Грешные записки - Лев Дуров

Вот у меня был хороший друг – гаишник. Мы подружились, когда я еще не думал ни о какой машине.

Ира Мирошниченко предложила довезти меня на своей машине из Внукова до дома. Едем. Она проскакивает один красный светофор, другой, и я говорю:

– Что ты делаешь?

А она мне:

– Ничего, ничего, все нормально.

Опять проскакивает красный светофор. И я снова прошу ее остепениться.

– Ира, ну что ты делаешь! Ты кончишь плачевно.

И вот гляжу: от тротуара медленно отделяется инспектор ГАИ и пересекает дорогу.

– Вот это теперь за нами, – говорю ей.

– А, ерунда!

– Вот посмотришь.

Смотрим. Останавливает нас этот инспектор и очень вежливо, интеллигентно говорит:

– Знаете, вы уже третий раз проскакиваете на красный свет светофора. Если уж вы не жалеете себя, то пожалейте тех, кто может попасть под вашу машину, кто может столкнуться с вами. Прошу ваши права.

Она подает ему, он смотрит и удивляется:

– О, у вас уже здесь есть дырочка! Придется составить протокол. – И уходит к своей машине.

– Ну, доигралась? – спрашиваю.

Она, видно, думала, что вот ее моментально узнают и все обойдется. Делать нечего, вылезаю из машины и иду к инспектору.

– Что, заступаться пришли? – не поднимая головы, спрашивает он.

– Ну, командир, – говорю, – что тут поделаешь… Женщина!

– А-а, – говорит он мне, – она думает, что артистам все можно? – Поднимает голову и смотрит на меня. – О, Дуров, здорово! Ладно, отдай ей права и скажи, чтобы была поосторожнее, а то она очень уж рисковая.

– Слушай, – говорю, – приходи к нам в театр.

– Да некогда все, – пожимает он плечами. – А, впрочем…

Я дал ему свой телефон. Через какое-то время он позвонил, и я пригласил его на спектакль. Ему понравилось, и он стал частенько наведываться к нам. Оказался очень интересным человеком. Мы дружили с ним много лет. Попадали в разные интересные ситуации. Всякое бывало. Между прочим, когда я приобрел машину, он стал моим первым учителем по вождению. Вот тут уж я выкозюливал! Потом его перевели в другое место, и наша связь прервалась. Но у меня остались о нем самые добрые воспоминания.

Люди, люди, люди… Добрые вы, мои люди. Это же вы – мои зрители, ради которых я выкладываюсь на сцене, в кино, на телевидении, потому что не могу обмануть ваши ожидания.

Среди вас есть академики и шоферы, сантехники и ученые, рабочие, крестьяне и военные. Но я играю не для специалистов и профессионалов, я играю для людей, которые не потеряли еще веру ни в «чувства добрые», ни в прекрасные человеческие отношения.

Вот у меня есть хороший товарищ Александр Александрович Ким. Он не имеет никакого отношения к искусству. Он руководит строительно-дорожными работами. В его распоряжении вся дорожная техника – самосвалы, грейдеры, катки, и весь его материал – асфальт, гравий, щебенка, песок…

И этот, казалось бы, сугубо технический человек оказывается нежнейшей, интеллигентнейшей личностью, тонко чувствующим театралом, не пропускающим ни одной премьеры! Он мне очень многим помог. А главное, помог понять своего зрителя. И я ему бесконечно благодарен за все это.

В свое время блистал знаменитый динамовец Лапшин. Потом он стал тренером «Динамо». А я в течение многих-многих лет дружил с его сыном Олегом, который обладал удивительно неуправляемым характером. Он прекрасно пел, играл на гитаре и был душой любой компании. Абсолютно бескорыстный человек с какими-то разгульными цыганскими замашками. Его то ли дед, то ли прадед был хозяином спичечной фабрики. Спички Лапшина продавались по всей России. Однажды звонит Люся, жена Олега, и сквозь слезы говорит:

– Левочка, Лапша пропал…

– Успокойся, – говорю, – сейчас буду звонить по больницам, по моргам. Найдем твоего Лапшу.

Конечно, нигде я Лапшу не нашел. Не нашла его и Люся. А через неделю она опять звонит:

– Левочка, Лапша нашелся! От него пришла из Кишинева телеграмма: «Играю в Кишиневе деньги выслал целую Лапша».

Как потом выяснилось, шел Олег по улице Горького и повстречал знакомого тренера. Обнялись, поговорили о том о сем, и тренер спрашивает:

– Ну как ты сейчас, играешь?

А Олег в свое время играл в «Динамо», потом получил травму и долгое время спортом не занимался.

– Да нет, – говорит Олег. – Как-то я отстал от этого.

– А поехали ко мне в Кишинев играть?

– Когда?

– А сейчас! У тебя паспорт с собой?

Олег нащупал в кармане паспорт.

– Со мной, – говорит.

– Ну и полетели.

Так он и оказался в Кишиневе. Будто так все и должно было быть.

Другая история была связана с моими поминками.

Поднимаюсь я в метро по эскалатору, и вижу, как на соседнем спускается Люся Лапшина. Когда мы поравнялись, она подняла голову, увидела меня, и глаза у нее стали квадратными. Я думал, она упадет в обморок. И у меня мелькнула догадка. Я показал на себя и спросил:

– Что, умер?

И она кивнула.

А вечером раздается в прихожей звонок. Я открываю дверь и вижу перед собой Олега.

– Ты что, похоронил меня? – спрашиваю.

– Не сердись. Ну, загулял. А когда пришел домой, Люська спрашивает: «Где был?» – «Да подожди, говорю, горе-то какое: Дуров умер. Там дома у него все плачут». Она поверила и тут же заплакала. Поставила бутылку, я выпил и тоже заплакал. Короче, помянули тебя хорошо. А сегодня едет она в метро и видит тебя живого и невредимого! Вот я и приехал отпраздновать твое воскресение. Позволишь?

Ну что делать с таким замечательным человеком!

Есть у меня прекрасный друг Женя Баранов. Он тоже начинал играть в «Динамо». И играл отлично. Бил и с правой, и с левой неотразимым ударом.

Он носил прическу на прямой пробор и всегда бриолинил волосы. И вот, когда он брал мяч на голову, после этого он с ноги срезался, потому что был набриолиненный.

Женя играл в сборной молодежной страны и должен был войти в основной состав. Но тут ему пришла в голову мысль заняться наукой.

Он закончил Московский авиационный институт и вот уже много лет занимается космическими делами. Лауреат Государственной премии, имеет множество правительственных наград. Человек удивительной доброты и необыкновенной верности. Мы до сих пор дорожим нашей дружбой.

Не забуду случай, который с нами случился однажды в автобусе. Был час пик, на остановке образовалась толпа, нас с Женей разъединили, и мы вошли с разных площадок. Еду, сжатый со всех сторон, и вижу, как один щипач, а попросту – карманник, лезет к даме в сумку. Я взял его за руку и говорю:

– Я думал, после войны уже перестали этим заниматься.

А он:

– В чем дело?! Что такое?! – Шум поднимает.