Заложник №1 - Ральф Альбертацци

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Харди. – Так как же вы попали на эту работу?

Полковник улыбнулся, взял в руки бокал с коктейлем и принялся рассматривать его, крутя между пальцев.

– Это просто случайность, – сказал он. – Я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что не нашли себе места после ухода со службы. В действительности, я вовсе не военный человек, хотя ношу эту форму уже более двадцати лет. В авиацию я пошел сразу после колледжа, и это спасло меня от призыва в пехоту во время корейской войны.

– Черт возьми, действительно веская причина, – рассмеялся Харди.

– Согласен с вами. Боже мой, мне было так жалко этих пехотинцев, и вам, наверное, тоже? Не знаю, как они выносили все это. – Харди кивнул в знак согласия, и полковник продолжил: – Итак, я прошел курс полетной подготовки, и меня посадили на бомбардировщик, что меня вполне устраивало. Меня никогда не привлекали «Фантомы», спокойный полет на большой высоте – вот что я всегда предпочитал.

«Честный парень», – подумал Харди. Существовало два типа летчиков: одни открыто признавали, что не могут летать на истребителях, а другие заявляли, что летать на больших самолетах гораздо труднее, чем на истребителях, и это им больше по душе. Харди всегда с трудом удавалось оставаться вежливым по отношению к последним, поэтому он был рад, что Линдгрен оказался из первых.

– Я прошел подготовку на бомбардировщике В-29, – продолжил Линдгрен, – но до окончания войны так и не успел принять участие в боевых действиях. И это меня тоже очень устраивало. – Он посмотрел Харди прямо в глаза. – Вы, летчики-истребители, сражались с МИГами один на один, что называется дуэль со смертью, но, черт возьми, вам платили именно за эту работу, и вы знали, что она собой представляет. А пилот бомбардировщика летит на большой высоте, открывает бомбовые люки и сбрасывает тонны бомб на тех, кто живет внизу, а, как правило, это были мирные люди. Они стараются жить спокойно, не воевать, им не нужна эта чертова война. Там, в Корее, не все эти люди были солдатами коммунистов, поверьте мне, ни в городах, ни даже в зонах военных действий. Но, Боже мой, пилот бомбардировщика не может управлять своими бомбами, вы понимаете меня? И вы убиваете всех, кто находится внизу.

– Я понимаю, о чем вы говорите. – Харди легонько потряс головой, ему не хотелось говорить о войне, он пришел сюда с другой целью. Джи не знал точно, что ему нужно, он просто ловил рыбку в мутной воде, надеясь выудить что-нибудь стоящее. Самое главное было заставить этого парня разговориться. – Вы все так думаете? Я имею в виду – летчики бомбардировщиков.

Линдгрен покачал головой.

– Настоящие летчики бомбардировщиков совсем не похожи на меня, их абсолютно не волнуют эти проблемы. Я никогда не чувствовал себя своим среди них, меня всегда считали чудаком. Послушайте, вся эта моя болтовня, конечно, не для «Аэроревю», им нужен старомодный кровожадный герой.

– Это уж моя забота. Прежде всего будем правдивыми. Кто знает, может быть, людям надо услышать именно это?

– Вы писатель, вам виднее. – Линдгрен пожал плечами. – Ладно, как бы там ни было, я ушел из ВВС сразу по окончании срока службы и понял, что не знаю, чем мне хочется заниматься в этой жизни. Понимаете, мне совершенно нечем было заняться после ухода со службы. В течение нескольких лет я пытался найти занятие по душе и уже готов был поступить в юридический колледж, но в это время началась война во Вьетнаме, и меня снова призвали на военную службу.

– Это было жестоко с их стороны.

– Не совсем так. Шла война, и что им оставалось делать? Некоторых ребят призывали трижды: вторая мировая война, Корея и Вьетнам. Как бы там ни было, я рад, что так случилось. – Линдгрен внезапно замолчал и затем попытался объяснить свою мысль. – Боже, я совсем не имею в виду, что обрадовался тому, что отправляюсь воевать, но я просто никак не мог привыкнуть к гражданской жизни, просто еще не созрел для нее, понимаете меня? Поэтому я не стал возражать, когда меня призвали, тем более когда мне сказали, что они нуждаются больше в летчиках транспортных самолетов, чем бомбардировщиков. Говоря по правде, я даже ожил, потому что меня отнюдь не прельщала слава боевого летчика. К тому времени, когда было принято решение сравнять вьетконговцев с землей и возникла нужда в летчиках бомбардировщиков, я уже прочно обосновался в должности командира транспортного самолета С-124, и меня оставили в покое.

Подошел официант, выслушал заказ, и Линдгрен продолжил:

– Там я и укрылся. Черт побери, я отличный летчик и горжусь этим, но не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Просто, я не люблю, когда мне предлагают убивать людей, я постоянно думаю о своей жене и дочери, о других женах и дочерях. Не знаю, поймете ли вы меня.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Харди. – Пусть это вас не тревожит.

– Так что я никого не бомбил, и для меня все сложилось удачно. Я действительно был лучшим летчиком нашего авиакрыла. После окончания вьетнамской войны я был уже слишком стар для юридического колледжа, а кроме того, я наконец-то занимался полезным делом, и мне нравилась моя работа. Сразу после продления контракта мне предложили перейти на работу в правительственный авиаотряд.

– Вы были довольны?

Линдгрен кивнул.

– Мне понравилось, да и я им подошел. Дело не только в моем профессиональном умении, в этом отряде все пилоты самой высокой квалификации, но оказалось, что я умею вести себя с важными людьми. Вы же знаете, с какими знаменитыми, важными и капризными пассажирами приходится иметь дело в этом отряде. Очень легко говорить людям «да», но совсем не легко говорить им «нет», не обижая при этом, особенно если это сенатор или государственный секретарь. Я обнаружил для себя, что могу сказать конгрессмену, что ему не разрешается находиться на борту. Более того, могу сказать это его жене, что гораздо сложнее, поверьте мне. – Линдгрен рассмеялся. – На самом деле, я надеваю и снимаю подобную строгость вместе с формой, а когда я пытаюсь воспитывать свою юную дочь, ее глаза наполняются слезами, и я сдаюсь. И все же, подобным умением обладает не каждый. Но как бы то ни было, когда открылась вакансия, мне предложили самую высшую должность.

– Пилота борта № 1 ВВС США, – сказал Харди. – Пилота президента.

Линдгрен скромно улыбнулся, пожал плечами и кивнул.

Первым самолетом, получившим название «борт № 1 ВВС США» был винтовой ДС-4, построенный на калифорнийском заводе компании «Дуглас Эркрафт» в 1944 году. С годами его сменяли еще пять других типов винтовых самолетов, пока наконец не был создан для Ричарда Никсона президентский реактивный «Боинг 707». На самом деле ни один из этих самолетов не называли «борт № 1 ВВС США». Рузвельт, например, именовал свой самолет «Священная корова», а Трумен свой ДС-6 – «Независимость». «Борт № 1» был просто радиопозывной, обозначавший самолет президента США, на котором он в тот момент находился, и это мог быть любой самолет, вплоть до истребителя «Фантом». Однако Кеннеди не стал давать своему самолету специальное название, и с тех пор наименование «борт № 1» использовалось для обозначения личного самолета президента США, которому больше подходило название «летающий Белый дом», так как он был оборудован системами связи непосредственно с Вашингтоном и со всеми командными центрами системы национальной безопасности.

Сейчас это казалось само собой разумеющимся, но так было не всегда. В 1790 году новоиспеченные штаты североамериканского континента решили, что столица Соединенных Штатов должна располагаться среди этих штатов, но не входить ни в один из них. Такое решение родилось в результате соперничества между Нью-Йорком и Филадельфией в частности, и между Новой Англией и южными штатами в общем. Все они выдвигали аргументы в пользу того, чтобы правительство разместилось именно на их территории. В результате было принято компромиссное решение, и в 1790 году был основан новый город в новом округе Колумбия, расположенном между различными штатами, но не входящем в состав ни одного из них. Законодательным актом конгресса закреплялось, что новое федеральное правительство будет размещаться в городе Вашингтоне, и только там.

Это означало, что ни один город не смел оспаривать права Вашингтона на размещение правительственных учреждений, и все эти учреждения должны были как можно быстрее перебраться в новую столицу, где концентрировалась вся федеральная власть. Но, когда Вудро Вильсон в 1919 году уехал из страны, чтобы принять участие в Парижской мирной конференции после окончания первой мировой войны, многие американцы были недовольны этим. Никогда раньше президент не покидал Вашингтона, не считая непродолжительных поездок по стране и кратковременного визита Теодора Рузвельта в Панаму, когда Рузвельт стал первым в истории США президентом, выехавшим за пределы страны. (Его советники настолько были обеспокоены реакцией общественности на эту поездку, что Рузвельт практически отсутствовал всего несколько часов и тут же поспешил назад, опасаясь дворцового переворота).