Призрак Тилацина - Влада Ольховская

class="p1">И прежде, чем Кирилл успел хоть что-то возразить, она попросту захлопнула дверь у него перед носом. Он уже знал, что снова звонить бесполезно, она не собиралась открывать. И вроде как это все подтверждало версию Аллы, доказывало, что Натали и правда не в себе. Однако Кирилла не покидало ощущение: что-то здесь нечисто.

Дело было даже не в красоте Натали, от этого он мог отстраниться, просто удивился сначала. А вот ее взгляд, быстрая смена ее настроения… Либо у нее действительно не все в порядке с головой, либо в этой истории ему рассказали не все.

Пока ему пришлось отступить: он еще должен был помочь Яну. Но Кириллу уже было любопытно разобраться, что здесь творится, безо всяких просьб со стороны Аллы.

В клинику, где жила теперь Дана Каганова, посторонние попасть не могли. Это был еще не самый строгий вариант содержания умалишенных, все-таки никаких серьезных преступлений Дана не совершала. И все же охрана тут обнаружилась впечатляющая, на территорию допускались только избранные посетители, чаще всего — родственники пациентов.

Но Ян добился, чтобы для Кирилла сделали исключение. Правда, на это руководство клиники пошло неохотно, и нужно было строго соблюдать правила, чтобы не нарваться. Поэтому Кирилл прибыл в оговоренное время, оставил машину за пределами больницы и направился внутрь. Он добросовестно заполнил анкету, показал паспорт всем, кто желал посмотреть на его документы, и его все же пустили за ограждение.

Больница оказалась не самой плохой и все равно убогой. Здание было старым, нуждавшимся в ремонте, в палатах ютились внушительные группы пациентов. Из украшений и напоминаний о прежней жизни Кирилл видел только выцветшие картины на стенах да горшки с чахлой геранью на подоконниках. В воздухе пахло лекарствами и грязными тряпками.

Все это должно было действовать на поэтессу, привыкшую к богемной жизни, угнетающе. Кирилл подозревал, что она давно уже пожалела о своем желании заменить тюрьму на клинику и погрузилась в пучину депрессии. Но когда он добрался до нужной палаты, он обнаружил сразу два сюрприза.

Первым эта палата и была. Здесь явно провели ремонт, Дана жила одна, и место ее предполагаемого заточения больше напоминало уютную спальню. Комнату будто перенесли в больницу из совсем другого мира, здесь даже запах стоял иной — то ли лаванда, то ли какие-то специи, Кирилл в таком не слишком хорошо разбирался.

Вторым сюрпризом оказалась Дана. Она была огромной. Кирилл понимал, что отзываться так о людях вроде как не принято, но хотя бы в своих мыслях он мог быть честным. Отправляясь сюда, он просмотрел пару статей о Дане Кагановой, видел ее фото, и там она была просто крупной. Но здесь, в больнице, она дошла до болезненной полноты, при которой казалось, что кожа вот-вот не выдержит, лопнет, и Дана обернется морем на полу. Когда Кирилл вошел, Дана была отвлечена, она работала над чем-то за столом, и все равно он сразу же услышал, как она дышит — тяжело и чуть хрипло.

Догадаться, как она дошла до такого состояния, оказалось несложно — еда здесь размещалась повсюду. Рядом с книгами примостились упаковки чипсов. Среди бумаг затерялось печенье. На подоконнике валялся надкушенный батон колбасы — самый экзотичный, пожалуй, экспонат этой пищевой коллекции. Все эти продукты перекочевали сюда явно не из больничной столовой, а о санитарных нормах врачи дипломатично не упоминали.

Это должно было шокировать — но не шокировало. Уже очевидно, что Дана серьезно приплачивала своим надзирателям. Следить за исполнением одних правил, когда так явно игнорируются другие, попросту глупо. Удивляло Кирилла скорее другое: как его вообще сюда допустили? Что такого сказал Ян, чтобы это разрешили, что пообещал?

Дана наконец услышала, что в комнате посторонний, обернулась, и размышлять обо всем остальном не осталось времени.

— Вы кто? — растерянно спросила она. — Что вам нужно?

— Я журналист, — ответил Кирилл, раскрывая перед ней неплохо выполненную подделку журналистского удостоверения. Многие и вовсе не заметили бы разницы с настоящим, у Даны, связанной с медийным миром, могло получиться, но Кирилл готовился к такому и не позволил ей ничего толком рассмотреть. — Я пишу статью об Арсении Курцевой. Насколько мне известно, именно она добилась того, что вы оказались здесь.

Если Дана и заметила, что он не назвал свое имя, то упоминание Арсении тут же заставило ее забыть об этом. Не важно, сколько времени прошло с их конфликта, злость в ее душе до сих пор не угасала. Но Кирилл и ожидал чего-то подобного, он сразу же выставил себя недоброжелателем Арсении.

— Что, она все-таки объявилась? — ядовито поинтересовалась Дана. — Я слышала, она сбежала и замела следы!

— Еще не объявилась, но ее ищут. Сейчас все больше оснований полагать, что ее якобы журналистские расследования были мошенничеством, она попросту подставляла людей.

— Конечно, подставляла! Я еще на суде об этом говорила, но меня никто не слушал!

— Теперь у вас есть шанс восстановить справедливость, — заметил Кирилл. — Просто расскажите мне, что она сделала, в чем соврала.

Пока он добирался до клиники, у него было время обдумать новую теорию. От сестры Арсении они узнали, что та была честным и неподкупным журналистом. Так ведь сестра могла не врать, а заблуждаться! Для нее Арсения была истинным ангелом, а на самом деле рушила людям жизни вполне осознанно, манипулируя фактами.

Теперь он надеялся, что Дана подкинет ему недостающих доказательств. Но Дана, пусть и работавшая в литературном мире много лет, фантазией не отличалась. Она говорила много, громко и возмущенно. Вот только суть ее слов ей на пользу не шла…

Она действительно мошенничала. В книжном мире это не так уж сложно, хотя многим нравится твердить, что денег там нет и быть не может. Тем, что она забирала себе часть грантов, выделенных на поддержку литературы, Дана даже гордилась.

— А что такого? — рассуждала она. — Грант выделяется на организацию литературного процесса. Книгоиздатель — тоже его часть. Разве нет? Да и брала-то я совсем чуть-чуть!

Но это было еще не самым скандальным из всего, что она делала. Куда большее наказание грозило ей за отмывание чужих финансов. К Дане обращались нужные люди — и она без проблем делала нелегальные деньги легальными. Например, заявляла, что напечатала тираж в две тысячи экземпляров и он полностью продался, хотя из типографии выходило от силы двести штук. Обрадованный автор получал свои копейки и ликовал. Остальные деньги отправлялись куда надо — уже с соответствующими документами. Похожий трюк Дана с легкостью проделывала на своих литературных курсах, которые никому даром не были нужны: она заявляла