Колыбельная - Эд Макбейн

Он сидел за своим столом в рубашке с короткими рукавами. Мужчина среднего роста с головой, уходившей в плечи, и неправдоподобно голубыми глазами. В его кабинете было чудовищно жарко. Что-то случилось с этим чертовым термостатом. Надо будет позвонить в хозяйственный отдел.

— И не забудьте о том, который пошел за мной, — сказал Клинг.

— Ты думаешь, это взаимосвязано, а? — спросил Браун.

— Должно быть, — кивнул Карелла.

— Ты его запомнил?

— Ни фига.

— Итак, что мы имеем, — подытожил Паркер, отвернувшись от окна. — Шестерка на побегушках рассказывает тебе сказочку, требует, чтобы к нему приставили наших парней, и ты заглатываешь наживку вместе с крючком. Потом он сматывается, а ты чему-то еще удивляешься.

— Энди, он сказал мне, что скоро будет крупная сделка.

— Да ну, когда же?

— В ночь на следующий понедельник.

— А где?

— Он тогда еще не знал.

— Да? А ты думаешь, он вообще что-нибудь знает? Ни черта он не знает! Потому что нет никакой сделки и в помине. Он раскрутил тебя на охрану, пока все это дерьмо не утихнет, Арти прав. А сейчас ты ему не нужен, поэтому он смотался и даже пожелал тебе удачи. Мысленно.

— Может быть, — сказал Клинг.

— Но зачем ему было врать? — спросил Бернс.

— Чтобы получить охрану наших парней, — сказал Паркер.

— Тогда почему бы не соврать еще больше? — спросил Карелла.

— Что ты имеешь в виду?

— Назвать время, место, участников. Что так скромно-то?

Все в кабинете замолчали.

— Потому я и решил, что он на самом деле пытается выяснить все это, — кивнул Клинг.

— Зачем? — спросил Паркер.

— Чтобы мы могли повязать их всех.

— Зачем? — повторил Паркер.

— Когда мы их повяжем, они не смогут больше его беспокоить.

Паркер пожал плечами.

— Да, это — причина, — сказал Бернс.

— Повязать посс целиком, — мечтательно улыбнулся Браун.

— И Геррера сможет гулять спокойно, — добавил Мейер.

— Но все же тут что-то не так, — сказал Карелла. — Почему они хотят в первую очередь убить его?

— Ага, — сказал Паркер.

Мужчины переглянулись. Похоже, ответа никто не знал.

— Так, кто следующий? — спросил Паркер. — Я хочу домой.

Браун вздрогнул.

— Ты меня до инфаркта доведешь, Энди, — сказал он. — Может, и вправду на этом закончим, лейтенант?

Бернс нахмурился. Паркер вздохнул, он выглядел как святой Себастьян, когда того протыкали стрелами.

— По этому двойному убийству на Новый год, — сказал Карелла. — Мать девочки убили в Сиэттле в ночь на понедельник. Может быть, эти убийства связаны между собой, мы пока не знаем. Я увижусь с ее сестрой сегодня в конце дня.

— Ее сестра живет здесь? — спросил Бернс.

— Да. На Калмз-Пойнт.

— Переехала из Сиэттла, — объяснил Мейер.

— Так ты вообще накопал уже чего-нибудь? — нетерпеливо спросил Паркер.

— Пока нет. Согласно показаниям о времени совершения убийства...

— Ах, показаниям! — пренебрежительно хмыкнул Паркер.

— Дай ему договорить, — сказал Уиллис.

— Да тебе шесть человек дадут шесть разных показаний, — проворчал Паркер. — Это будет выглядеть, как будто жертву убивали шесть раз в течение дня.

— Дай человеку договорить, — повторил Уиллис.

— Уже десять минут пятого, — огрызнулся Паркер. — Вот что у нас есть, — сказал Карелла. — В половине первого няня была еще жива. Родители вернулись домой в половине третьего и обнаружили ее и ребенка мертвыми. Отец выпил, но когда мы туда приехали, он уже был трезв.

— Девушка была изнасилована и зарезана, — добавил Мейер.

— Ребенка задушили подушкой, — продолжил Карелла.

— А что было в Сиэттле? — поинтересовался Браун.

— Пистолет.

— М-м-м.

— А откуда вы знаете, что в половине первого она была еще жива? — спросил Клинг.

— Не хочешь взглянуть вот на это? — спросил Карелла и протянул ему график, который они составили вдвоем с Мейером.

— Двадцать минут пополуночи, — прочитал вслух Клинг. — Гарри Флинн звонит, чтобы поздравить Энни с Новым годом.

— Это отец няни? — спросил Уиллис.

— Ага, — кивнул Мейер.

— Половина первого, — продолжал читать Клинг. — Звонит Питер Холдинг, чтобы проверить, все ли в порядке с ребенком...

— Питер кто? — спросил Паркер.

— Отец ребенка. Он сказал няне, что они будут дома попозже. Спросил, все ли в порядке.

— Все было в порядке? — спросил Бернс.

— По словам Холдинга, она разговаривала нормально.

— Без напряжения, не под принуждением? Ему не показалось, что с ней кто-то был?

— Он сказал, что все звучало вполне естественно.

— И это было в половине первого, да? — спросил Уиллис.

— Ну да, по словам Холдинга.

— Который был немножко пьян, нет? — хмыкнул Браун.

— Ну на самом деле даже не немножко, — ответил Мейер.

— Итак, вот ваша проблема, — сказал Паркер. — Начало вашего графика, кстати, вполне вероятно, связанное с возможным временем убийства, основано на том, что вам сказал долбаный алкаш.

Карелла посмотрел на него. — Я прав? — спросил Паркер.

— Может быть, — ответил Карелла.

— Так что, теперь мы можем пойти по домам?

Иногда этот город причинял ей боль.

В такой день, как сегодня, с низкими облаками, начавшими собираться над рекой, такими серыми и густыми. Серая вязкая вода. И запах снега в воздухе...

В такие дни она вспоминала детство.

Вспоминала, каким прекрасным местом для игр был этот город зимой, летом, весной и осенью. Игры на улице менялись вместе с временами года. Зимой, в такой, как сегодня, день, дети исполняли волшебный маленький танец на улице, молясь, чтобы пошел снег и завтра можно было не ходить в школу, чтобы вместо занятий были снежки и снежная крепость. Девочки кричали от ужаса и восторга, когда мальчишки гонялись за ними по узким, внезапно побелевшим каньонам.

Эйлин хихикала, щеки ее раскраснелись, глаза блестели. Она была облачена в плотную парку, шерстяная шапочка с помпончиком натянута до ушей, рыжих волос совсем не видно. Потому что она тогда еще стеснялась выглядеть слишком уж ирландкой. Ее мама всегда говорила: «Знай, мы — американцы, мы не вчера сошли с корабля».

Эйлин любила этот город.

За то, что он вдохнул в нее дух соревнования, жажду победить и выжить. В этом городе канализационных крыс. Так говорил ее отец, Майкл Берк. Все называли его Папашей, потому что волосы Майкла были совершенно белыми, и он в свои двадцать шесть выглядел, как собственный дедушка. Папаша Берк. Его застрелили, когда она была еще маленькой девочкой. Ограбление винной лавки. На его похороны пришел сам уполномоченный. Он сказал Эйлин, что ее отец был очень храбрым человеком. Они дали матери свернутый американский флаг.

Дядя Мэтт тоже был копом. Она очень любила дядю Мэтта, любила его истории об ирландских эльфах и волшебных странах. Истории, которые он услышал от своей матери, а та — от своей, и дальше, дальше, через поколения все возвращалось к тем временам, когда Ирландия вся была зеленой и покрытой нежной дымкой, к тем временам, когда на этой земле не лилась кровь. Любимым тостом ее дяди было выражение, которое очень часто повторялось в радиошоу: «За пурпурные ночи и золотые дни!» Недавно Эйлин слышала, как Мэрилин, новая подружка Хола Уиллиса, произносит то же самое. Может быть, ее дядя слушал того же самого ведущего.

Может быть, дядю Мэрилин все же убили в баре не тогда, когда он отдыхал после смены и потягивал свой любимый напиток, провозглашая свой любимый тост за пурпурные ночи и золотые дни. Его убили в тот день, окрашенный в красный цвет не лучами заходящего солнца, а кровью, и когда в бар вошел закрывший лицо красным платком грабитель, дядя Мэтт потянулся за своим служебным револьвером. Пули отбросили дядю Мэтта от стойки, а бандит забрал из кассы 52 доллара 36 центов.

Любимый дядя Эйлин умер на полу в луже собственной крови. Семья получила еще один свернутый американский флаг. Стреляли на старой Сто десятой улице в Риверхеде. Ее называли Долиной Смерти по поэме Теннисона. Бог его знает почему. В лексиконе копов часто можно встретить самые неожиданные слова и понятия.

Эйлин думала, стоит ли говорить Карин Левкович о главной причине, по которой она поступила на службу в полицию. Она думала, что когда-нибудь сможет встретить этого сукиного сына с красным платком на лице, сорвать с него платок и взглянуть в глаза перед тем, как разрядить в него револьвер. Дядя Мэтт был главной причиной. Не отец, которого убили, когда она была слишком мала. Дядя Мэтт... У нее на глаза все еще наворачивались слезы, когда она думала о нем, об его эльфах и волшебниках.

Этот город...

Он научил тебя, как что-то делать лучше, чем ты умела до сих пор. Научил тебя, как быть лучшей. Такой она и была. Бывшим лучшим копом в этом городе. Никогда не переоценивала себя, но действительно была лучшей. Она выполняла свою работу с тем чувством гордости, которое привил ей ее отец, и с чувством юмора, которое воспитал в ней дядя. Чувство юмора уравновешивало все недостатки и достоинства. Она легко выполняла каждое новое задание, зная о себе, что была профессионалом из профессионалов. Конечно, до тех пор, пока этот город не вышиб из нее все.