На свободное место (Инспектор Лосев - 3) - Аркадий Адамов

- Правильно, - одобряет Кузьмич и добавляет: - Вообще это по-человечески даже понять можно. Позицию такую. Человек убит, дело темное. А тут еще и кража к нему тянется. Лучше подальше от всего держаться. Такой возможности не упускай. Не настраивай себя заранее на обвинительный лад, опасно это. Пока что Купрейчик жертва преступления, не забывай.

- Не забываю, Федор Кузьмич, - с сомнением в голосе отвечаю я. - Но все-таки кое-что тут настораживает, вы согласны?

- Что ж, пожалуй. Разговор надо с ним продолжить, вот и все.

- Он и сам так настроен. Телефон мой записал.

- Вот и прекрасно. Что еще у тебя?

- А еще одна женщина во дворе узнала по фотографии Чуму.

- Та-ак, - настороженно произносит Кузьмич.

- Он к ней подсел во дворе, когда она с внуками там гуляла, - продолжаю я. - Расспрашивал про жильцов, и в том числе про квартиру Купрейчика. Кто там живет, когда уходят, когда приходят. Словом, велась обычная подготовка к краже.

- Все это они должны были от Гвимара Ивановича знать, - говорит Денисов.

- Всего он мог и не знать, - возражаю я.

- Узнала Чуму, говоришь? - задумчиво спрашивает Кузьмич.

- В том-то и дело. И это тоже подтверждает его участие в краже. Не говоря уже о перчатке. Кстати, вторую при нем не нашли? - обращаюсь я к Вале.

- Нашли, - отвечает тот, - почему-то он ее не выбросил. - И в свою очередь спрашивает: - А зеленые "Жигули" эта женщина во дворе не видела?

- Нет, - говорю я. - Они же на улице стояли, их ведь тот таксист видел, как его?

- Аверкин, - подсказывает Денисов. - Он-то и видел их там. Но во двор они, значит, не заезжали ни разу, даже в день кражи?

- Выходит, что нет.

- А я все-таки думаю, что в тот день, вернее в то утро, они во двор заехали, - качает головой Валя. - Хоть на минуту. Четыре или даже пять чемоданов тащить через весь двор и по переулку опасно. Лишний риск.

- Пожалуй, что так, - соглашается Кузьмич. - А значит, кто-то машину во дворе должен был видеть.

- Кража могла произойти, - говорю я, - или с половины девятого, Когда Виктор Арсентьевич и его супруга уходят на работу, до половины десятого, когда выходит гулять та женщина с внуками, или с половины двенадцатого, когда они уходят домой, до половины первого, допустим, потому что около двух Леха уже садился в такси у Белорусского вокзала.

- Вещи они увезли на дачу, - замечает Валя. - Это мы уже, считайте, знаем. А езда туда и обратно занимает часа полтора. Значит, второй промежуток следует сократить, я думаю, вдвое, с половины двенадцатого до двенадцати. Вот тогда Леха мог около двух оказаться возле Белорусского.

- Вообще странно, почему ему надо было обедать непременно на Белорусском вокзале, - добавляю я. - Ведь они с дачи возвращались мимо Киевского вокзала. И потом, время ему потребовалось не только чтобы добраться до Белорусского вокзала, но еще и заскочить в ресторан там, испугаться, выскочить обратно, найти такси. Нет, второй промежуток для квартирной кражи вообще отпадает. - И я убежденно заключаю: - Она произошла с половины девятого до половины десятого.

- Про все про это, милые мои, - говорит, вздохнув, Кузьмич, - нам должен рассказать Чума. Обязательно должен будет рассказать. Его допрос сейчас - самое главное дело. Вот завтра с утра мы с Виктором Анатольевичем и займемся. Ты от этого будешь освобожден, - оборачивается Кузьмич к Вале. Твой вид сильно ему настроение испортит. А он и без того обозлен не знаю как. А вот ты, Лосев... - Кузьмич задумчиво смотрит на меня. - Ты, пожалуй что...

- Мне хорошо бы поприсутствовать, Федор Кузьмич, - говорю я. - Мой вид не злость, а испуг вызовет. Как привидение, можно сказать. Как тень отца Гамлета, что ли.

- Ладно, - усмехается Кузьмич. - Присутствуй, - и смотрит на часы. Пора ехать, милые мои. А то вообще не пустят.

Он достает из ящика стола большой пакет с апельсинами, и мы все едем в госпиталь к Пете.

Утром Кузьмич вызывает меня к себе и говорит:

- Виктор Анатольевич приехать не может, сейчас звонил. Предложил первый допрос Чумы провести без него. Откладывать это нельзя. Давай-ка прикинем план и тактику. Допрос важный и не простой.

Я когда-то уже рассказывал, как сложен допрос по тяжкому преступлению, тем более опытного преступника. Вот к такому допросу мы с Кузьмичом и начинаем готовиться. На столе перед нами довольно пухлая папка уже скопившихся материалов по делу. Кузьмич придвигает ее ко мне и говорит:

- Давай-ка, милый мой, для начала вспомним все, что мы знаем о Чуме. Поройся-ка здесь.

Я перебираю бумаги и медленно начинаю перечислять:

- Ну, во-первых, его зовут Совко Николай Иванович...

- Вот, - поднимает палец Кузьмич, переставая вертеть в руках очки. - С этого момента кличку забудем. Николай Совко он для нас. Так. Давай дальше.

- Дальше адрес, - продолжаю я, - по которому он, однако, редко бывает. Там живут его мать, жена и дочь. Мать его любит и защищает. Жена, видимо, уже не любит и подала на развод. Дочка... Ну, он ее явно не любит, как и жену. Иначе заботился бы, появлялся в доме. А вот дочка его - мы не знаем, может, и любит. Но скорей, нет. Это чувство взаимное, мне кажется.

- Правильно, - кивает Кузьмич. - Исключения подтверждают правило. А как думаешь, мать он любит?

- Не знаю, - помедлив, отвечаю я. - Мать ведь может любить и без взаимности.

- Именно что. Словом, по его месту жительства мы мало что знаем. А в интересах дела надо знать. И не только отношения в семье. Там все его связи, и преступные, и личные, все главные связи. М-да... Придется тебе, Лосев, в тот город съездить, вот что я скажу. А пока, в допросе Совко, это больше область разведки, чем средство уличения или даже воздействия. Жаль. Место жительства - важная область. Ну ничего. Сохраним для будущего. Давай дальше. Что мы еще о нем знаем? Перейдем-ка теперь к московским его связям.

- Тут дело обстоит веселее, - говорю я. - Знаем мы их почти всех. Это Леха, покойный Гвимар Иванович, тот седенький, с которым Гвимар Иванович ссорился во дворе, и двое из красного "Москвича", имена их мы сегодня узнаем.

- А того седенького, видимо, Лев зовут, дальше пока неизвестно, задумчиво вставляет Кузьмич.

- Но пока ясно, - продолжаю я, - что те двое - москвичи. Владелец красного "Москвича", скорей всего, парень с зеленым кашне, в день кражи он выбегал из ворот к "Жигулям", значит, за рулем сидел второй. Вот такие связи в Москве у Чумы, то есть у Совко.

- Да, - кивает Кузьмич. - И еще Муза, не забудь.

- Ну конечно! - спохватываюсь я. - Самое главное.

- Не самое. Но забывать нельзя. Как, по-твоему, он к ней относится?

- Кажется, сильно увлечен, - говорю я. - Мне он даже сказал, что убьет ее, чтобы другому не досталась. И вот хотел с собой увезти, чуть не насильно.

Мы еще некоторое время обсуждаем наши сведения о Совко, его связи и его характер. Да, характер его мы уже тоже в общих чертах знаем - коварный характер, обманчивый, злобный и опасный. И манеры такие же. Словом, для первого разговора с Совко мы, пожалуй, готовы.

Кузьмич смотрит на часы, потом звонит в наш внутренний изолятор, где сейчас находится Совко, и просит доставить его на допрос.

Проходит совсем немного времени, и в дверь раздается аккуратный стук. На пороге появляется конвойный.

- Товарищ подполковник, - докладывает он, - арестованный Совко доставлен для допроса.

- Заводите, - кивает Кузьмич.

И вот Совко перед нами.

Он все такой же - пухлые, яркие губы, голубые, прозрачные глаза, даже светлые волосы по-прежнему лежат аккуратно и почти изящно. Да и сам он за эти сутки не потерял изящества в своем хорошо сшитом и почти не измявшемся костюме. Видно, в камере он устроился по-хозяйски, привычно и уверенно. Он и вообще-то не потерял уверенности и, кажется, вполне пришел в себя после столь неожиданного ареста.

Высокий, стройный, он входит энергично и подчеркнуто спокойно, а на узком нежно-розовом лице сияет безмятежная, прямо-таки детски-наивная улыбка. Он уже готов и сказать что-то в таком же роде сидящему за столом Кузьмичу, но тут он видит вдруг меня, расположившегося в стороне, на диване, и сразу, конечно, узнает. Как будто облачко проходит по его лицу, на миг стискиваются зубы, даже ритм движений сбивается, когда он делает несколько шагов, подходя к столу. Все это, конечно, едва заметно, но слишком велико напряжение встречи, чтобы я мог упустить такие признаки очевидного его смятения. Да, увидеть меня он, конечно, не рассчитывал, и теперь его план поведения на допросе скомкан, даже вообще проваливается, - надо срочно перестраиваться, искать новую линию поведения и защиты. А пока он в явном смятении, и надо быстрее воспользоваться этим моментом.

- Садитесь, Совко, - как всегда спокойно, даже буднично говорит Кузьмич. - Для начала хочу вас предупредить. Игра в прятки не состоится. Не подойдет к данному моменту. Мы вас уже знаем, и прошлые ваши дела, и сегодняшние. И, в отличие от правил, о которых вы, полагаю, наслышаны, я намерен сразу сообщить вам то, что мы знаем, чтобы вы поняли, в чем упираться бесполезно, даже, пожалуй, вредно для вас.