Скверная жизнь дракона. Книга третья - Александр Костенко

Пришлось пойти на хитрость и расходовать лишь половину выносливости, уполовинив цикл. Делал я это специально, чтобы количество маны не опускалось ниже тысячи пунктов. В случае нападения лучше дать бой и сбежать, нежели воевать с пустыми резервами и на голом энтузиазме — на нём долго не повоюешь.

Спустя пять циклов сустав вправился, наградив моё сознание порцией жгучей боли. Но я был ей рад настолько, что едва не заплакал от счастья. Оставалось немного: убрать опухоль, чтобы сустав вновь смог двигаться. Оставалось совсем чуть-чуть. Немножко, совсем немножко.

Но через один полный цикл опухоль так и не сошла. Как и ещё через один. И ещё. И ещё один.

С каждым циклом пространство вокруг шатра всё сильнее наполнялось жизнью: кто-то постоянно кого-то звал, слышался деревянный стук, что-то трещало, иногда даже был слышен звук удара металла о металл. В иногда звуков было настолько много, что они сливались в одну сплошную какофонию; в другие же моменты звуки затихали настолько, что редкий крик отчётливо слышался. Шла обычная цикличность дня и ночи.

Когда звуки практически затихли и племя явно готовилось к очередной ночи — недалеко от шатра прошёл табун лошадей. Это поставило точку. Лог.

Мана: 1080/1480

Выносливость: 1655/3360

Больше ждать нельзя. Не известно, сколько ещё потребуется времени для исцеления сустава, но ясно наверняка — племя вернулось с праздника. Надо убираться. К коленному суставу всё ещё не вернулась подвижность, но это уже неважно, ибо…

Боковыми зрением я уловил едва заметное движение. Колыхнулся полога шатра. Приняв боевую стойку, я приготовился накинуться на первого зашедшего орка — но орчиха с розовой кожей не оставила мне и шанса.

Сквозь опухшие синяки едва угадывались черты лица. Под глазами появились синие круги, а в глазах лопнувшие сосуды кровавыми прожилками опутывали зелёную радужку. Дыхание было неровным, словно девушка бежала сюда, а трясущиеся руки удерживали чёрное полотно из валяной шерсти. Кагата была в той же нарядной одежде, в которой праздновала вознесение божественных зверей. Вот только ярко-оранжевое платье покрылось слоем грязи, широких бус не было, пояс потёрся и вышитые рисунки кошки и котят превратились в невнятные кляксы с торчащими во все стороны нитками.

— Здравствуй, Кагата, — я постарался улыбнуться подруге. Я был рад её видеть, но отвечать она не спешила.

— Кагата? — она лишь с доброй, нежной грустью посмотрела на меня. Уголки её глаз заблестели.

— Что случилось? Ты не можешь говорить со мной?

Глубоко вздохнув, Кагата зажмурилась и замахала головой. То ли в ответ, то ли отгоняла слёзы.

Закончив трясти головой, орчиха посмотрела на меня широко открыв глаза. В её взгляде читалась решимость. Она расставила руки в сторону, развернув длинное и широкое полотно, со свисающими верёвками по краям.

На чёрном фоне золотыми нитками вышит дракон, изломанным крылом прикрывавший маленького котёнка. Своей искалеченной мордой он смотрел на дрожащий шерстяной комок и, казалось, что-то говорил ему. Успокаивал, приободрял. Котёнок жался к дракону, пытаясь спрятаться от больших и хищных птиц, кружащих недалеко от них.

Кагата развернула полотно лицевой стороной к себе и медленно приблизилась, хромая на левую ногу. Тусклым красным цветом мерцали края браслета, сковавшего тонкую лодыжку.

Подняв полотно, подруга обернула его вокруг моей шеи и крепко обвязала верёвками, затем выудила из кармана маленькую бутылочку и облила содержимым узлы. Спустя мгновение в них появился глянцевый отблеск. Возможно, это был клей и Кагата не хотела, чтобы закрывавшее две третьих шеи полотно слетело, когда мне будут рубить голову.

Убрав опустевшую бутылочку, Кагата глубоко вздохнула и крепко, до скрежета зубов сжала челюсти. Она показала на восток рукой и описала полукруг, ненадолго остановив руку над головой и потыкав пальцем в один из светильников, потом продолжила и закончила полукруг ровно на западе. Показала один палец. Показала на свой пояс. Показала на мою шею. И едва не упала, из её глаз потекли слёзы, она резко выдохнула и едва не закричала. Её браслет почему-то ярко светился красным. Кагата быстро задышала, пытаясь справится с болью, от которой её детское личико скривилось и больше походило на лицо старухи.

Отдышавшись, орчиха посмотрела на меня с мольбой. Я всё понял без слов: зачем она пришла, что пыталась сообщить, зачем размахивала руками и что означало обёрнутое полотно. Всё было понятно. Я пододвинулся и легонько ткнул носом в по-детски плоскую грудь орчихи. Она тихо заплакала, обхватив мою голову руками.

Нам оставалось жить ровно день. Завтра, когда солнце будет клониться к закату — за нами придут, и вслед за мной убьют Кагату.

Так мы стояли долго, как два старых друга, прощаясь навсегда. Не знаю, каким меня запомнила Кагата, но я запомнил орчиху весело смеющейся и с удовольствием приходящей ко мне каждый вечер.

— Ведь можно по-другому, — я расправил крылья, когда орчиха убрала с моей головы руки. Не полностью, но и этого хватило, чтобы Кагата впала в ступор от удивления.

— Я могу летать. И ты тоже, — я опёрся на левый локоть и протянул к Кагате правую культю, как бы приглашая отправится со мной. Я бы точно смог прижать её к животу двумя культями, и она не упала. Я мог бы обхватить её задними ногами. Да я даже был готов посадить её себе на спину, лишь бы спасти её.

Но вместо того, чтобы принять мою помощь — Кагата сделала шаг назад. Она посмотрела на свою ногу с браслетом и замахала головой. Стоило мне запротестовать, как канал мыслеречи оборвался. Круто развернувшись, Кагата сделала шаг в сторону полога и уже вытянула вперёд руку.

Я негромко зарычал. Этого было достаточно, чтобы Кагата испуганно подскочила на месте и уставилась на меня подобно загнанной в угол крысе. Но я не собирался нападать на неё, даже не думал навредить той, благодаря кому я сохранил жизнь. И не только сохранил, но и с пользой провёл эти месяцы: я узнал много нового об орках, об устройстве мира. И о том, что мама была права.

Мы, драконы, для разумных лишь кусок дорогого мяса, ценный ингредиент и показатель статуса.

Но я не мог бросить Кагату на произвол судьбы, даже если она отказывалась уходить со мной. Не знаю, в чём была причина её решения. Скорее всего, она не могла по своей воле покинуть думкаа́д ну Суттаа́к — ибо, являясь дочерью думкаа́д ну Руссу́ут, была связана договором и выступала заложником. Как и у меня, у Кагаты была своя гордость и она не собиралась от неё отказываться.

Неважно, что именно послужило причиной для орчихи остаться здесь, но я обязан отплатить ей. Она подарила мне шанс на жизнь, и раз части тел драконов так высоко ценятся, то глупо не подарить Кагате шанс выкупить свою жизнь.

Я подогнул под себя левую заднюю ногу, дотянуться мордой до ступни и сомкнул челюсти. Острая боль постучалась в сознание, но я к ней привык и не обращал внимания. Лишь запустил исцеление и направил три сеанса в лапу, дабы остановить кровотечение.

Орчиха шокировано смотрела на меня, приложив ладошки к опухшим щекам. Я пододвинул к ней морду и пристально посмотрел на её маленькие ладони. Кагата не сразу сообразила, что к чему, но всё же выставила перед собой ладошки. В них упал палец с правой задней ноги, со всеми суставами и с самым большим когтем. Этого подарка должно хватить, чтобы выкупить её жизнь. Или отсрочить смерть.

Не веря в произошедшее, глаза Кагаты увлажнились, а руки затряслись. В её взгляде смешалась благодарность и какая-то мольба. Я не понимал этот взгляд, но понимал, что поступил правильно. Кагата сложила в замок ладошки и прижала руки к груди. Она была благодарна.

Ещё раз посмотрев мне в глаз, она показала один палец, намекая на отведённое нам время. Поклонившись, она вновь скривилась от боли и поспешила уйти, браслет на её ноге мерцал ярким цветом.

Я остался один со своими мыслями и тем немногим отведённым временем. Лог.

Мана: 892/1480

Выносливость: 953/3360

Малый запас выносливости был не страшен, она теперь восполняется быстро. Больше всего пугало количество маны: на таких резервах пролететь получится километров пятнадцать, если не меньше, а орки уж точно бросятся в погоню. Но в запасе есть немного времени. Сейчас ночь, а утро настанет лишь через восемь часов: время ещё было.

Всё произошло быстро. Даже слишком быстро.

Сработала моя привычка ждать восполнения