Дорога на Аннапурну - Марина Москвина

И тут я заплакала. Просто не поверила своим глазам, что вижу нечто такое, куда можно сесть и ехать, а не только — все время — своими ногами!..

Последний спуск: теперь закрою глаза и вижу его каждый камешек, каждый листок, травинку, песчинку — глядела-то под ноги, чтобы не упасть.

И — ПОСЛЕДНИЙ ПОДЪЕМ, такой крутой, что прямо перед глазами стояла выжженная солнцем земля, донизу прошитая корнями трав и деревьев. Сверху кто-то тянет за руку, снизу толкает — одним словом, могучей волной меня вынесло на берег и оставило лежать на песке, на солнцепеке, среди мокрых галек.

24 глава

У каждого человека есть свой слон

В здравом уме и ясной памяти я попросила воды и анальгина, потому что иначе не влезла бы ни в машину, ни в автобус, не выбралась бы оттуда, короче, не совершила бы самых обыкновенных действий, необходимых для размещения в гостинице, похода в ресторанчик и так далее. К тому же столь несвойственная мне царственная поступь, исполненная величия, на редкость не вязалась с нормальными городскими человеческими условиями.

Краем уха я слышала, как Лёня попробовал договориться с таксистом, тот запросил до Покхары тысячу рупий. Тогда Лёня взял билеты на рейсовый автобус — жестяной, размалеванный, дребезжащий, гудящий, курящий, битком набитый, открытый всем ветрам.

На прощание Кази вынул из кармана заветный кошелечек и достал оттуда фотокарточку своей жены.

— Я хочу, — сказал он, — чтобы вы на нее посмотрели.

Ну, мы, конечно, восхитились ее молодостью и красотой.

Лёня подарил им на счастье китайский фонарик, вручил «летел» — от укусов насекомых, лекарство от малярии для мамы Кази Гурунга (он жаловался, что она болела) и щедро заплатил Кази Гурунгу за его верную службу.

Мы обняли его. Он забросил нас в автобус. И долго стоял на дороге, опустив руки, не махал, ничего. А потом прыгнул с отвесной насыпи и побежал обратно к себе домой в сердцевину гор.

Мы стали пробираться вглубь салона. Я предложила оставить в проходе большой рюкзак, но Лёня сказал:

— Спасибо! Я уже оставил один раз вещи на проходе в автобусе, который вез нас из Наини-Тала в Дели, и что из этого вышло? Все украли! Теперь я буду ехать и крепко прижимать, что у меня есть, к себе. И ты тоже прижимай.

Вот так мы ехали и прижимали к себе наши вещи.

Дверь у них в автобусе всегда открыта и там стоит какой-нибудь отчаянный непалец, высунувшись по пояс. Из окна без стекла дул такой силы ветер, что с Лёни сорвало шапку. Водитель зычно трубил на поворотах. Быстро темнело.

Мы жадно смотрели туда, откуда пришли. Горы таяли и пропадали в синеве, растворялись, рассеивались, как дым, испарялись, изглаживались. Лишь на мгновение — с бьющимся сердцем — увидали мы проблеск далекой, увенчанной снегами вершины. А среди размытых очертаний исполинских деревьев показался баньян, под которым Лёня сфотографировал Никодима и сочинил стихотворение:

прислонился всем телом к огромному деревумаленький человечек: отдохну и пойдулюди приходят ко мне ненадолго —подумало старое дерево

Меня так знобило, зуб на зуб не попадал. Честно говоря, я была не очень довольна собой. Ничего, думала я, настанет день, и я покажу себя с лучшей стороны…

Перед нами сидел заполошный француз со спутанными волосами — мой папа Лев называет такую прическу «буря на макаронной фабрике». Так вот этот парень с лихорадочно блестящими глазами дергал всех за рукав и яростно допытывался — где тут предполагаются танцы на всю ночь? (Он тоже вернулся с «АВС»!)

— Негде ночевать, — он нам признался по-свойски. — Протанцую до утра и первым автобусом двину в Катманду.

Этого безумного танцора высадили в центре Покхары, и он устремился на звуки музыки, смех и огни. А меня и Лёню аккуратно подбросили до нашего тихого «Лунного» отеля и взяли с нас всего пятьдесят рупий.

Когда мы появились, администратор до того обрадовался, будто уже и не чаял нас увидеть. Их диалог с Лёней напомнил мне таинственный разговор дзэнских монахов:

— Где ты был?

— Я гулял в горах.

— Как далеко ты зашел?

— Вначале я скитался среди ароматных трав, затем следовал за опадающими цветами.

Нам дали очень престижный «президентский» номер. Лёня утверждает, что в тот момент в «Moon Hotel» не было электричества.

— Там темно было, помнишь? Мы вошли, а свет не зажигается!

Я этого просто не заметила.

Что мне свет? Когда я, исполненная ликования, пусть даже на ощупь, обрела свой собственный душ и унитаз!

Мы шикарно поужинали, на славу отпраздновав наше возвращение. И тогда я спокойно и блаженно слегла в постель — с высокой температурой, жуткой аллергией, распухшими конечностями, с больным животом, заложенным носом, ночью меня тошнило — видимо, ко всему остальному плавно присоединился солнечный удар.

— А дождь хлынул, ты помнишь? — Лёня меня спрашивает. — В ту ночь, когда ты угасала у меня на руках, полил сильный дождь. И если б мы задержались на один день, мы бы уже не вернулись, потому что смыло мосты. Не зря туда не рекомендуют ходить в это время — как раз начался сезон дождей.

Дождь помню. Потому что Лёня меня успокаивал:

— Ничего, — говорил он, укладывая мне на лоб холодный компресс. — Хотя у нас много разных невзгод, зато крыша не протекает!

— Отдохнули — классно! — говорил он. — Так и вижу картину: один худой, как щепка, другая — колосс на глиняных ногах, в больнице лежат, в палате паразитологии на Соколиной горе, рассматривают фотографии своего путешествия.

Пришлось нам остаться в Покхаре еще на день, так как состояние мое было ужасающим. Лёня с утра ушел за лекарствами, я — в лёжку, вдруг в дверь постучался индус — он принес мне от Лёни завтрак на подносе! Кофе в постель!

Потом явился Лёня с ворохом лекарств.

Потом он отправился на базар и купил мне тончайшую индийскую юбку, нечто вроде сари. Брюки на меня уже нельзя было надевать.

— Саре купили сари! — радостно каламбурил Лёня.

И хотя от своих переходов мы так исхудали, что ветер мог носить нас над землей, юбка мне оказалась мала. Ее не хватило даже на один-единственный обхват!

Лёня побежал обратно — менять! А продавщица уже возлежала на куче юбок и кормила младенца грудью. Заслышав том, что самая широкая юбка, в которую трижды сможет завернуться любая непальская женщина, кому-то оказалась МАЛА, она отложила ребенка в сторону, села за швейную машинку и приветливо пристрочила к нашей юбке еще одну юбку, точно такую же! Мы оценили ее изобретательность.