Колыбельная - Сара Дессен

Дон фыркает на это, делая новый глоток пива.

— Музыка — это не настоящая карьера, — говорит он. — До прошлого года этот парень специализировался в бизнесе, можете в это поверить? В UVA.

— Ну, это не интересно, — отвечает моя мать. — Теперь расскажите мне снова, как связаны вы двое?

— Дон — кузен моего отца, — говорит ей Декстер. — Его сестра — моя тетя.

— Это так чудесно! — говорит моя мать, немного слишком восторженно: — Мир тесен, не так ли?

— Знаешь, — продолжает Дон: — У него была стипендия. Его путь был оплачен. Бросил. Разбил сердце матери, и ради чего? Музыки.

Теперь даже моя мать не находит, что сказать. Я просто смотрю на Дона, размышляя, из-за чего это все, Может это все Ensures.

— Он талантливый певец, — снова говорит моя мать Джорджу, который кивает, словно не слышал это уже несколько раз. Кажется, что теперь Дон отвлекся, он смотрит на патио и держит пустой бокал из-под пива. Я смотрю на Декстера и понимаю, что никогда еще не видела его таким: немного напуганного, чувствующего себя не комфортно, неспособного найти быстрый забавный ответ, который, казалось, всегда у него наготове. Он провел рукой по волосам, затем осмотрел двор, сделал еще один глоток пива.

— Пойдем, — говорю я и скольжу своей рукой по его. — Давай возьмем еды.

Затем я мягко тяну его к грилю, где Крис выглядит вполне счастливым, вставляя сосиски обратно в булки.

— Угадай что, — говорю я, и он поднимает глаза и брови. — Дон осел.

— Нет, — отвечает Декстер. Он улыбается, словно это не имеет большого значения, и кладет руку мне на плечи. — В каждом стаде есть паршивая овца, правильно? Это по-американски.

— Рассказывай, — говорит Крис, переворачивая бургер. — По крайней мере, ты не был в тюрьме.

Декстер делает большой глоток пива.

— Только один раз, — бодро отвечает он, затем подмигивает мне. И вот как это было: очень быстро, он возвращается к прошлому себе, словно все, что произошло, было большой шуткой, в которой он был участником, и совсем не принесла ему беспокойства. Я, однако, продолжаю смотреть на Дона, мой желудок горит, словно мне нужно сравнять счет. Когда я увидела Декстера таким тихим, пусть даже на секунду, он стал более искренним для меня. И на эти несколько моментов он стал не просто моим бойфрендом на лето, а чем-то большим, чем-то, что я должна беречь.

Оставшаяся часть вечера прошла хорошо. Бургеры и хот доги получились вкусными, а большая часть дорогой пасты из-оливок-и-сушеных-томатов осталась не съеденной, в то время как яйца с пряностями и салат с тремя сортами бобов от Дженнифер Энн стали хитом. Я даже видела, как мать облизывает пальцы после второго кусочка шоколадного пирога-пуддинга Энн, который подавался с большой ложкой Cool Whip. Слишком для гурманов.

Когда стемнело, все сказали друг другу «до свидания», и моя мать исчезла в своей комнате, со словами, что полностью уничтожена вечеринкой, так как развлечение, даже при условии, что другие делают все остальное, может быть таким выматывающим. Дженнифер Энн и Крис, и Декстер, и я убрали посуду и собрали вещи, выкинув большую часть деликатесов и пережаренные стейки, оставив только один, срезав черную корочку, для Манки.

— Ему понравится, — сказал Декстер, принимая стейк от Дженнифер Энн, которая упаковала его в фольгу, аккуратно подвернув края. — Он действительно Собака Чау, для него это как Рождество.

— Какое интересное у него имя, — говорит она.

— Мне подарили его на десятое день рождения, — отвечает ей Декстер, выглядывая на улицу. — А я действительно хотел обезьянку, поэтому я был расстроен. Но оказалось, что он гораздо лучше. Обезьянки становятся наглыми, несомненно.

Дженнифер Энн смотрит на него озадаченно, затем улыбается.

— Я слышала об этом, — говорит она дружелюбно и продолжается заворачивать оставшийся хлеб, используя Cling Wrap.

— Если у тебя есть минутка, — говорит Крис Декстеру, вытирая стол губкой: — Ты должен подняться и посмотреть на моих малышек. Они удивительные.

— О, да, — отвечает Декстер с энтузиазмом. Затем смотрит на меня.

— Ты не против?

— Иди, — говорю я, словно я его мама или вроде того, и они поднимаются по ступенькам, тяжело ступая, в комнату ящериц.

На другом конце кухни вздыхает Дженнифер Энн, хлопая холодильником.

— Я никогда не пойму это его хобби, — сказала она. — Я в том смысле, что собак и кошек ты можешь обнять. Кто хочет обниматься с ящерицей?

На этот вопрос было сложно ответить, поэтому я просто вытащила пробку из раковины, где мыла посуду, и позволила воде стечь с бульканьем. Наверху словно выпустили пчел из улья: хихиканье, различные оханья и аханья, случайный скользящие звуки, за которыми следовал взрыв хохота. Дженнифер Энн закатила глаза к потолку, очевидно, расстраиваясь.

— Скажи Кристоферу, я в убежище, — сказала она, схватив свой кошелек с серванта, где он покоился радом с ее пластиковыми контейнерами, теперь чистыми, с приглашающимися к ним крышечками. Она вытащила книгу и устремилась в следующую комнату, из которой через несколько секунд послышался тихий ропот телевизора.

Я взяла стейк, завернутый в фольгу, и вышла на улицу, зажгла свет на веранде. Когда я пошла по дорожке, Манки поднялся на лапы и начал вилять хвостом.

— Эй, приятель, — сказала я. Он уткнулся мне в ладонь, затем учуял стейк и начал тыкать носом в мои пальцы, обнюхивая. — Тут есть тебе угощение.

Манки разделался со стейком в два укуса, чуть не откусив мне мизинец. Ну, было темно. Когда он закончил, то рыгнул и перевернулся на спину, подставляя свой животик, а я села на траву возле него.

Была прекрасная ночь, ясная и прохладная, великолепная погода для четвертого июля. Несколько человек пускали фейерверки в паре улиц отсюда, свист раздавался в темноте. Манки продолжал подкатываться ко мне, утыкаясь в мой локоть, пока я, наконец, не сдалась и не начала чесать спутанную шерсть на его животе. Ему нужна ванна. Срочно. Плюс у него не свежее дыхание. Но в нем было что-то милое, тем не менее, и он практически урчал, когда я гладила его. Мы немного сидели так, пока я не услышала, как хлопнула передняя дверь, и Декстер позвал меня по имени. От звука его голоса Манки тотчас сел, навострил уши, и затем поднялся на ноги, стал идти по направлению к нему, пока поводок не натянулся.

— Хей, — сказал Декстер. Мне не видно его лицо, только его очертания в свете веранды. Манки гавкнул, словно он звал его, и его хвост завилял еще быстрее, словно ветряная мельница, и я задумалась, не собьет ли он себя с ног от такой силы.

— Хей, — ответила я, и он стал спускаться по ступенькам в нашем направлении. Когда он подходил ближе по траве, я наблюдала, как Манки, всем своим телом показывал возбуждение от того, что он видит этого человека, которого не было всего-то час или около того. Каково это, думала я, любить кого-то так сильно? Так сильно, что ты даже не можешь контролировать себя, когда этот человек подходит ближе, словно ты можешь освободиться от того, что удерживает тебя и броситься на него с такой силой, которая способна легко перевернуть вас обоих кверху ногами. Мне приходилось задумываться, но Манки точно знал: можно было это увидеть, прочувствовать, как это выходит из него, словно тепло. Я почти завидовала ему. Почти.