Восходящее солнце - Майкл Крайтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спросил: «Действительно так плохо?»
«Японцы могут быть жесткими», сказал Коннор. "Они говорят «бизнес – это война», и действительно имеют это в виду. Ты знаешь, Япония всегда говорит нам, что их рынки открыты. Что ж, прежде, если японец покупал американский автомобиль, его финансовые счета проверяли правительственные аудиторы.
Поэтому скоро все перестали покупать американские машины. Официальные лица пожимали плечами: что они могут сделать? Их рынок открыт: они ничего не могут поделать, если никто не хочет американских автомобилей. Такие препятствия бесконечны. Каждый импортированный автомобиль должен быть отдельно протестирован в доках, чтобы удостовериться, что он согласуется с законами о выхлопных газах. Иностранные лекарства должны проверяться только в японских лабораториях на японцах. Однажды запретили иностранные лыжи, сказав, что японский снег более влажен, чем еврейский и американский. Такими способами они обходятся с другими странами, не удивительно, что они беспокоятся о вкусе собственных лекарств."
«Значит Ишигуро ждет скандала? Потому что так случилось бы в Японии?» «Да. Он боится, что с Накамото будут покончено одним ударом. Но я сомневалось, что так будет. Много шансов, что завтра в Лос-Анджелесе будет бизнес как обычно.»
* * *Я довез Коннора до его квартиры. Когда он выбирался из машины, я сказал: «Что ж, это было интересно, капитан. Спасибо, что потратили на меня время.»
«Всегда пожалуйста», сказал Коннор. «Звони в любое время, если в будущем понадобится помощь.»
«Надеюсь, что ваш гольф не слишком рано утром.» «На самом деле в семь, но в моем возрасте много сна не требуется. Я буду играть в Сансет-Хиллс.»
«Это не японский клуб?» Продажа клуба Сансет-Хиллс была самым недавним надругательством над ЛА. Гольф Клуб Западного Лос-Анджелеса в 1990 году был продан за громадную сумму наличными: двести миллионов долларов. В то время новые японские владельцы сказали, что никаких перемен не будет. Но сегодня американские члены заменялись с помощью простой процедуры: как только уходил американец, его место переходило японцу. Членство в клубе Сансет-Хиллс продавалось в Токио за миллион долларов за место, и это рассматривалось как выгодная сделка: очередь была длинная.
«Ну», сказал Коннор, «я играю с некоторыми японцами.»
«И часто?»
«Знаешь ли, японцы жадные гольфисты,. Я играю дважды в неделю. Иногда можно услышать интересные вещи. Доброй ночи, кохай.» «Доброй ночи, капитан.»
Я поехал домой.
* * *Я выезжал на фривей в Санта-Монику, когда зазвонил телефон. Это был оператор ШКД. «Лейтенант, у нас вызов специальной службы. Офицер в поле запросил поддержку переводчика.»
Я вздохнул. «Окей». Она дала мне номер мобильного телефона.
«Эй, приятель.»
Это был Грэм. Я сказал: «Хай, Том.»
«Ты уже один?»
«Ага. Еду домой. А что?»
«Я думаю, может, нам лучше бы иметь под рукой переводчика с японского для схватки» , сказал Грэм.
«Мне казалось, ты хочешь справиться сам.»
«Ага, но, может, ты захочешь подъехать и помочь. Просто, чтобы все было сделано по правилам.»
Я спросил: «Это ПСЖ?» то есть прикрой свою жопу.
«Эй, ты хочешь помочь мне или нет?»
«Конечно, Том. Я уже в пути.»
«Мы тебя подождем.»
* * *Эдди Сакамура жил в небольшом доме на узкой извилистой улице высоко в голливудских холмах над фривеем 101. Было 2:45 утра, когда я миновал поворот и увидел две черно-белые полицейские машины с выключенными огнями и рыжевато-коричневый седан Грэма, стоявшие на обочине. Грэм стоял с патрульными и курил сигарету. Мне пришлось отъехать назад метров на двадцать, чтобы найти место для стоянки. Потом я направился к ним. Мы подняли глаза на дом Эдди, построенный над гаражом, расположенном на уровне улицы. Один из белых домов эпохи сороковых годов из штука с двумя спальнями. Огни горели и мы слышали поющего Фрэнка Синатру. Грэм сказал: «Он не один. У него там какие-то шлюхи.»
Я спросил: «Как вы хотите это устроить?»
Грэм сказал: «Мы оставим ребят здесь. Я приказал им не стрелять, не тревожиться. Ты и я поднимемся и произведем арест.» Крутая лестница поднималась из гаража в дом.
«Окей. Ты пойдешь спереди, а я сзади?»
«Черт, нет», сказал Грэм. «Я хочу, чтобы ты шел со мной, приятель. Он не опасен, верно?»
Я увидел силуэт женщины, прошедшей мимо окна. Кажется, она была голой.
«Не должен бы», ответил я.
«Окей, тогда пошли.»
Мы пошли гуськом по лестнице. Фрэнк Синатра пел «Мой путь.» Слышался женский смех. Казалось, что женщин несколько. «Боже, надеюсь, они не тяпнули трахнутой дури.»
Я подумал, что шансы этого весьма велики. Мы поднялись до верха лестницы и пригнулись, чтобы нас не было видно в окна. Входная дверь была в испанском стиле, тяжелая и солидная. Грэм сделал паузу. Я сделал несколько шагов за дом, где увидел зеленоватое свечение огней плавательного бассейна. Вероятно, задняя дверь вела к бассейну. Я попробовал увидеть, где она.
Грэм постучал по моему плечу. Я вернулся. Он осторожно повернул ручку входной двери. Она была не заперта. Грэм вынул свой револьвер и взглянул на меня. Я достал свой пистолет.
Он помедлил и поднял три пальца. Считаем до трех. Грэм пинком распахнул дверь и ворвался, пригнувшись и крича: «Руки вверх, полиция! Руки вверх!» Я услышал визг женщин еще не войдя в комнату.
* * *Их было две, совершенно голых, они бегали по комнате и визжали во все горло. «Эдди! Эдди!» Эдди здесь не было. Грэм орал: «Где он? Где Эдди Сакамура?» Рыжая схватила с дивана подушку, чтобы прикрыться, и вопила:
«Убирайся отсюда, ты, говнюк!», я потом швырнула подушкой в Грэма. Другая девушка, блондинка, с визгом убежала в спальню. Мы ринулись за нею, а рыжая швырнула в нас другую подушку.
В спальне блондинка повалилась на пол и завыла от страха. Грэм склонился над ней с револьвером. «Не стреляйте!», кричала она. «Я ничего не сделала!»
Грэм схватил ее за лодыжку. Она была сплошная извивающаяся голая плоть.
Девушка билась в истерике. «Где Эдди», прорычал Грэм. «Где он?»
«На встрече!», завопила девушка.
«Где?»
«На встрече!» И вывернувшись, она лягнула другой ногой Грэма в пах.
«О, боже», сказал Грэм, отпуская девушку. Он закашлялся и с трудом сел.
Я вернулся в гостиную. Рыжая надела туфли на шпильках, но больше ничего.
Я спросил: «Где он?»
«Ублюдки», сказала она. «Трахнутые ублюдки.»
Я прошел мимо нее к двери на дальней стороне комнаты. Она была заперта.
Рыжая подбежала и начала кулаками лупить меня по спине. "Оставь его в покое!
Оставь его". Я попробовал открыть запертую дверь, пока она колотила меня.
Мне показалось, что по другую сторону я слышу голоса. В следующий миг грузное тело Грэма врезалось в дверь, которая разлетелась в щепки и открылась. Я увидел кухню, освещенную зеленым светом от плавательного бассейна. Комната была пустой. Задняя дверь распахнута. «Черт!» Теперь рыжая прыгнула мне на спину и обхватила ногами вокруг пояса. Она рвала на мне волосы и вопила непристойности. Я кружил по комнате, пытаясь сбросить ее с себя. И в самый разгар всего этого хаоса был странный момент, когда я подумал: «будь осторожен, не сделай ей больно», потому что было бы плохо для милой молодой девушки приземлиться с поломанной рукой или треснутыми ребрами, это означало бы полицейскую жестокость, хотя прямо сейчас она рвала с корнями мои волосы. Она укусила меня за ухо и я почувствовал боль. Я врезался спиной в стену и с каким-то хрюканьем вышиб из нее дыхание. Она отпала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
