Хрустальный грот - Мэри Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что теперь, когда мой дед умер, мне было небезопасно оставаться там. Моя мать уходит в монастырь, а Камлах, мой дядя, уже пытался однажды убить меня. А его слуги убили моего друга.
— Друга?
— Моего слугу. Его звали Кердик. Он был рабом.
— Ах да! Мне говорили, что ты поджег дворец. Тебе не кажется, что ты поступил чересчур… решительно?
— Быть может. Но надо же было воздать ему последние почести! Он был мой.
Амброзий вскинул брови.
— Это причина или обязательство?
— То есть? — Я поразмыслил над этим, потом медленно ответил: — Я думаю, и то и другое.
Амброзий опустил глаза и посмотрел на свои руки. Он снял их с подлокотников и сцепил на столе перед собой.
— Твоя мать, принцесса… — Он сказал это так, словно мысль о ней вытекала из только что сказанного. — Ей они ничего не сделают?
— Нет, конечно!
Услышав это, он вопросительно посмотрел на меня. Я поспешно объяснил:
— Извини, господин. Я имел в виду только, что, если бы они собирались причинить ей зло, разве бы я ее бросил? Нет, Камлах ей никогда ничего не сделает. Я же говорю, она много лет говорила о том, что хочет уйти в монастырь Святого Петра. Я не помню, были ли такие времена, когда она не привечала каждого христианского священника, который являлся в Маридунум. И сам епископ, когда приезжал из Каэрлеона, всегда останавливался во дворце. Но дед ее не отпускал. Они с епископом всегда ссорились из-за нее и меня. Видишь ли, епископ хотел, чтобы меня окрестили, а дед об этом и слышать не желал. Я… думаю, он пользовался этим, как приманкой для моей матери: он все надеялся, что она ему скажет, кто мой отец, или что она выйдет за человека, которого он ей подыщет. Но она все не соглашалась и ничего ему не говорила.
Я остановился — не слишком ли много я болтаю? Но Амброзий смотрел на меня внимательно и, похоже, слушал с интересом.
— Дед клялся, что нипочем не отпустит ее в монастырь, — продолжал я, — но, как только он умер, она попросила Камлаха, и Камлах ей разрешил. Он и меня бы запер в монастырь. Потому я и сбежал.
Амброзий кивнул.
— И куда же ты собирался?
— Не знаю. Маррик правильно сказал тогда в лодке, что мне надо к кому-нибудь прибиться. Мне всего двенадцать, и мне надо найти себе хозяина. Я не хотел идти ни к Вортигерну, ни к Вортимеру, а к кому еще податься — я не знал.
— И ты убедил Маррика и Ханно оставить тебя в живых и отвезти ко мне?
— На самом деле нет, — честно ответил я. — Поначалу я не знал, куда они едут, и просто говорил что попало, чтобы спасти свою жизнь. Я предался в руки бога, и он свел меня с ними и привел на корабль. А я уговорил их взять меня с собой.
— Ко мне?
Я кивнул. В жаровне затрещало и взметнулось пламя. Тень скользнула по щеке Амброзия, так что показалось, будто он улыбнулся.
— Почему же ты не дождался, когда они отведут тебя ко мне? Зачем было прыгать с корабля? Ты ведь чуть не замерз там, в поле!
— Я боялся, что они в конце концов решат не водить меня к тебе. Я боялся, что они догадаются, как… как мало пользы я могу тебе принести.
— И ты, значит, удрал с корабля зимней ночью, в чужой стране, и бог привел тебя прямо к моим ногам? Да, Мирддин, ты с твоим богом составляете довольно могущественную пару. Я вижу, у меня нет выбора.
— Что ты хочешь сказать, господин?
— Быть может, ты прав и действительно можешь мне пригодиться.
Он снова опустил глаза, взял со стола перо и принялся внимательно разглядывать его, вертя в руках.
— Но прежде скажи мне, почему тебя зовут Мирддин? Ты говоришь, твоя мать никогда не говорила тебе, кто твой отец? И никогда даже не намекала? Быть может, она назвала тебя в честь него?
— Только не Мирддином, господин! Мирддин — это один из древних богов. У нас есть его святилище, у самых ворот монастыря Святого Петра. Ему посвящен и холм неподалеку от города, а некоторые говорят, что есть и другие места, за пределами Южного Уэльса. Но у меня есть другое имя… — Я замялся. — Раньше я этого никому не говорил, но я уверен, что это имя моего отца.
— Какое же?
— Эмрис. Я однажды слышал, как она говорила с ним, ночью, много лет назад, когда я был еще совсем маленьким. Я не мог этого забыть. В ее голосе было нечто такое… Необычное.
Перо замерло. Он взглянул на меня исподлобья.
— Говорила с ним? Так значит, это был кто-то из дворца?
— Да нет, не так! Это было не на самом деле.
— Ты хочешь сказать, что это был сон? Видение? Как этот бык сегодня ночью?
— Нет, господин. Это было на самом деле — только по-другому. У меня такое бывает иногда. Но в тот раз, когда я подслушал свою мать… Во дворце была система подземных ходов, заброшенная много лет назад. Потом их засыпали, но когда я был моложе… когда я был маленьким, я забирался туда, чтобы спрятаться от людей. Я хранил там свои сокровища… ну, всякие мелочи, которые дети собирают, а взрослые выкидывают, если находят.
— Я знаю. Продолжай.
— Знаешь? Ну вот, я лазил по этим подземным ходам, и однажды ночью я очутился под ее комнатой и услышал, как она разговаривает вслух, сама с собой, так, как люди иногда молятся. Я услышал, что она говорила «Эмрис», но ничего больше не помню.
Я взглянул на него.
— Знаешь, собственное имя всегда слышится, даже когда ничего больше расслышать нельзя. Я тогда подумал, что она, должно быть, молилась за меня, но когда я стал постарше и вспоминал об этом, мне пришло в голову, что «Эмрис» — это, возможно, имя моего отца. В ее голосе было нечто такое… и потом, она меня так никогда не называла. Она звала меня Мерлин.
— Почему?
— В честь сокола. Это латинское название корвальха.
— Тогда и я буду звать тебя Мерлином. Ты отважен, и, похоже, глаза твои видят далеко. Быть может, в один прекрасный день твои глаза мне понадобятся. Но сегодня начнем с чего попроще. Расскажи мне о твоем доме. Ну, и в чем дело?
— Если я буду служить тебе… я, конечно, расскажу все, что смогу, но…
Я замялся, и он продолжил за меня:
— Но ты хочешь, чтобы я дал тебе слою, что не причиню зла твоей матери, когда отправлюсь завоевывать Британию? Я обещаю. Ей не причинят вреда, так же как и любому другому человеку, мужчине или женщине, кого ты попросишь пощадить за то, что они были добры к тебе.
У меня, должно быть, глаза на лоб полезли.
— Ты… ты очень великодушен…
— Если я завоюю Британию, я смогу позволить себе быть великодушным. Однако мне придется оговориться. — Он улыбнулся. — Если ты попросишь пощадить твоего дядю Камлаха, могут возникнуть сложности.
— Не возникнут, — сказал я. — Когда ты возьмешь Британию, Камлах уже будет мертв.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});