Медный всадник - Александр Пушкин

Отказавшись от такого эпилога, Пушкин стал перерабатывать его в виде вступления или в виде посвящения поэмы Н. Н. Раевскому-младшему. Первое, вступление, начинается словами:

Печален будет мой рассказДавно, когда мне в первый разЛюбви поведали преданье —Я в шуме радостном унылИ на минуту позабылРоскошных оргий ликованьеи т. д.(Акад.,V, 400)

Второе, посвящение поэмы Н. Н. Раевскому, во второй своей редакции читается:

Исполню я твое желанье,Начну обещанный рассказ.Давно, когда мне в первый разПоведали сие преданьеМне стало грустнои т.д.(Акад., V, 401)

В обеих редакциях посвящения посвятительные инициалы (Н. Н. Р.), однако, зачеркнуты, и ни одна из редакций, так же как и вступление, в печатный текст «Бахчисарайского фонтана» не вошла.

Через десять лет после создания своей «крымской поэмы» Пушкин, стремительно набрасывая черновик «Петербургской повести» о трагическом событии — наводнении 1824 г., вспомнил ненапечатанные стихи (вступительные или заключительные) из «Бахчисарайского фонтана» и попробовал создать из них — вероятно, по памяти — окончание Вступления своей новой поэмы. Это не сразу ему удалось, так как стихи, относящиеся к «крымской поэме», будь они вступлением или эпилогом, или посвящением Н. Н. Раевскому, носили иной характер, чем то, что подсказывалось предметом «Петербургской повести»: в первом случае речь шла о «предании любви», о «безумных оргиях», прерванных «на минуту» услышанным рассказом; во втором — об «ужасной године» или «ужасной поре», об «испытании», посланном небом, о «мрачном» или «грустном» предании, о «горестном рассказе».

Пять стихов, заканчивающих Вступление к «Медному Всаднику», были очень важны для поэта, необходимы для создания надлежащего тона и настроения в новой поэме, и потому они переделывались им много раз. История текста отрывка от приведенных выше первых набросков до последней его редакции такова.

Переписывая поэму в первую (Болдинскую) беловую рукопись, Пушкин придал последним стихам Вступления такую форму:

Была ужасная пора…Об ней начну повествованьеИ будет пусть оно для вас,Друзья, вечерний лишь рассказА не зловещее преданье.

В этой редакции переработаны строки, напоминавшие эпилог «Бахчисарайского фонтана», и заново написано окончание, в котором поэт, обращаясь к читателям, определяет свое произведение как «вечерний лишь рассказ», т. е. рассказ, служащий, несмотря на весь трагизм его сюжета, лишь для развлечения слушателей и в особенности слушательниц, собравшихся зимним вечером вокруг рассказчика,[454] но который не следует воспринимать как «зловещее преданье» — как воспоминание о прошлом событии, содержащее в себе предчувствие или даже предсказание грозящей в будущем гибели города, основанного Петром, и, следовательно, всего дела Петрова, от враждебной ему стихии.

Отрицание «зловещего преданья», каким может быть сочтена «Петербургская повесть», и тем самым утверждение незыблемости, неколебимости «града Петрова», являющегося символом всей новой России, присутствует как в первой беловой (Болдинской) рукописи поэмы, так и в Цензурном автографе, представленном Николаю I.

Переписке последнего предшествовали торопливо и сокращенно написанные наброски с попытками новых исправлений:[455]

<Была ужасная пора>Пускай <?> об ней воспом<инанье>Живет в моем повество<ванье>Друзья как вечер<ом> расск<аз>Зимою [вечером] для васА не зловещее <?> пре<данье>*<И> будет пусть оно для васДрузья вечерний лишь рассказА не зловещее преданье(Акад., V, 187)

В автографе, переписанном для представления в царскую цензуру (ЦА), заключительные стихи Вступления принимают такую законченную форму:

Была ужасная пора…Об ней начну повествованьеИ будь оно, друзья, для васВечерний, страшный лишь рассказ,А не зловещее преданье…

Этот текст должен был бы сохраниться и в писарской копии (ПД 967), снятой в 1836 г. с Цензурного автографа. Но еще до отдачи ЦА в переписку Пушкин заменил приведенный текст ЦА другим, автограф которого до нас не дошел. Это исправление представляет собой единственное отклонение ПК от текста ЦА (что имеет, как будет показано ниже, большое текстологическое значение). Переделывая текст, казалось бы, вполне установленный, поэт преследовал цель устранить из этой вводной в поэму тирады упоминание как о «вечернем, страшном рассказе», так и о «зловещем преданьи», т. е. все то, что влекло к представлению о сюжете поэмы как о рассказе, интересном и завлекательном для слушателей (и только!) и, с другой стороны, содержащем скрытое предсказание возможности повторения «ужасной поры» и, очевидно, гибели города. Чтение ПК, вошедшее в основной текст «Медного Всадника», таково:

Была ужасная пора,Об ней свежо воспоминанье…Об ней, друзья мои, для васНачну свое повествованье.Печален будет мой рассказ.

«Печальный рассказ» об «ужасной поре», созданный — отнюдь не для развлечения читателей — по свежим воспоминаниям, — к такому простому, реалистическому и глубоко человечному определению своей «Петербургской повести» пришел поэт после многих исканий.

После этого необходимого отступления вернемся к рассмотрению работы Пушкина над черновым автографом «Медного Всадника».

На пятой странице черновика (л. 9 об.) мы видим возвращение к описанию города, т. е. ко второй части формулы «Где прежде (было), ныне там (есть)»:

В гранит оделася Нева —Густозелеными садамиЕе покрылись островаМосты повисли над водами…

И вслед за этим начинается лирическое обращение поэта к городу, сначала отрывочное и словно неуверенное, где все только намечено и зачеркнуто:

Люблю тебя, Петра столицаСозданье воли Силача <?>Люблю твой правильный…

Этот набросок здесь же обрывается, начинается вновь и принимает почти законченный вид, как начало обращения:

<Люблю тебя> Петра твореньеЛюблю твой стройный строгий видНевы державное теченьеЕе прибережный гранит*Твоих оград узор чугунныйИ зелень темную садовИ летний блеск ночей безлунныхИ бури темных вечеров*Люблю воинственные станыЛюблю поутруНа шумных улицах твоихВстречать лоскутья боевыеЗнамен изорванных в боях

Здесь, по-видимому, наступил перерыв в работе над поэмой. На следующей странице (л. 10 тетради) Пушкин начал набрасывать черновик стихотворения, посвященного спуску военного корабля со стапелей Адмиралтейства на Неву — картине, навеянной ему тем же Вступлением к поэме и неразрывно связанной в его сознании с военно-морской, созданной Петром столицей:

Чу пушки грянули — кораблейПокрылась [облаком] крылатая станицаКорабль вбежал в Неву <и> гордо <?> средь зыбейКачаясь, плавает, как птицаЛикует русский флот —(Акад., III, 301 и 900)

Оборвав на этом черновик, перенесенный затем на другой отдельный лист, вырванный из той же тетради (Акад., III, 901), Пушкин непосредственно за черновым наброском начинает Первую часть своей поэмы. Начало это замечательно тем, что текст его представляет собою переработку вступления к «Езерскому», наиболее близкую к его однострофной редакции, как она сложилась в черновой рукописи «Родословной» героя в тетради ПД 842 (ЛБ 2373). На то, что это переработка другого, прежнего и хорошо известного автору текста, указывает сокращенная запись первого стиха:

Над омрач. П. —

т. е. «Над омраченным Петроградом».

Наиболее существенными отличиями являются замена сравнения бурной Невы, бьющейся,

Как челобитчик беспокойныйОб дверь судейской, —

сравнением ее с больным, мечущимся

В своей постеле беспокойной,

а также, разумеется, переработка «онегинской» строфы «Езерского», с ее твердо установленным расположением рифм, в бесстрофное, вольно рифмующееся целое. Последнее двустишие обработано особо на той же странице, причем в этом отрывке возникает впервые и имя героя:

<И ветер дул печально воя>В то время из гостей домойПришел Евгений молодой(Так будем нашего ГерояМы звать — затем что мой <язык>Уж [к] звуку этому привык)

Отметим, что при переработке Пушкин хотел сделать своего героя поэтом: