хлебца чуток пойдет мне впрок,А курицу не жарь.Приберегу свою деньгу —Уж больно тощ кошель! —И так я сыт, пока бежитПо жилам старый эль.

Но что за черт?! У этих мордНе пиво, а вода.Да будет Бог к мерзавцам строгВ день Страшного суда!Каков притон! За тыщу кронНоги моей отсельНе будет здесь. Будь проклят весьПаршивый жидкий эль!

Хоть не буян, напившись пьян,Скачу я как олень.Начнет светать, валюсь в кроватьИ дрыхну целый день.Проспавшись, я ищу питья:Повыветрился хмель,И в брюхе жар — тушу пожар,В себя вливая эль.

Мне рыба в рот уже нейдет —Так плох желудок мой,Но мы вдвоем с святым отцомПрикончим жбан пивной.Я пью до дна, а коль женаНачнет жужжать, как шмель,Я вдрызг упьюсь — развеет грустьБлагословенный эль.

Кто пиво пьет, тот без заботСвершает путь земной:На сотню бед один ответ —И в ус не дует свой.И стар, и млад, и трус, и хват,Кончайте канитель!Под кружек звон скликайте женИ пейте добрый эль!

В стынь брожу разут-раздет,Кусается метель,Эх, кабы только Бог послалДуше пропащей эль!

ФРЭНСИС БРЕТ ГАРТ{135} (1836–1902)