Сумерки Америки - Игорь Ефимов

Но я не уверен, что в этот список попало бы то, что мы договорились обозначать словами «жажда свободы» и «жажда справедливости». Такие иррациональные понятия у современной американской прессы не в ходу.

Исследователь Джеймс Феллоус пишет в своей книге «Сообщая новости»:

«Роль журналиста наделяет человека огромной властью. Недаром прессу называют четвёртой ветвью правительства. Вы можете публично очернить человека, и у него нет возможности адекватно ответить вам. В позитивном плане вы можете расширить понимание публикой реальных проблем. Но слишком часто пресса сводит общественные вопросы к описанию противоборства между различными политиками, к каждому из которых следует относиться с подозрением. Как правило, сегодняшний журналист не подходит к выполнению своих задач с достаточным чувством ответственности, соизмеримым с доставшейся ему властью. И вред от этого распространяется гораздо дальше, чем он способен разглядеть»[173].

13

Психиатр

Вся безумная больница

У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,

краснобай и баламут

про бессилие науки

перед тайною Бермуд.

Все мозги разбил на части,

все извилины заплёл -

и Канатчиковы власти

колют нам второй укол.

«Бог умер!» – воскликнул один немецкий гений в конце XIX века.

«Души нет, – поддержал его другой. – Есть только либидо и подсознательное».

Раньше последним арбитром в деле нашего познания мира и самих себя была церковь. Но, начиная с века Просвещения, естественные науки делали такие наглядные и блистательные успехи, что церковь была вынуждена уступать им рубеж за рубежом в этом важнейшем деле. По сути, наука сделалась новой религией для миллионов людей. А там, где возникает религия, непременно должны появиться и еретики.

«Тысячелетиями мужчины и женщины избегали ответственности, передоверяя моральные проблемы теологии. Сегодня они избегают её, передоверяя мораль медицине. Раньше, если Бог одобрял какое-то поведение, оно считалось хорошим; если нет – плохим. Откуда люди знали, что Бог одобрял, а что нет? Библия и священники разъясняли им это. Сегодня, если медицина одобряет определённое поведение, его считают хорошим, если не одобряет – плохим. Откуда люди узнают об этом? Медицинские эксперты, именуемые докторами, говорят им»[174].

Эта цитата взята из книги одного из еретиков, поднявших свой голос против новой религии, особенно против догматов, взятых на вооружение медициной и психиатрией. Его звали Томас Сас (1920–2012). Венгерский еврей, сбежавший в 1938 году от гитлеровской чумы из Будапешта в Америку. Медицинский диплом получил в 1944 году, в 1951-1956-х работал в Чикагском институте психоанализа, в 1962 году получил постоянное место в Университете штата Нью-Йорк в Сиракузах. Оставшиеся пятьдесят лет своей жизни он посвятил борьбе с недопустимым, по его мнению, вторжением психиатрии в личную жизнь граждан, в судопроизводство, политику, экономику.

Названия его книг говорят сами за себя:

«Миф о помешательстве» (1961).

«Закон, свобода и психиатрия» (1963).

«Психиатрическое правосудие» (1965).

«Фабрикация безумия» (1970, на русском издана в 2008-м)

«Век сумасшествия» (1973).

«Анти-Фрейд: Карл Краус и его критика психоанализа» (1976).

«Психиатрическое порабощение» (1977).

«Помешательство: идея и её последствия» (1987).

«Жестокое сострадание: психиатрический контроль неугодных» (1994).

Чтобы дать представление о состоянии психиатрии в сегодняшней Америке, я мог бы ограничиться цитатами из его книг и статей, из публичных заявлений, из выступлений на общественных форумах, из часового интервью, которое он дал мне, когда я навестил его в Сиракузах летом 2000 года. Следовало бы также добавить отрывки из критики и брани, раздававшейся в его адрес со стороны членов Ассоциации американских психиатров. Но это заняло бы слишком много места – отсылаю интересующихся к Интернету.

В 1974 году доктор Сас выпустил переработанное издание своего классического труда «Миф о помешательстве». В аннотации на обложке его главный тезис был сформулирован таким образом: «То, что называют помешательством, на самом деле является отклонениями от обычного поведения, подвергнутыми осуждению. Это не медицинский диагноз, но моральная стигматизация. Однако если не признать болезнь, значит нечего лечить. Тогда придётся признать душевные проблемы тем, чем они являются на самом деле: страхом и беспомощностью, завистью и гневом, и прочими понятными эмоциями… Некоторые психотерапевты могут помочь людям, которые приходят к ним добровольно. Но принудительное вмешательство психиатра не будет терапией, а только порабощением и пыткой. Они морально неприемлемы в обществе, которое ценит свободу и осуждает принуждение, не контролируемое законом»[175].

В своих книгах доктор Сас многократно обращается к истории христианской церкви, к её трансформации и проводит параллели между возникновением инквизиции и возникновением психиатрии наших дней. В книге «Фабрикация безумия» он цитирует немецкого члена ордена иезуитов, Фридриха фон Шпее, которому довелось исповедовать многих «ведьм» перед костром и который, в конце концов, восстал против этого варварства:

«Результат будет одинаковым, независимо от того, сознается обвиняемая или нет. Если сознается, её вина подтверждена, и её казнят. Если станет упорствовать, пытка будет повторяться дважды, трижды, четырежды… Она никогда не сможет обелить себя. Инквизиционный трибунал считал бы себя посрамлённым, если бы его вынудили оправдать женщину, уже арестованную и в цепях»[176].

Доктор Сас видит здесь прямую параллель с судьбой человека, объявленного умалишённым. «Если он признает, что его поведение демонстрирует симптомы умственного расстройства, как это утверждает психиатр, значит, он действительно болен и нуждается в лечении в психбольнице. Если он станет отрицать болезнь, это только подтвердит, что он "неспособен" осознать своё состояние и, значит, тем более нуждается в принудительной госпитализации и лечении»[177].

Охота за ведьмами и карательная психиатрия наших дней имеют один и тот же исток: страсть рационального ума подчинить своему контролю непредсказуемость свободной воли человека. В каждую эпоху эта страсть будет использовать в качестве оправдания религиозные догматы и теологическую терминологию своего времени. В протестантской Америке конца XVII века Салемских колдуний судили со ссылками на Библию. Но сто лет спустя рациональный и образованный доктор Бенджамин Раш, друг Джефферсона и Адамса, мог объявить сумасшедшим собственного сына, поведение которого его не устраивало, и запереть его в психбольнице до конца дней[178]. А ещё сто тридцать лет спустя прагматичный и верящий только в доллар Джозеф Кеннеди (бывший посол в Англии и поклонник Гитлера), когда его взрослеющая дочь Розмари (сестра будущего президента) стала убегать по ночам из монастырской школы и смущать семью другими эскападами, подверг её лоботомии, даже не спросив согласия матери. Операция превратила девушку в беспомощного ребёнка, едва владеющего речью. На медицинскую сестру, участвовавшую в процедуре, увиденное произвело такое тяжёлое впечатление, что она навсегда оставила свою профессию[179].

Доктор Раш, чей профиль помещён на медали Психиатрической ассоциации, шёл так далеко, что объявлял даже уголовные преступления – воровство, поджоги, убийства, лжесвидетельства – формами душевных заболеваний, подлежащих лечению. «Убийства и грабительство являются не пороками, а симптомами расстройства волевого начала. Когда люди осознают это, мы сможем изъять страдающего данным недугом из-под жестокой власти закона и передать заботам доброго и понимающего врача»[180].

Как ликовал бы доктор Раш, если бы ему довелось попасть в сегодняшнюю Америку! В судах над убийцами, чья вина не подлежит сомнению, у ловкого адвоката всегда остаётся карта: «невиновен по причине временного помешательства». А если у подсудимого есть деньги, будет приглашён эксперт-психиатр, который подтвердит этот диагноз с использованием таких заковыристых терминов, что присяжным останется только устыдиться своего невежества и вынести приговор «невиновен».

Джек Руби к моменту суда над ним в марте 1964 года был без гроша, да ещё должен Налоговому управлению около сорока тысяч долларов. Видимо, нашёлся неизвестный покровитель, который согласился оплатить дорогостоящего защитника и приглашённых им «экспертов». Примчавшийся из Калифорнии Мелвин Беллай изображал своего подзащитного чудаком, потерявшим разум от горя по поводу гибели любимого президента. Он писал потом в своих воспоминаниях: «Руби нравился мне… Этакий деревенский простак. Такие есть в каждом городке – неудачники, объекты насмешек, клоуны. Мы терпим их, пока дело не обернётся бедой. Никогда не встречал такого искреннего чудака… Наши отношения больше были похожи на отношения врача с пациентом, нежели адвоката – с клиентом»[181].