Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли - Кэтрин Уэбб

— Да какая муха тебя сегодня укусила? — вопрошает экономка.

— Я хочу выйти! — вот все, что в силах ответить Кэт, от отчаяния голос ее дрожит, и язык почти полностью лишается подвижности.

— Так ради бога, детка, вот же дверь! — ворчит Софи Белл. — Стой спокойно! — Она перевязывает палец Кэт обрывком чистой тряпицы, туго обматывает бечевкой. Почти в тот же миг кровавое пятно расцветает на ткани, словно розовый бутон. — Глубокий порез. Вот глупая девчонка, — произносит Софи Белл, и эти слова проникают в сознание Кэт, она чувствует, что Софи Белл права.

В конце дня наконец-то начинается дождь. Толстое одеяло облаков, теплое и влажное, окутывало дом весь день, постепенно становясь все темнее и тяжелее. В половине шестого упали первые капли, теплые, словно вода в ванной, мягкие, как подтаявшее масло. Кэт накрывает стол к ужину, ощущая отвращение к изобилию, к избыточности, к тому, как теософ отказывается от мяса, вальяжно, небрежно. А скольким людям в мире нужно это мясо, размышляет Кэт. Теперь же оно отправится обратно в кухню, где испортится, его придется выбросить, потому что холодная кладовка забита игрушками этого эгоистичного молодого человека. Она убирает со стола, поджав губы, лицо ее хмуро. А потом, когда с работой покончено, она выскальзывает под проливной дождь и тут же мокнет до нитки. Выводит из сарая велосипед викария и идет с ним, звякающим, вдоль стены дома, но дождь заглушает все звуки. У ворот она останавливается, перекидывает ногу через раму, запрокидывает голову, позволяя дождевым каплям смыть с себя этот день и все, что он принес. Ее гнев подобен запаху духов — прилип, от него не избавиться. Дождевые капли падают быстро и бьют по лицу почти больно. При вспышке молнии Кэт закрывает глаза и сквозь закрытые веки видит красное свечение. Слышит раскаты грома, похожие на стук ее сердца — неровное, неприятное биение, заставляющее кровь бежать быстрее. Если молния попадет в нее, думает Кэт, она не будет возражать. От прикосновения чьей-то руки к плечу она охает.

— Снова на прогулку? В такую-то погоду? — спрашивает Робин Дюрран, перекрикивая шум дождя.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает Кэт, озадаченная его внезапным появлением.

Он держит пиджак над головой, но тот уже промок насквозь, капли просачиваются сквозь ткань, стекают по рукам, пропитывают рубашку.

— Я заглянул к вам в комнату, а вас там не оказалось. Я догадался, что вы, наверное, собрались на очередное свидание. Должно быть, он великолепный любовник, если вас даже такая гроза не останавливает, — улыбается Робин.

— Так и есть! — резко говорит Кэт, но Робин лишь шире улыбается.

Новая заноза впивается в сознание. Он приходил к ней в комнату? Никто не узнает об этом, если он двигался тихо и был осторожен.

— Пропустите меня.

— Секундочку. У меня для вас есть работа. В воскресенье на рассвете жду вас у перехода через изгородь. — Робин проводит языком по нижней губе, слизывая дождевые капли.

— Я не приду!

— Придете. Или же я нечаянно проговорюсь о ваших вечерних променадах. Викарий очень озабочен чистотой и нравственностью своей паствы. Мне кажется, ему найдется что сказать по этому поводу в собственном доме. — Все это теософ высказывает непринужденно, как в обычном разговоре, даже как будто немного скучая.

Кэт сверкает на него глазами, пытается понять, действительно ли он способен ее выдать, и угадать, для чего она ему понадобилась.

— На рассвете в воскресенье, — повторяет он и ухмыляется, словно задиристый ребенок, совершенно беззлобно, как будто он вовсе не угрожал ей только что, не пытался подчинить своей власти.

Кэт отпихивает его руку, нажимает на педали, чтобы оказаться от него подальше. Она почти ничего не видит перед собой в темноте сквозь толщу дождя и с трудом переводит дыхание от клокочущей ярости. Джордж не вернулся, однако она все равно крутит педали во всю мочь, велосипед бешено петляет по лужам, по узким каменистым тропкам. Лишь бы оказаться подальше от дома викария, лишь бы хоть на минуту почувствовать себя свободной.

Глава седьмая

Эстер слышит, как подъезжает к воротам повозка, запряженная пони, под ложечкой что-то радостно екает, как в детстве, и радость смешивается с облегчением. Она торопится к парадной двери и машет сестре и своим племянникам, пока те выбираются из повозки, а мистер Баркер расстегивает ремни, которыми привязан багаж, и составляет его на землю.

— О-о-о, вот с этим, пожалуйста, поосторожнее! Тут очень хрупкое! — кричит Амелия.

Мистер Баркер стискивает зубы под своими усами и угрюмо кивает.

— Амелия, дорогая! Как я рада тебя видеть! Идите сюда, дети, дайте-ка я на вас посмотрю, — зовет Эстер. Она останавливает детей на расстоянии вытянутой руки: одиннадцатилетнего Джона, у которого песочного цвета волосы и худощавое лицо, да и сам он кожа да кости, и восьмилетнюю Элли, пухленькую и жизнерадостную, со светло-серыми глазами и ямочкой на подбородке, как у фарфоровой куклы. Ее сине-белая матроска туго обтягивает кругленький живот и совсем помялась за время путешествия. «Я в ее возрасте была точно такой же», — думает Эстер, ощущая почти болезненный приступ любви к племяннице. — Боже мой, как же вы выросли! Я вас просто не узнаю! Невероятно! — восклицает она.

Элли улыбается, зато Джон чуть закатывает глаза, а потом смотрит в землю, от смущения шаркая ногами.

— Джон, не делай такого лица! Поцелуй тетю, — резко наставляет его Амелия.

— Ну же, ну же! — Эстер опускается на корточки и улыбается детям. — Мне не нужны вымученные поцелуи, только те, которые от души. Что скажешь, Джон?

Племянник Эстер придвигается к ней и быстро целует в щеку, а Элли раскидывает руки для объятий, в которые Эстер с радостью ее заключает.

— Побегайте пока по саду, разомнитесь, дети. Марш! Когда станет жарко, приходите, я дам вам лимонаду! — кричит она им вслед, когда они с облегчением топают прочь и скрываются за высокими цветочными бордюрами и залитыми солнцем кустами.

— О, слава богу! — выдыхает Амелия, опуская сумочку и обнимая сестру. — Джон всю дорогу вел себя отвратительно. Он не виноват, просто он расстроен, что отец с нами не поехал…

— Да, а где же Арчи? Разве он не собирался приехать?

— Собирался, вплоть до самой последней минуты. Прости меня, Этти! Это так на него похоже — у него была назначена встреча в клубе, о которой он мне сразу не сказал, а потом и сам позабыл. Но я здесь, и дети тоже, и я не сомневаюсь, что мы прекрасно проведем время и без него. — Амелия улыбается. Она на пять лет старше Эстер и обладает грацией и изяществом, которым младшая сестра всегда завидовала.

У Амелии кошачьи скулы и узкий подбородок, синие, с миндалевидным разрезом глаза. Когда она в первый раз выехала в свет, весь сезон все только и обсуждали ее красоту, но теперь на щеках и под глазами у нее залегли легкие впадины, кожа утратила сияние юности.

— Эми, ты какая-то усталая. Ты здорова? — спрашивает Эстер настойчиво. Улыбка Амелии немного меркнет, и, к ужасу Эстер, на глаза наворачиваются слезы, блеснувшие на солнце. — Эми, в чем дело? Что-то случилось? — спрашивает она, хватая сестру за изящные руки с длинными пальцами.

— Не здесь, — говорит Амелия, понижая голос, когда в коридоре у нее за спиной появляется Кэт. — Мы расположимся в наших прежних комнатах?

— Э… Нет, к сожалению, в детской спальне теперь живет мистер Дюрран… Я подумала, что будет невежливо переселять его, поскольку он там уже несколько недель и успел прижиться…

— Да, ты говорила, — отзывается Амелия, усмехнувшись.

— Кэт приготовила для детей западную спальню, я уверена, что там им будет хорошо.

— Кто-нибудь поможет девушке нести наверх наш багаж? — спрашивает Амелия, глядя на тонкие руки и хрупкие плечи Кэт, которая поднимает один из чемоданов, откидываясь назад всем телом, чтобы оторвать его от земли.

— Я справлюсь, мадам, спасибо, — проговаривает Кэт сквозь стиснутые зубы, с трудом дыша.

— Стойте, позвольте я, — говорит Робин Дюрран, появляясь в дверном проеме. Он забирает у Кэт чемодан, легко принимая из ее рук, и заносит в прихожую.

— О! Мистер Дюрран… как любезно с вашей стороны. Позвольте представить вам мою сестру, миссис Амелию Энтвисл. Эми, это наш гость, теософ мистер Робин Дюрран, — произносит Эстер, стараясь, чтобы тон не выдал ее. Она сама не знает точно, что именно пытается скрыть, однако в последнее время постоянно скрывает что-то. Совершенно точно, скрывает.

Робин деликатно пожимает руку Амелии.

— Счастлив познакомиться, миссис Энтвисл, — говорит он, улыбаясь своей широкой, обезоруживающей улыбкой, и Амелия невольно улыбается ему в ответ.

— Взаимно, — отвечает она.

— Я сейчас на станцию, а потом в Рединг. Надо уладить несколько дел… Однако я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть вас за обедом, миссис Энтвисл. Если уж я собрался в город, не найдется ли у вас для меня поручений, миссис Кэннинг? — Он обращает свой смеющийся взгляд на Эстер, которой очень трудно выдержать его.