Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

Бурмакин полёживал на пригорке, смотрел на драку одним глазком и только диву давался — Переплут метелил шпану по всем канонам голливудского боевика. Гопники у него, то бороздили телом траву, то бодали лбом стволы деревьев, то клевали носом землю, словно птицы, то пятились в реку, точно раки. Наконец, брат два загнал всю кодлу в Сосновку.

— Помойтесь, ребятки.

— Ничего себе, — встрепенулся Бурмакин, — ты что, дружище, и «Белое солнце пустыни» смотрел?

— А как же.

Переплут стал загонять шпану всё глубже в реку.

— Дай нам вылезти на берег, — угрожающе процедил уголовник, — по-хорошему, тебя прошу.

— А пивком тебя не угостить? — расхохотался Переплут, сам, забираясь в воду по пояс.

— Ату его! — завопил главарь.

Он схватил палку, плавающую в реке, и стал тыкать ею Переплута, словно рогатиной, остальные шестеро тоже накинулись на своего обидчика. Поднялся целый фонтан брызг, и сквозь них Бурмакин разглядел, как Переплут превратился в бурого медведя, главарь в бородатого мужика с ремешком вокруг головы, а шесть его шкетов обернулись рыжими псами, готовыми задрать косолапого. Медведь взревел и принялся раскидывать псов в разные стороны, те завыли, заскулили и кинулись наутёк. Напоследок, косолапый выхватил рогатину из рук мужика и перелобанил его удалую голову. Бородач, обливаясь кровью, рухнул в реку, его тело стало сносить течением. У Бурмакина подкосились от ужаса ноги, но он прыгнул в воду и вытащил мужика на берег. Когда его бездыханное тело коснулось земли, бородач снова превратился в уголовника, медведь в Стэтхема, а рыжие псы в хулиганов.

— Уф, кажись, живой, — склонился над окровавленным парнем Ваня.

— Ну, как? Здорово я их отволтузил?! — рассмеялся, довольный собой, Переплут.

— Это была жесть, но как я на работу с таким фингалом покажусь? — загоревал Бурмакин.

— Ничего, до свадьбы заживёт.

— До чьей свадьбы?

— Не до моей же.

— Ну, что, брат два? — поднялся с травы Ваня, — пошли искать твоё капище?

— Всё, что нужно, мы уже нашли, — успокоил его Переплут, — а, знаешь, Ивашка, что для нас с Припекалой самое поганое в вашей жизни?

— ?

— Нам постоянно приходится превращаться в каких-то англичан и американцев. Неужто российского актёра нельзя до мирового уровня раскрутить?

— Видимо, нельзя.

Девушка быстро оделась, дрожащим голосом поблагодарила своих спасителей и посеменила домой.

— До чего же нынешние девы все тощие, — с сожалением, отметил Переплут, глядя ей вслед, — одна кожа, да кости, не то, что раньше. А ведь когда-то было на что посмотреть, было за что подержаться. И почему она платком всё время прикрывается?

— Это парео, — просветил Ваня, — а прикрывается она им, потому что считает себя чересчур толстой.

— Она чересчур толстая? — обалдел Переплут, — тогда я — недалёкий Прометей, стыривший для вас огонь, для остолопов.

— Современные девы помешаны на худобе, — ухмыльнулся Ваня, — посмотри любой телевизионный канал, открой первый попавшийся журнал — сам убедишься.

— Это всё англосаксы, иберы и галлы проклятущие придумали, — раздражённо заметил Переплут, — вот бы кому неплохо по сусалам съездить.

Часть вторая

Детская неожиданность

Глава 10. Чудеса в решете

1. Вера

— Вер, как же ты не понимаешь! — схватился за голову Бурмакин, — Земля и так перенаселена, скоро вода станет дороже золота. Ресурсы нашей планеты не в состоянии выдержать нашествия такого количества двуногих тварей, которые по-стахановски испускают парниковые газы и увеличивают озоновую дыру. Зачем нам младенец? Ну, зачем? Нам и с тобой и так хорошо. Ведь хорошо? А ребёнок только всё усложнит и затруднит. Смотри: во-первых, я кучумаю в съёмном жилье, и хозяйка в любой момент может дать мне пинок для скорости. Пока у нас с тобой не будет своей квартиры, даже думать не стоит о младенце. Во-вторых, ты же знаешь, мед обслуживание предоставляется только по месту прописки, ясли и детский сад — тем более…

— Бурмакин, я так понимаю, что ребёнок тебе не нужен, — перебила Ивана Вера, — и я тебе тоже не нужна.

Вера — хорошенькая, голубоглазая брюнетка резко отвернулась, между её густых ресниц прошмыгнула первая слезинка.

— Нежданова, — Бурмакин нервно зашагал по комнате, — ты несёшь полную чушь. Но женщина может себе это позволить, мужчина — никогда.

В этом месте Бурмакин надулся, как индюк и решительным жестом подтянул свои треники.

— Пойми же ты, мужчина за всё несёт ответственность, за всё. Сначала мы должны окончательно стать на ноги, обзавестись собственным жильём и только тогда…

— Тогда мне стукнет сорок лет, — всхлипнула Вера.

— А хотя бы и так, — не сдавался Ваня, — ну, какая из тебя мать в данный момент? Тебе всего двадцать пять.

— Мне уже двадцать пять.

— На западе люди заводят потомство после сорока, — привёл Иван ещё один аргумент, — сначала они думают о своей карьере и только потом о продолжении рода. И это правильно.

— Бурмакин, ты готов трахаться в двух презервативах, лишь бы я не залетела.

— Чур, меня, — перекрестился Ваня, — только этого ещё не хватало.

— Мы встречаемся уже три года, — заплакала Вера, — а ты ведёшь себя так, словно у тебя нет передо мной никаких обязательств.

— Сейчас вся молодёжь проживает раздельно, это веяния нашего времени. Скажи, разве тебе плохо?

— Да, мне плохо. Я живу у родителей, и каждый день меня изводят вопросом: когда же я выйду замуж?

— Пойми ты, наконец, всё упирается в жильё, — стоял на своём Бурмакин, — вот когда мы возьмём ипотеку, тогда другое дело. А пока мне нужно ещё с кредитом за «форд» разобраться.

Вера ещё раз хлюпнула аккуратным носиком и достала платок.

— А я вчера гадала на картах, и по всему выходит, что в этом году мы поженимся, и у нас родится сын.

— Каким образом? Беременность, если ты в курсе, протекает девять месяцев. Так что по любому, роддом в этом году тебе не светит.

— Карты не врут.

— Что за мракобесие?

— У всех, кому я гадала, всё всегда сбывалось.

— Чушь! — взвился Бурмакин, — обалдела совсем?! В двадцать первом веке в какие-то гадания верить. Нежданова, у тебя что, совсем чердак снесло? Может, тебе успокоительные попить?

Зазвонила мобила, Иван, чертыхаясь, взял трубку. В ней раздался до боли родной голос:

— Вань, ты там скоро? — нетерпеливо поинтересовался Переплут.

— Не мешай.

— Долго ты ещё будешь со своей девой рассусоливать? Я есть хочу, калачей хоть вынеси.

— Сам сходи и купи.

— У меня денег нет.

— Боги пирожков не лопают, они амброзией питаются, — отрезал Иван и нажал отбой.

Через секунду телефон зазвонил снова. Бурмакин побагровел и прижал телефон к уху.

— Ну, Ваньша, ну, погоди! — наперебой запищали анчутки, — вернёмся, на английский флаг тебя порвём!

— При чём тут я?! — переполошился Бурмакин, — это Переплут вас забыл!

— Супротив него не попрёшь, — призналась нечисть, — а вот тебе, козлу, мы ещё свинью подло-о-ожим.

— И что вы мне сделаете?

— Скоро узна-а-аешь.

— Пошли в баню! — огрызнулся Бурмакин и швырнул трубку.

— Судя по твоим воплям, — хмыкнула Вера, — это тебе пора принимать успокоительные. И скажи-ка, друг ситный, кто это тебе такой роскошный фингал навесил?

Телефон зазвонил в третий раз. Ваня грозно втянул носом воздух и схватился за трубку.

— Бурмакин? — из трубки послышался незнакомый начальственный бас.

— Да-а-а, — оробел Иван.

— Немедленно явитесь в подвал. У нас к вам ряд неотложных вопросов.

— Уже иду, — Бурмакин поплёлся на лестничную клетку.

2. Бесовская баня

Зашёл Ваня в подвал, а это и не подвал вовсе, а русская баня. Да не простая, а для дорогих гостей срубленная, ценными породами дерева отделанная, да роскошной мебелью обставленная. И будто, он уже в парилке, от каменки жаром пышет, от ароматного пара дух захватывает. А на полке лежат две обнажённые девы красоты неописуемой и так к себе и манят, так и манят. Сами белокурые, а кожа у них жемчужно-розовая. Налитые такие девахи, аппетитные, не хуже, чем в глянцевых журналах, кажется, только их пальцем ткни, так они и брызнут. Первая дева и говорит:

— Снимай исподнее, Вань, ты же в нём сопреешь.

Расстегнул Иван непослушными пальцами пуговки рубашки, скинул треники и застыл в одних семейных трусах. А вторая дева и предупреждает:

— Осторожно, Ваня, тут склизко. Иди к нам, да не оборачивайся.

Пошёл Иван к распутницам, а те изгибаются, извиваются, прелестями своими роскошными трясут, да и спрашивают: