Слепой Орфей - Александр Мазин

– Да не беспокойся ты, Глебушка! – нежным хрипловатым голоском пропела Елена.– Ты просто вспомни!

Стежню очень хотелось надеяться, что он так же непроницаем для этой женщины, как и она – для него. Однако он не стал проверять, а просто закрыл глаза, скользнул по древу памяти вниз, и перед его мысленным взором возник образ Леночки Энгельгардт пятилетней давности.

– Ну как, похорошела? – кокетливо спросила женщина, когда Стежень открыл глаза.

– Не то слово! – искренне ответил Глеб.

– А конкретнее, милый?

– Конкретнее… Была, верно, замарашка. А теперь – очень привлекательная женщина. Ты довольна?

– Конечно, довольна. Но я же просила поконкретней, доктор Стежень!

– Не понимаю,– сухо сказал Глеб.

– Хорошо.– Женщина улыбнулась.– Я помогу. Например, рост.

– Вроде прибавилось сантиметра три?

Елена засмеялась.

– Межпозвоночные диски, осанка? – предположил Стежень.

– Десять.

– Что – десять? – растерянно спросил Стежень.

Тут же поймал себя на том, что поддался ее игре, и сосредоточился.

– Не три, а десять сантиметров. Могла бы и больше, но больше не нужно. Волосы, кожа, мышцы,– Елена погладила себя по бедру,– это совсем просто.

– Для того, кто хочет и умеет,– просто,– согласился Глеб.

– Зубы ты сам мне сделал, спасибо. А посмотри сюда.– Женщина вытянула ногу.– Может великолепный доктор Стежень удлинить берцовую кость?

– Хирургически.– Глеб уже понял, куда она клонит, но решил поддержать игру.

– А уменьшить стопу? Или поиграть с формой лицевых костей?

– Я бы не взялся.

– Посмотри, Глебушка, посмотри на меня внимательно. Не сразу, постепенно, год за годом. Но теперь – почти всё. Я довольна. А скажи мне, милый, знаешь ли ты, когда и почему меняются линии на ладони?

– А, черт! – воскликнул Стежень.

– При чем здесь черт? – Елена засмеялась.– Вижу – знаешь.

– Да,– мрачно согласился Глеб,– знаю.

– Глебушка, солнышко, не переживай ты так! – нежно проговорила Елена.– У тебя Христос, у меня Душка. Каждому свое.

Она подсела к нему, прижалась теплой грудью:

– Глебушка, ты ведь сам говорил: у каждого свой путь, да? И мне на моем – хорошо. Я ведь тебя на него не зову, верно? Не обижай меня, Глебушка, мне от этого больно! – Заглянула снизу ему в глаза: – Не ругай меня, пожалуйста, и не отталкивай. А худо будет – только намекни. Уж я к тебе, со своего пути, всегда прибегу и помогу! И платы мне никакой не надо! Я теперь бога-атая, Глебушка! Почти как Сермаль. Ничего мне не надо. Только вы с Кириллом, вы, праведные, меня не отталкивайте!

Она обвила руками шею Стежня, прошептала, касаясь губами уха:

– Пожалуйста, не гони меня…

– Никто тебя не гонит.– Стежень решительно отстранил ее от себя.– Только веры твоим словам, Ленка, прости, немного!

– Веры? – Женщина засмеялась, но смех вышел горьким.– Без веры я как-нибудь… Мне бы понимания немножко. И сострадания…

– Это будет,– обещал Стежень и хотел подняться, но женщина его удержала.

– Вот смотри.– Она коснулась губами своего хрустального оберега, сняла его и положила на подоконник.– Дай мне руки!

Глеб протянул открытые ладони, Елена вложила в них свои, и Стежень ощутил, как соприкоснулись их нежные эфирные тела. Он услышал, как сквозь туман, тихий вскрик Елены. Через мгновение он сам еле сдержал крик. Родившийся вихрь взметнул их и закружил, словно одуванчиковый пух. Невероятным усилием Стежень обуздал поток, позволил ему медленно истекать вверх, поднимаясь, как пар над горячим источником…

Руки их разъединились.

Еще целую минуту они сидели не двигаясь, потом Елена грациозно потянулась, подхватила Душку и повесила на шею. Хрустальный череп вспыхнул зеленым огнем, но женщина прикоснулась к нему, и огонь угас.

Глеб встал. Тело его стало совершенно невесомым. Как воздушный шар.

– Спасибо, дружок,– поблагодарил он, коснувшись губами пушистой черной макушки.– Я пойду, надо подумать.

И вышел, аккуратно притворив дверь.

Женщина проводила его нежной улыбкой, но как только закрылась дверь, улыбка сошла с ее лица, словно ее кто-то стер. Руки Елены совершили несколько быстрых движений, и в воздухе повис красный призрачный шар размером с детский мячик. Повинуясь движению тонких пальцев, шар поплыл к двери, коснулся ее, протек насквозь и пропал.

– Храни его,– прошептала женщина.– Храни его для меня…

Глава третья

Олег Ликанов подчинялся потому, что сопротивляться было нечем. Вся его воля исчезла, хотя ум продолжал работать и, в частности, совершенно отчетливо констатировал происшедшую перемену. Но никаких эмоций. Поднимаясь лифтом на девятый этаж, в собственную, полгода назад приобретенную квартиру, Ликанов был спокоен, как мертвец. А ведь там, наверху, его жена. Хоть и не пылко любимая, но преданная и заботливая. Никогда прежде Олегом не обижаемая. И вот сейчас Ликанов вез к ней, в свой собственный дом, опаснейшее из существ. А мог бы… В том-то и дело, что не мог!

Рустам одобрительно похлопал Олега по плечу (Морри опять отошел, позволив жертве вкусить плоды победы):

– Не робей, Одежек! Я зла не помню. Я о тебе позабочусь.

Глазки у Кермаева тусклые, подлые. От него ощутимо попахивало потом и еще какой-то гнилью.

Ликанов молчал. Извне он куда лучше Рустама представлял отношения жертвы и Хозяина. Но не жалел бывшего ученика. И не оправдывал. И не обольщался. Вся суть Рустамчика – настежь. Как на ладони. И еще Олег знал: любую гадость, какую задумает Кермаев, Морри поддержит и разовьет. И так будет, пока Морри-разум не решит, что достаточно освоился в новом мире. Тогда жертва станет Пищей. У него, Ликанова, положение самую чуточку получше. Его взяли через эгрегор. Это не прямая связь, поэтому у Олега осталась свобода мыслить и крошечка видения, унаследованная от поглощенного эгрегора. Ликанов мог ощущать, как поглощенный охраняет Хозяина от посягателей. Еще Олег понимал: окрепнув, Морри снова пойдет в атаку, чтобы хапнуть кусок покрупнее. И тогда маленький эгрегор тоже получит свой кусочек. И кусочек кусочка получит Ликанов… Если послужит Хозяину.

Скоростной лифт бесшумно скользил вверх. На голубом пластике было написано:

«Звоните, мальчишки, я вас люблю! Света». И телефон.

Лифт остановился.

Вышли. Ликанов открыл застекленную дверь. Его собственная, дальняя справа, обитая черной кожей, обшитая деревом стальная плита. Немецкий замок. Без ключа не войдешь. Урони Олег связку где-нибудь по дороге…

«Хотя бы позвони!» – прошептал кто-то внутри.

Но Ликанов не позвонил. Воткнул ключ. Поворот вправо, два поворота влево…

– Олежек, ты? – откуда-то из комнаты донесся голос.

– Я,– глухим голосом отозвался Ликанов.